To Stop

      Астрид Хофферсон — викинг, воительница с секирой наперевес, лучшая среди своих ровесников-драконоборцев и дочь вождя. Вечная тема ссор родителей, обсуждений и осуждений соплеменников за то, какая она есть.       Астрид на такое отношение лишь хмыкает.       Она считала глупым то, что их племя — единственное, где все женщины должны сидеть дома, воспитывать детей и покорно зависеть от мужа, а до этого — от отца. Конечно, девушка знала историю Остолопов: когда-то давно жена одного из вождей умерла в бою вместе с дочерью, защищая запасы на зиму («Даже не свой собственный дом!», — как любила повторять мать) от налёта гадов. Вождь тот был чрезвычайно умён, но сильно опечален горем, после чего стал поощрять домашний образ жизни женщин. Спустя несколько десятков зим так и повелось: женщина — хранительница очага, а мужчина — воин.       Тор, как же это глупо! При каждом налёте, при каждой стычке врагов они теряют в два раза больше викингов, а военные таланты девушек с самого детства зарывались прямо к Хель. Конечно, были воины-женщины, они пользовались уважением, но на острове их можно было сосчитать по пальцам одной руки.       Астрид хотела видеть это уважение по отношению к себе в глазах соплеменников. Но слышала лишь: "Бедный вождь, родилась же такая, похожая на тварей, а как его жену жалко! Не смогла вырастить дочь. Лучше бы этой бестии дома за прялкой. А вы видели, как она одевается? Мужа ей надо, который нрав усмирит! Да кто её такую возьмёт? Умрёт в девках!".       Дочь вождя метает любимое оружие в деревья, тренируясь в меткости.       Отец не был против своеобразной натуры дочери и видел в этом подтверждение их близкого родства, обучая её всем премудростям даже лучше, чем уча других на арене, относясь к этому, как к баловству детскому и немного полезному, но не в дальнейшем. Искренне смеялся над рвением и находил это хорошим развлечением. Но, по крайней мере, он разрешал одеваться, вести себя, проводить свободное время так, как хочет сама младшая Хофферсон. В отличие от матери.       «Ты должна уметь шить. Ты должна уметь прясть. Ты должна уметь готовить. Ты должна уметь танцевать. Ты должна уметь ухаживать за мужчиной. Ты должна понимать каждое его слово». Астрид и умела. Латать доспехи, жарить рыбу в походе на костре, танцевать истинные танцы боя и видеть намерения воина лишь по одному вздоху. И чисто из упрямства, прямо как у яка, никогда не покажет матери, что может приготовить не только рыбу, а зашить аккуратными стежками одежду так, что и видно не будет. Правда, к прялке она подойдёт разве что затем, чтоб починить.       Сколько раз голубоглазая блондинка молила отпереть дверь во время налёта гадов, но всё было тщетно. Пытаясь сбежать, добилась только решёток на ставнях из неплавящейся стали. Викинг ненавидела этих тварей каждый раз только за то, что те прилетали в неподходящее время: когда она была уже в комнате. Впрочем, было разумно налетать именно поздно ночью. Но они могли бы и сменить график, потому что каждый раз, каждая деревня была на взводе.       Однако однажды воительница была готова расцеловать своих родичей за то, что те оставили её в комнате. Только за тот свист ветра, как будто перед взрывом, и настоящий вид чёрной чешуйчатой морды с болотными глазами. Скалившейся, готовой запустить свой плазменный залп. Да, тогда девушка привела в комнату с собой парочку овец и куриц — для сохранности. И как только взялась за секиру, то свечение перешло в утробный рык и даже какое-то недовольное урчание из глубин пасти. Хофферсон просто выронила оружие из рук, на что получила смех-гоготание, может, похрюкивание. Кивок головы дракона в сторону живности был воспринят как дружный жест на странном подсознательном уровне, поэтому Астрид растерялась ещё больше, как-то неосознанно кивнув в ответ. Ночная фурия хвостом подцепила овцу и схватила лапами, на прощанье улыбнувшись.       "Она хорошенькая. Вик-кингу бы понравилась. Надо рассказать".       Торовы подмышки, она же стояла рядом и общалась с самой Ночной фурией, которую до этого никто не видел! А если и видел, то не выживал. Что ещё ужаснее: полулюди довольно разумны в человеческих рамках и разговаривают вполне на общем языке. Они могут разговаривать. На расстоянии. Они разумны. Да скорее она попадёт в Нифльхейм и испьёт прямо из Хвергельмира, чем ей кто-нибудь поверит!       Шли луны и солнца. Шли град и снег. Прошла сильная болезнь, когда Валькирии хотели забрать свою подругу к себе назад, но оставили в бренной жизни.       