Никогда

Валентин любил перебирать четки — это его успокаивало. Он никогда не был особо религиозен, то есть признавал, что где-то что-то есть, но где и что, не знал. Так что четки он использовал не для подсчета молитв, а для перебора воспоминаний. Четки у него были странные — с разномастными бусинами, самодельные, время от времени распускаемые, чтобы добавить еще одну. Сейчас эта привычка особенно ценна — когда память подводит… Валентин сидит у окна, открытого по летнему времени, ветер раздувает занавески как паруса, слышны крики чаек и шум моря. Море плещется почти под окнами его небольшого домика. В детстве он мечтал о таком. Валентин перебирает четки, разглядывает на свету бусины, сделанные из минералов с разных планет. Этот большой, почти не ограненный кусок обсидиана величиной с ноготь — Враг. Враг и никак иначе. Враг, понять которого землянам не удалось. Даже поговорить с ним было невозможно, вернее, шанс выпал лишь раз, и судьба распорядилась, чтобы переговорщиком оказался Валентин. Поэтому его было принято считать героем, человеком, остановившим войну… Так это или нет — история рассудит. Он просто делал то, что должен был. Валентин считал, что ему очень и очень повезло родиться именно сейчас, когда всем планетам, населенным людьми, пришлось объединиться для борьбы с Врагом. Он считал его почти спасителем человечества, одним своим явлением прекратившим все междоусобные войны. Враг был беспощаден просто в силу какой-то иной, непонятной человеку логики. Он был беспощаден и всемогущ. Его было легко убивать — морально легко. Валентин не был уверен, что смог бы так же легко убить человека, будь он хоть трижды преступником! Враг нависал прямо над их кораблем. Громадный, закрывающий полнеба, словно грозовая туча, и такой безмолвный. Он не отзывался ни на один сигнал. Он был разумен, это единственное, что было известно точно. Словно джинн, вырвавшийся из бутылки, он с наслаждением менял все вокруг, что бы ни попадалось на пути его преобразовательной силы: первый и единственный исследовательский корабль, направившийся к нему двадцать лет назад, когда он только появился у границ обжитого космоса, на глазах превратился в один огромный бриллиант, великолепно ограненный, сохранивший форму корабля. Ужасное в своем мрачном великолепии произведение искусства. Он так и остался вращаться вокруг Врага… А Враг, очень медленно, но непреклонно двигался к Солнечной системе. Десять лет назад ему на пути встала одна из колонизированных людьми планет. На ней цвели сады, жили люди… а затем планеты просто не стало… в одно мгновение! Не стало и пяти миллионов жителей. Врага атаковали, именно тогда погибли почти все представители семейства Морган, частью которого так неудачно стал Валентин. Генеральный штаб отдал приказ атаковать Врага. Тогда-то и началась настоящая война, за два года до того, как Валентин получил звание лейтенанта, и был отправлен служить. Он был приписан к дредноуту «Александр Великий» в качестве пилота истребителя, основы основ космофлота. Неофициально истребители считались высшей кастой среди пилотов. Вести большой корабль много ума не надо — пилота контролируют и люди, и техника — истребитель же сможет надеяться только на себя. Можно быть каким угодно человеком: заливать слезами и другими жидкостями летный комбинезон, орать, или материться, но от пилота требуется всего две вещи — сбивать корабли противника, и возвращаться на базу. Если пилот не умеет этого делать — он умирает. Во время войны подняться в звании очень легко — делай то, что должен делать, и тебя заметят. Так и поступал Валентин. И оказался прав — звания и награды сыпались на него, может не как из Рога Изобилия, но достаточно регулярно, омеге не на что было жаловаться. Он даже обзавелся друзьями и ухажерами. В училище и академии времени на такие глупости совершенно не было. Теперь по вечерам он часто сидел в каюте в компании с сослуживцами, болтал, играл в карты и шахматы. На борту «Александра Великого» кроме него было всего двое омег: один из связистов и адъютант полковника Жана Клебера, и, по совместительству, его супруг. Так что Валентин был обречен на успех среди альф. Ничего серьезного, разумеется, и Валентин не забывал о контрацептивах — ведь, как известно, на альфу в таких случаях надеяться глупо. Валентину всегда нравились звезды, ему нравились военные корабли, и ему нравилась его теперешняя жизнь. Смерти он не боялся, по крайней мере своей. Пожалуй, можно было бы сказать, что он счастлив, если бы не гибель его товарищей. Теперь это называлось «текучкой кадров». Впрочем, страшнее смерти было остаться калекой. Даже пословица такая была «Солдат молится о легкой ране или о смерти» Третий вариант был еще и самым нелепым, зачастую, если на счету было недостаточно денег, многие операции не делались, даже если уровень медицины их позволял. Валентин никак не мог понять, кому нужны толпы неспособных отрабатывать свое содержание, когда можно сделать их