Астрид смотрела на себя и понимала: ей не место здесь. Совершенно. Её место в скитаниях между остановками, между походами, в лесах на тропинках с секирой в руке. Она не стремилась больше убивать гадов, которые обходили её стороной. Шепотки на острове про её бесячество стали всё слышнее и слышнее, но дочь вождя словно была выше этого, идя по главной дороге с прямой осанкой и боевой косой на голове. «Я всегда готова дать вам отпор. Только скажите». Впрочем, на неё не нападали — защищаться и не надо было, а значит, на деле как-то всё становилось глухо. Как затишье перед штормом.       Хофферсон улыбается, когда пробирается сквозь чащобу леса к той самой границе.       Девушка абсолютно не понимала, что изменилось за две зимы. Однако отец словно в раз размягчал. И дал ей первое, самое первое и, о Один, очень ответственное задание. Доставить важную бумагу на подписание Вожаку Олуха. Астрид уже переплыла на ладье целое море, никак не веря, что это действительно происходит. Что это должна быть она. Что это есть она. Что от неё зависит нечто такое важное, как налаживание связей между двумя расами. От этого захватывало дух. — Почему я, отец? — Таковы были условия. Это должна была быть обязательно девушка, обязательно одна. И я верю в тебя, дочь. Ты сможешь противостоять этим тварям в случае чего. Главное, не бойся даже внутри, ведь гады чувствуют это и злорадствуют. Ты — Хофферсон! Ты — будущий вождь! — нынешний же ударяет по обеденному столу кулаком так, что все блюда подлетают и грохаются на деревянную поверхность обратно. — Да, папа, — Астрид счастливо улыбается, пряча глаза со слезами под чёлкой золотых волос и чуть-чуть шмыгая носом. — Ох, эти бабы!..       Девушка сжимала за пазухой пергамент так, словно от этого зависела её жизнь, как и было. Она уже давно потеряла карту и даже запасы продовольствия, поэтому изо всех сил плыла просто на яркие огни во тьме ночной: взрывы, удары, хлопки, свист тоже подсказали дорогу. Будет плохо, если она потеряет бумагу. Плохо, если сломает печать. Как же хочется заглянуть, посмотреть, что там, внутри. Но она не знает, смогут ли это увидеть или унюхать ящерицы с острова, да и меньше знаешь... Всё равно тогда нельзя было ничего увидеть на бумаге.       Но посланница видела жилища гадов. Раньше она их представляла в виде пещер, может, каких специально оплавленных под каждый вид, со временем взросления в представлении появились ещё столы, еда прямо дома, стулья, даже окна. Никак не ожидала она целых домов, некоторые под два этажа, а первые так и вовсе обклеены металлическими пластинами! Наверно, чтоб не сгорели. Хотя все вторые этажи, как на подбор, новенькие — это видно даже во всполохах света, да и чем ближе берег, тем чётче чувствовался специфический запах особого раствора, которым покрывают дерево. Запах рыбы был настолько острым, что Астрид не находила себе места. Собственно, кормушки с морскими богатствами стояли повсюду в деревне и заполнены были до самых краёв.       Когда Хофферсон подплыла к самому берегу, то поняла, что абсолютно не знает, что именно надо делать. Не кричать же: «Эй, я та самая девка с посланием, которую вы требовали от моего племени». Да и кому кричать? Куда кричать? Девушка не любит, когда эмоции берут над ней верх, потому что перестала продумывать свои шаги наперёд. Она поёжилась. Здесь, на этом проклятом острове, действительно гораздо холоднее. И впрямь — "Мокрый". Она засмотрелась на взрывы.       Война с полулюдьми продолжалась с незапамятных времён, когда девять племён воевали друг с другом, а в союзниках у них всегда были гады. Это было странно, истинную историю рассказывали далеко не всем и каждому, но некоторых Локи не смог обвести вокруг пальца. Затем гады исчезли и одно из племён получило Божественный дар из самого Асгарда — превращаться в самих гадов, что вымерли. Астрид считала, что это, скорее всего, была мерзкая проделка бога лжи и коварства. Но кто уж теперь разберёт. Позже племя Лохматых Хулиганов, и так воюя практически со всеми, начало обворовывать и издеваться над племенами в архипелаге, потом безжалостно убивать. Все думали, что бывшие люди давно утратили разум и теперь просто бесчеловечные твари, с которыми даже договориться-то нельзя было, нежели с их предками.       Однако Мордоворот Остолоп знал, что гады разумны, раз послал её с такой бумагой в это проклятое место. Не хотел же он убить свою собственную дочь? — Стоять на месте!       Правда ведь, не хотел?

***

— Отец, сколько раз тебе повторять, что если сделать их металлическими, то есть более устойчивыми, то Тор будет гневаться? — Сынок, ты займись новыми чертежами, а я пока разберусь с головной болью этого племени!       На секунду Иккингу показалось, что отец хочет его прибить. Ведь, как известно, главная головная боль племени — это он сам. Но, слава всем богам, в этот раз проблемой были Пристеголовы, что опять решили поджечь склад с продовольствием. Кажется, у них заканчивались идеи.       Иккинг плюнул на чертежи в прямом смысле слова и издал клич. Тут же внизу послышался грохот, и уже более спокойно к нему в комнату поднялся Само воплощение молнии и смерти.       «Опять с отцом повздорил? Тебе нужно заслужить уважение! Прибей уже хоть какого-нибудь викинга, наконец, и делов-то!» — на реплику рептилии молодой человек не обращал никакого внимания, поскольку давно понял, что со своими одинаковыми жалобами достал лучшего друга.       «Ну, брат, и ты туда же? Давай ещё начни старую шарманку про "пробуди своего внутреннего дракона"», — юноша погладил друга за слуховым отростком, на что тот издал урчание, но взгляд пытался держать таким же недовольным. Иккинг поскрёб ещё и под подбородком, и Фурия упал, зажмурившись в блаженстве. Пусть брат говорит, что хочет, не переставая так делать, потому что сейчас Ночная фурия испытывал истинное счастье.       «Честно говоря, мы даже не спорили. Просто меня опять никто не слушал».       «Мне что, тут каждый раз для убедительности стоять и приводить всех твоих собеседников в шок?» — Фурия недовольно ворчал, тряхнув пару раз мордой.       «Беззубик, можешь просто ограничиться одним полётом со мной на сегодня. Разрешаю, — Иккинг посмеялся, забираясь в седло, когда они уже были на улице. — Полетели, братец».       Иккинг Хэддок — сын вождя, умелый изобретатель и новатор, получеловек, который в свои шестнадцать так и не начал превращение, головная боль всего острова Олух и изгой. Его не замечает отец, а все полудраконы его возраста просто смеются над ним.       Иккинг вздыхает спокойно сейчас, потому что хотя бы "Рыбьей костью" звать его перестали.       Когда в детстве мальчик разговаривал с полностью перевоплощённым Разнокрылом, то его отец ликовал. Такого никто не мог делать на этом острове с самого детства! Все пророчили ему самое раннее перевоплощение и становление этим самым видом. Но как только мальчик подрос и стал чуть общительнее, то полулюди вокруг поняли, что разговаривать он может абсолютно со всеми, ещё не начав даже своего превращения. Ещё позже, когда маленький дракон смог учуять запах домашней еды у себя дома за пару километров, а затем услышать весьма интересные мнения по поводу себя в Большом зале на общем собрании, то убежал прямо в лес.       Его искали три недели, уже отчаявшись, ведь очередной заблудший викинг уже давно мог убить шипящего на драконьем ребёнка. Но маленький Иккинг сам не хотел возвращаться, потому что в овраге нашёл себе лучшего друга. Этот мальчик тоже был особенный, ведь его родителей убили ещё в детстве при стычке с викингами, а сам он не получил даже имени. Все в деревне его так и звали — "Безымянный". Они были одногодками и хорошо поладили, понимая друг друга с одного движения. С тех пор везде и ходили вместе.       В деревне, после возвращения с новым другом, на него даже не накричали. И Хэддок готов поклясться на пару со своим братом, что в глазах вождя читалось: "Лучше бы он там и сгинул".       Иккинг наслаждается полётом, падая в никуда и чувствуя ветер и свободу в себе.       Шли годы. Мальчик не становился похож на всех остальных, выделяясь своей худобой, отсутствием силы и интеллектом. Тогда Стоик и отдал своего сына на перевоспитание Плеваке в кузню. Он научился конструировать, создавать, работать с металлом и придумывать что-то полезное именно там.       В детстве, перед самым началом превращения, у его друга начали выпадать молочные зубы, чуть ли не разом. Так Беззубик и получил своё имя. Прежде чем пропасть на месяц.       