относительно трудоспособными? Но омега ничего не решал, ему осталось только, как и многим другим, бессильно злиться. ~○~○~ Война для офицерского состава состояла из попоек и сражений вперемешку, иногда перемежаемых добровольно принудительными походами к психологу или капеллану, по выбору. Валентин предпочитал капеллана — тот, по крайней мере, не лез в душу и не навешивал ярлыки. И категоричного мнения о чем-либо это старичок-бета в фиолетовой мантии, тоже не имел. С ним просто приятно было поболтать за чашкой чая. И именно ему рассказал Валентин и о своих впечатлениях и мыслях, возникших после первой своей встречи с Врагом (то, о чем он не писал в рапорте) и о своем безумном плане прекращения войны, хотя случилось это почти через пять лет после первой встречи. Это случилось в битве над Кьярдом — экзопланетой, населенной землянами и находившейся на пути следования Врага. Врага требовалось отвлечь, пока не будут эвакуированы все жители. Две задачи одновременно выполнять у Врага не получалось бы. Когда к нему приближались истребители, он выделял из своего тела, состоявшего из некой странной, не поддающейся анализу и непроницаемой материи, такое же количество кораблей. Дредноуты и линкоры он уничтожал на месте, с истребителями — играл, как сытый кот с мышью. Истребители носились друг за другом, отвлекая Врага от линкоров и шлюпок, переправлявших людей на корабли. Обычно все заканчивалось смертью по крайней мере трети пилотов. От врагов же ничего не осталось, ни обломков, ни тел. За что их и прозвали «Призраками». Истребитель Валентина был подбит, но и он не остался в долгу, подбив одного из трех «Призраков», висевших на хвосте. Они упали на выжженную к тому времени поверхность планеты — на горизонте виднелось то, что осталось от столицы, то, что потом будет называться Обсидиановым городом. Валентин откинул купол истребителя и выпрыгнул из него, не надевая шлем, вставив только носовые фильтры — на Кьярде хватало кислорода, но всюду пахло гарью. В крыле истребителя обнаружилась дыра величиной с кулак, а вот вражеская машина выглядела исправной. Валентин проверил заряд своего нейробластера и медленно подошел к своему противнику. Купол истребителя был полностью прозрачным, и то, что предстало глазам Валентина, напугало его. Еще в приюте он читал об эффекте «зловещей долины»: робот или другое существо, выглядящие и ведущее себя почти как человек, но не полностью, вызывает неприязнь. Увиденное определенно относилось к этому эффекту. Валентин был готов к чему угодно: к щупальцам, жвалам, клыкам, но не к тому, что он увидел: в истребителе сидел самый обыкновенный человек. И когда он поднял голову, Валентину пришлось прикусить руку, чтобы не закричать: на него глядел он сам! Но улучшенная версия, если можно так сказать. Чуточку другая форма носа — о такой омега мечтал в юности, когда еще кажется будто такие мелочи, как разрез глаз или длина носа могут изменить жизнь к лучшему. Не было россыпи мелких веснушек, волосы подстрижены более коротко и кудрявятся. Против воли Валентин принялся раздумывать, как добиться такого — не постричь ли волосы, но тут Враг, до этого равнодушно и пристально смотревший на него, достал из кобуры свой нейробластер и приставил его к виску. Против воли, рука Валентина, с зажатым в ней оружием, начала подниматься. Валентин с трудом сумел ее остановить. А вот враг, смотревший все также пристально, выстрелил. Валентин не сумел удержаться от вскрика, глядя, как удары тока сотрясают его тело… Одним хороши нейробластеры — смерть получается чистой, не как от лучевиков или разрывных — никаких рваных и обожженных ран, и прочих прелестей. — Даже цвет лица неплохой, — отстранено заметил Валентин, вскрывая истребитель. Тот оказался вполне исправным, если не считать того, что никаких средств связи не было предусмотрено. Труп пришлось положить под ноги, вблизи он оказался еще более похожим на оригинал. Дредноут «Александр Великий», которому Валентин был приписан, чуть не встретил своего героя огнем. Но, благодаря азбуке Морзе, (сообщение пришлось выплясывать почти три часа) ему разрешили пришвартоваться. Разумеется, встретили молодого капитана очень неприветливо, заключили под стражу и повели на допрос. В конце коридора Валентин оглянулся и увидел, как истребитель, и уже извлеченное из него тело пилота, превращается в вязкую массу, напоминающую цветом и консистенцией битум. Он, на глазах у изумленных военных, протек сквозь обшивку корабля, никак ей не повредив… Валентина допрашивали почти месяц, прервавшись лишь на время течки, и допрашивали очень серьезно — сыворотка правды текла рекой, а благодаря физическому методу допроса Валентин обзавелся шрамом на щеке. Но вскоре все выяснили. Его наградили, повысили в звании и отпустили на побывку. Его рапорт и протоколы допроса засекретили, а Валентину пригрозили трибуналом, если он проболтается. Валентин отправился на Землю — он как раз скопил достаточное количество