Будущий-не-вождь улыбается, видя свои искрящиеся глаза в глади воды перед тем, как его ловит дракон.       Мало того, что его лучший друг пропал, так ещё и все сверстники начали превращения. Его троюродный брат везде ходил и хвастался своей огненной чешуёй на шее и между пальцев, любя её воспламенять, когда прикасался к сыну вождя. С тех пор Иккинг никогда не принимал от него рукопожатие. Рыбьеног, мальчик, с которым он тоже неплохо общался, попал под влияние местной крутой компании и начал постоянно поедать камни, как и его сестра Сарделька. Забияка и Задирака пускали газ по всей деревне и поджигали его, не раз получив по голове от старших Престиголовов, потому что те не звали их с собой. Более того, все они уже определились в качестве всадников.       Его друг, кажется, сгинул где-то далеко. И сердце ещё мальчика разрывалось между двумя бедами. Он так и не начал своего превращения. "Жалкий человечек", "Рыбья кость", а однажды и вовсе получил от Сморкалы такую фразу: "От тебя же волчьей ягодой несёт за несколько футов! Неудачник!". Тогда Иккинг вновь сбежал прямо в лес, который знал уже как свои пять пальцев.       И вновь нашёл Беззубика там же. Только уже в образе Ночной фурии и раненым, потому что викинги напали на только что нашедшего смысл жизни получеловека. Им было четырнадцать, когда оба потеряли небо. Им было четырнадцать, когда они вернули свободу друг другу, определив себя как пару всадник-дракон, а сын вождя сделал отличный протез хвостового плавника своему брату.       Шатен не обижался на своего лучшего друга. Просто помнил, что условие для превращения в ночную фурию — "Незнание кого-либо другого". Иначе ты застынешь в своём образе навек, не сумев перевоплотиться в какую-либо другую стадию. Ему до сих пор было иногда страшно, ведь что было бы, если бы он нашёл Беззуба слишком поздно, уже умершего от потери крови, или слишком рано, который застыл бы с лапами и полумордой?       Парень орёт от счастья, взмывая вверх к Луне, пока не покрывается корочкой льда, и пара падает вниз в плазменный залп, который превращает корочку в капельки воды. Свист Ночной фурии разрезает воздух, а шестой залп выпускается прямо в звёзды, словно силясь их достать.       Лохматым хулиганам было ясно как день, что не сможет сын вождя заменить своего отца. Нет внутреннего дракона — нет титула. Но и Сморкала не устраивал никого. Вспыльчивый, не думающий головой совершенно, тот не сможет решить никаких проблем или изменить хоть что-то, даже имея дракона и пользуясь авторитетом. В то время как Иккинг уже построил улучшенные площадки для взлёта, изобрёл пару полезных вещей, улучшил кормушки и насесты, вывел железо Громмеля благодаря Сардельке (девочка, на странность, всегда была рада общаться с изгоем, как и другие полулюди, что решали навсегда остаться в драконьей шкуре). Его по-прежнему унижали на арене, но юноша всегда с интересом замечал, что дальше слов дело не шло. То ли у него всё же есть какой-то статус, то ли гром отца так сильно давит на уши постоянно остальным.       Позже неуклюжесть сменилась ловкостью, а жалкое тело-зубочистка стало взрослеть и наполняться силой. Однако на фоне остальных он выглядел по-прежнему жалким слабаком.       «Братец, облетим остров напоследок и домой», — Иккинг хлопает Беззубика по шее, на что тот недовольно ударяет его слуховым отростком и подбрасывает задней частью тела для большего эффекта.       «Мы и так слишком мало летаем. У тебя дурацкие тренировки. Чему может старый Громмель научить того, кто не начал превращение?», — дракон недовольно фыркает, но послушно следует обычному маршруту, даже пытаясь высматривать нечто необычное на суше или в море.       «Приказ отца. Ты же знаешь, скоро это прекратится. Они уже отрастили себе хвосты. Осталось дождаться, как у них прорастут крылья. В конце концов, быть своеобразной мишенью для тренировок тоже круто, — парень пытается мысленно не наполнять свои реплики ядом, когда замечает лодку. И, о Один, это лодка викингов! Конечно, маленькая и явно не выдерживает больше четырёх человек, но всё же. — Туда, брат. Чуешь?».       Фурия согласно рыкнул и прибавил скорости. Зрачки обоих сузились, когда увидели девушку. — Стоять на месте! — Иккинг попытался произнести это уверенно и не очень жёстко, потому что, кажется, это всего лишь получеловек с другого гнезда с очередным посланием/извещением/приглашением/предложением женитьбы (благо, вождь прятал своего отпрыска подальше от чужих глаз лет с пяти). Беззубик опустился на землю и недовольно зарычал, а затем уставился на блондинку, как на одно из нескольких предзнаменований смерти.       «Иккинг, осторожней! Она из племени Остолопов! — в голове Хэддока раздался просто рык отчаяния, а лапа дракона вовремя успела отбить секиру, которая могла снести голову его всаднику. — Ты её напугал, олух!». — Но она получеловек, — уверенно прошептал наездник, слезая со своего друга уже с большей осторожностью. — Кто ты такая? И что ты делаешь на этом острове? — более твёрдо и требовательно спросил патрулировавший местность, немного разведя руки в стороны, показывая, что он безоружен и не собирается нападать, в отличие от неё. — Я с мирным договором от вождя Мордоворота Остолопа, — резко выдохнув, Астрид посмотрела прямо в светящиеся зелёные глаза человека. Она совершенно не понимала, что происходит. Почему человек летает на драконе? Что здесь вообще делает человек? И... Это же та самая Ночная фурия, которая нагло утащила одну из её овец! — Я Астрид Хофферсон, дочь вождя племени Остолопов.       «Чего? С каких это пор викинги бегают по драконицам? Подожди, с каких это пор вообще хоть один наш представитель живёт на том острове? Их же там всех давно перебили!» — Иккинг повернулся к Беззубику, поглаживая его по морде за хорошую работу. Он, конечно, мог увернуться, вот только остался бы без большей части волос.       «Да я тебе говорю! Когда летал развлекаться пару лет назад, то видел её. Они держат эту за решёткой, видно, в неволе. Она хорошая. Наша. Овцу даже отдала. Просто, видимо, очень сильные инстинкты», — дракон урчал, то и дело бросая взгляд на немного трясущуюся от страха девушку. — Если пришла с мирным договором, то плохое начало — это пытаться убить сына вождя, — Иккинг, наконец, посмотрел на Астрид. Братец был прав. Хорошенькая, видно, что боевая, гордая. — «От неё просто несёт волчьей ягодой. И дождём, океаном и скалами».       «Никого не напоминает?», — Беззубик чуть наклонил голову, подсмеиваясь над всадником.       «Ха-ха, смешно, — парень ударил легонько рептилию в бок, чтоб больше так не делал. — Ладно, во всяком случае, надо отнести её к отцу. Пусть там подпишет, что надобно и не надобно. И секиру-ка у неё забери, на всякий драконий случай», — Беззубик гортанно засмеялся, толкая корпусом своего друга.       Астрид пораженно наблюдала, как тёмный хвост незаметно прижимает юношу ближе к дракону, словно силясь защитить. Как человек и дракон разговаривали рычанием и шипением, улыбаясь и явно пуская колкости друг в друга, и обсуждали её дальнейшую судьбу. Честно говоря, несмотря на всё изобилие странных вещей и непостижимых для обыденного ума, больше всего девушку интересовало, будут ли её связывать. Что она может сделать против дракона и человека? Нет, с этим она расправится легко (хотя человек ли? светящиеся глаза сильно пугали), но с целой Ночной фурией она не справится даже с помощью богов.       И она метнула секиру в, если он не соврал, сына местного вожака. Она чувствовала, как Локи смеялся над своей шуткой, потому что только с его помощью дочь вождя Остолопов могла начать так худо. Да о каком мире вообще может зайти речь, если она попыталась убить претендента на трон! Инстинкты самосохранения включаются, когда они совершенно не нужны, руководствуясь принципом "лучшая защита — нападение".       