денег, чтобы сделать то, что делали многие омеги военнослужащие — он хотел заморозить некоторое количество яйцеклеток, пока молод и здоров. Все же, военная служба — слишком большой риск… А так, у Валентина, что бы с ним ни произошло, все равно оставалась надежда на здоровых детей, пусть, возможно, и не выношенных самостоятельно. В пути к Земле, благодаря гипердвигателям на это уходила неделя, Валентину приснился странный сон. Он шел по мерцающему коридору. Его стены и пол были упругими и приятно теплыми на ощупь, а впереди виднелся просвет. Валентин дошел до конца коридора, оказался у входа в огромный слепяще-белый зал. Потолок был такой высокий, что терялся вдалеке, его поддерживали по крайней мере сотни тонких колонн. Поначалу ему показалось, что где-то рядом мяучит котенок, но, обернувшись на звук, Валентин увидел ребенка лет трех или четырех, он сидел, прикрыв лицо ладонями. Валентин присел с ним рядом, погладил ребенка по кудряшкам. Тот поднял голову, демонстрируя заплаканные глаза. — Почему ты меня ненавидишь? — Я? — растерянно спросил Валентин. С маленькими детьми никогда дела не имел. — Я тебя ненавижу? Ну что ты! — Вы все меня не любите! Я же делаю все, как вы хотели! — А кто ты, малыш? Расскажи мне, кто тебя обидел? Мальчик перестал плакать, только шмыгал носом. — Я не знаю как меня зовут, меня никто не звал по имени… Валентин посадил ребенка к себе на колени. — Не плачь, пожалуйста, малыш. Хочешь, я спою тебе песню? Валентин откинул голову и прислонился спиной к стене. Откуда-то из глубин памяти вылезла колыбельная, которую когда-то пел папа. Голос у Валентина был слабым, да и музыкального слуха не было, но ребенку было все равно. — Можно, я буду звать себя Малыш? — Конечно, маленький, как захочешь. Он обнял Валентина за шею и уснул. Сон легко забылся, тем более что молодой омега принял его за обострение родительских инстинктов. Двадцать пять лет — самое время рыть норку. °~°~°~ На Майкла Кроули Валентин наткнулся во время прогулки по госпитальному саду — после пластической операции ему пришлось на пару суток остаться под наблюдением врачей. Или, скорее, это Майкл наткнулся на него. Беременный омега бежал, не разбирая дороги, и только отличная реакция Валентина не дала им столкнуться. Он успокоил Майкла, напоил водой и выслушал его печальную историю. Волна злости поднялась из глубины его души, как и всякий раз, когда он думал о несправедливостях, которыми был полон их мир. Когда Майкл назвал сумму, требующуюся его мужу, Валентин только усмехнулся — это было все, что он скопил за шесть лет службы. Валентину остались бы деньги еще на пару бутылок хорошего виски, чтоб было чем отпраздновать торжество беспримерной глупости и гуманизма в голове отдельно взятого омеги. Он бросил взгляд на успокоившегося Майкла, сидевшего на скамейке и безучастно глядящего вдаль. Руки его поглаживали хорошо заметный живот. Потом Валентин взглянул на яркие буклеты, которые держал в руке. С них ему улыбались пухлощекие малыши, которых держали на руках изящные омеги в военной форме. Омег обнимали гордые альфы. Они будто спрашивали Валентина: «Неужели ты отдашь свое счастье, свою мечту в обмен на чужое счастье. Это ты сейчас здоров и молод, а что с тобой будет через год? Через пять лет?». Некстати вспомнился недавний сон. Должно быть, думал Валентин, это мой не рожденный ребенок прощается со мной… Но кто важнее — ребенок, которого еще нет в проекте, или страдающий сейчас человек? Всем помочь невозможно, думал Валентин, знакомясь с Огастином Кроули, лишившимся в бою рук и зрения, всем невозможно помочь, думал Валентин, перекидывая деньги со своей карты на карту Огастина. Всем невозможно помочь, думал он, покупая элитное виски и выпивая прямо из горлышка в своей палате. Всем невозможно помочь… Но хотя бы попробовать можно? ~°~°~ Валентина пригласил в гости сам Алистер Морган, бессменный главнокомандующий армии Содружества. Живая легенда, путеводная звезда для всех амбициозных военных. А перед ужином Валентину пришлось пережить еще один допрос с пристрастием на тему своей встречи с Врагом. Адмирал спросил и об ощущениях Валентина во время встречи. И тогда омега впервые выдал то, о чем думал последнее время. — Я думаю, он телепат. Или эмпат, или то и другое вместе. Не знаю, сэр. Может быть, он так общается? Адмирал хмыкнул. — Убивая людей? Странный способ установить контакт. Валентин сконфуженно замолчал. Он конечно не ксенопсихолог, но много думал обо всем этом… -А может, он не знает о смерти, сэр? Может быть, он не знает, что мы умираем? Алистер Морган встал и прошелся по кабинету. — Даже если и так, майор. Даже если все это глобальное в своей чудовищности непонимание…. Пока он убивает людей и уничтожает наши планеты, мы вынуждены отвечать тем же. Они помолчали. Адмирал крякнул и достал из кармана трубку и кисет, потом глянул на омегу и спрятал курительные принадлежности назад. И неожиданно переменил тему: — Тебе нравится мой внук, майор?