Хофферсон оценила обстановку. Тварь позаботилась о своём наезднике, прижав её самое любимое оружие, подарок отца на пятнадцатилетие, лапой к земле. Чтоб поранилась! Она без припасов, карты, с одной жалкой лодкой. Её жизнь зависит от характера стоящего напротив странного человека. Хуже быть действительно не могло. — Тебе сильно повезло, что тебя ещё мой отец не нашёл. Сразу бы в лепёшку пришиб. Эх, что ж с тобой делать, — юноша почесал рукой затылок. — Пошли. Хэх, все пути ведут в одно место. Летать можешь?       Воображение подкидывало картинки, где её находит огромное Ужасное чудовище, воспламеняясь, тут же кидается на неё и сгрызает заживо. Ох, а ведь всё действительно не так плохо. — Я не получеловек, а дочь своей матери и своего отца, — впервые викинг восприняла это не как оскорбление, а скорее как равнодушный вопрос-интерес, который должен был прозвучать. Ещё бы. Как она может выглядеть со стороны? Зверюшка, которую украли в детстве и приручили злые дяди для миссии внедрения во вражеское поселение. Или просто отправили на растерзание, не жалко ведь. А в короткую юбку и черепа не каждый оденется. Разве что кто из бой-баб. Вот сейчас блондинка сама на себя шикнула. Она не сняла украшения с черепами Жутких жутей на плечах и сейчас прямо в них. — А вот как мне узнать, кто ты есть? — с вызовом спросила Астрид, опуская взгляд на фигуру предполагаемого сына вождя. — О, странно. Но, хочешь, верь или нет, никто здесь по своей воле Иккингом Хэддоком называться не будет, — в словах столько кислоты, что, кажется, перед ней стоит живое воплощение Разнокрыла.       «Слышал, братец? Впервые вижу нашего, который даже не знает, что наш, — Иккинг посылает мысленный образ о медленном взлёте для меньшего испуга пассажира сзади, но Беззуб совершенно не слышит его, взмывая всё выше и выше. — Ты что, глупая рептилия, делаешь? Угробить хочешь нас всех одновременно?» — тем не менее, Хэддок продолжает управлять педалью точно в лад со своим драконом, когда ор сзади оглушает его.       «Надо показать ей всё. Показать. Тогда поймёт. Да и она тебе понравилась. Такого не было... ни разу в нашей жизни».       Ночная фурия взмывает выше облаков, которые слишком надоедливы и постоянно посылают противный и мелкий дождь, где очень холодно. Звёзды, маленькие отблески моря в свете дня или блики на льдинах вершин гор, только гораздо ярче и ярче. И небо, такое чистое и морозное, бесконечно глубинное и тёмное, дарит ощущение свободы. И Астрид видит это за широкой спиной, но всё равно молится от ужаса пережитого, не давая такому нужному чувству захватить свой разум. — Я всё что угодно сделаю, только скажи этой сумасшедшей животине не лететь так быстро!       Сумасшедшая животина обиделась, надулась, прекратив столь быстрый и прекрасный полёт, немного огорчив всадника и дав передохнуть впервые взлетевшей. Кажется, он готов был уже сбросить столь неблагодарную девку со своей спины (не то чтобы фурия жаловался на лишний вес на горбу, но его наездник и так слишком сильно поправился за последние два года, а тут ещё и эта), однако тут ему положили ладонь прямо на лоб в успокаивающем жесте. — Ты его извини, мы давно хорошо не летали, и он подумал ещё, что тебе может таким образом понравиться, — перекрикивая ветер, произносит вперёд Иккинг, не поворачиваясь назад. Потому что, да. Она наслаждается сейчас, собирая облака в ладонь. — «Давай, Большая бука, не дуйся на неё, она же первый раз в небе. Может, и ошиблись. Может, у викингов тоже бывают не такие. И больше похожего не выделывай. Полетели к большому залу, там отец должен быть».       «Как будто нас хоть раз обманывало обоняние, — Большая бука фыркнул облачком плазмы. — И ей же понравилось. Я готов поставить свой механический протез закрылка, что она добровольно попросится в небо ещё раз. И не боишься идти к отцу? Вдруг он её на месте убьёт?», — получеловек приземлился прямо возле большого здания, куда иногда трусил заходить. Ведь каждый раз их с братом ждали там сплошные неприятности, наказания или такие поручения, от которых хотелось покрывать лицо драконьими слезами.       Иккинг, даже незаметно для себя, подал руку миледи, чтобы той удобней было спуститься с дракона, но про себя отметил, что пальцы тонкие, изящные, холодные от мороза за облаками, а мозоли на них боевые. Точно так же, в тишине, открыл перед ней дверь, впуская внутрь, продолжая быть в себе и размышлять. Зато Астрид это заметила. И удивилась этому точно так же, как пять минут назад удивлялась человеку на этом острове.       За короткие тридцать три фута она вертела головой постоянно, ближе и лучше рассматривая устройства вокруг. Красивую резьбу на верхних этажах, крашеные деревянные украшения, игрушки повсюду, странное отсутствие недавних взрывов и каких-либо тварей вокруг, необычные железные конструкции и рацион питания рептилий. А также парня, идущего рядом с ней. И девушка была готова признаться, что Иккинг отличался от всех её знакомых. Он не был слишком силён, хотя и это в нём присутствовало, но, скорее, ловок. Странный костюм со всевозможными кармашками, сбоку подзорная труба, из тех, которые часто привозил Йохан, рычажки, сверху броня, руки тоже сильно укреплены кожей, которая явно имела внутри место для хранения чего-то. И... немного даже красивый. Лохматый шатен с яркими зелёными глазами и отточенным подбородком, выше её на полголовы.       «Будем надеяться, он поймал Задираку и Забияку, потому что иначе может попасть нам всем. Я так и слышу речь о том, что...». — Как ты посмел привести в нашу деревню викинга, ещё и явно вооружённого!.. — Секира сейчас у Беззубика. — ...катать на предводителе нашей драконьей части деревни!.. — Беззуб сам захотел, я ему приказ не отдавал. — ...да ещё и показать её моим глазам! Пусть от неё несёт получеловеком, но это не значит, что именно так и есть!.. — Мы уже поняли, что она не умеет обращаться. — ...Её предки убивали нас сотнями, устраивая набеги на беззащитные границы!.. — А мы их тысячами пару лет назад.       Неожиданно после очередной веской фразы Стоик Обширный остановил свою тираду, зло посмотрев на сына. Астрид думала, что слишком безэмоциональным голосом отвечал Иккинг своему собственному отцу, особенно если вспомнить, как юноша орал, летая на... Беззубике? Интересное имя, особенно если учитывать наличие острых клыков у рептилии. Похоже, парень уже привык к такому. Родство на секунду пронзило её. Будущий вождь. Отличается от всех остальных в деревне.       Ничего не напоминает, Астрид?       Девушка вновь трясущимися руками достаёт бумагу с печатью и протягивает Стоику Обширному, большому человеку с рыжей бородой, и смотрит прямо в глаза, прерывая другую битву взглядов. — Я пришла сюда лишь для того, чтобы доставить эту бумагу. Судя по всему, мой отец хочет мира. Никаких злых намерений на своих плечах я не несу, — Хофферсон проговорила это достаточно твёрдым голосом. Бумагу выхватили из её рук неожиданно настолько, что она пошатнулась. А может, просто до сих пор оглушена рёвом твари напротив.       Викинг не понимала абсолютно ничего. Отец говорил ей, что гады сами потребовали мира, ставили условия на внешность и пол посланника, папа пожертвовал чуть ли не самым драгоценным в своей жизни, отправляя свою родную кровь туда, где остальных бы точно убили. И сейчас. Это никак не связано с тем, что ей говорили. Благо, девушка умеет думать, поэтому не заикнулась даже о таком немаловажном пункте.       Похоже, она приняла участие в каком-то изворотливом плане вождя Остолопов.       Читая послание на листке, Стоик становился на вид всё более и более пакостливым — ну, так казалось самой Астрид, — и даже ухмыльнулся, показав хорошие клычища. Хофферсон ощущала, что что-то идёт не так, как будто её подпалил гад своим залпом. Она старалась не улыбаться от нервов. Иккинг рядом явно также начинал переживать, заставляя копошиться на месте своего друга. — Поздравляю, сынок, с помолвкой!

Я, Мордоворот Остолоп, вождь племени остолопов, предлагаю мир и дружбу полулюдям на правах общей взаимовыручки. В подтверждение своих правдивых намерений я отдаю свою единственную дочь, Астрид Хофферсон-Остолоп, в жёны вашему сыну или другим ближайшим родственникам. С глубочайшим уважением, Мордоворот Остолоп.

      Её отдали в рабство.