Я от тебя не отстану.
Скрип двери. Тень пялится на них провалами маски. — Уйдите уже, а, — доносится с глуби кабинета. — Сосредоточишься тут с вами. — Куда идём? — бодро интересуется Антон, пока его тащат по длинному холодному коридору. Вопрос игнорируется. Лицо Саши непроницаемо. Они сворачивают к туалету. — О-оо, — успевает многозначительно протянуть Варчук, прежде чем, толкнутый, влетает внутрь, едва удержавшись на ногах. Саша мельком оглядывает кабинки — открытые — и подозрительно равнодушно говорит, смотря в сторону: — Я слишком часто тебя вижу. — Разве не рад? — насмешливый наклон головы.Нет узды, чтоб на тебя накинуть, исчадие ты ада. Иначе я снова стану твоим Господином.
— Перестань, — обрывает его резко Саша. — Сессии с Лебедь — не предел мечтаний ни моих, ни твоих. — Да мне плевать, — гнетуще бурлит в горле злость. — Я порвал с Мариной. Саша, наконец, смотрит на него. С недоумением и — пониманием, чем это грозит.Стекло сейчас лопнет.
— Не слышал от неё, забавно. Кого предпочёл? Антон сокращает расстояние в два шага. — Тебя, — клокочуще. В груди зреет, печёт, разрастается. Он сжимает зубы. Кафелю огонь нипочем, но срать без кабинок будет неудобно. Он сам удивляется своей сдержанности. Видимо, угроза Ангелины не прошла-таки даром: рассказывать пухлой девчуле о возникших у них проблемах — не то, чем бы он хотел заниматься ближайший месяц. — Не согласен, — обходит его Саша, в нынешних обстоятельствах сочтя благоразумным просто оставить его одного. — Ты же мечтал о тройничке, — ловит его фраза у двери. Поднявшаяся к ручке ладонь замирает. Он втягивает еле уловимый запах дыма из огненных легких....делить его... С тобой?
— Я подумаю. Дверь захлапывается за ним и когда, спустя мгновение, распахивается Антоном, никого уже нет. Портал.* * *
Саша стоит, не скинув куртки, прислонившись к косяку спальной. Смотрит устало на полуголого спящего пса. На согнутую в калач бледную спину. На свой знак. Кипящий металл внутри остыл за ночь. Он насытился своим нижним. Внутри лишь лижет языком слабый демонический отблеск высвобожденной, наконец, похоти. Не стоит сегодня позволять себе то же самое. Он не может терзать его до потери пульса. Уничтожать своими руками, как бы ни хотелось. Сильные пальцы хотят огладить выпуклые позвонки этой спины, но он сжимает их в кулак до покраснения. Только дай коснуться кожи — и демон захлестнет разум. Шипастый хвост которого подрагивает внутри, ожидая. Он совершил ошибку, оставив его здесь. Пьянение властью снова решило за него.* * *
Стопы мягко уползают от него, погружаются в теплый ил. Он шевелит пальцами ног и, поскользнувшись, с вскриком падает, спиной уходя в черное болото, растекающееся мягкими склизкими волнами от его движений. Руками — загребая стремительно холодеющую грязь. Губы — последним вдохом хватая втекающую в рот черноту. Он давится, жмурясь, отчаянно кашляя, булькая, погружаясь. Грудь сдавливает со всех сторон, но он все еще борется вместо того, чтобы принять неизбежное. — Кха!.. Пха-кха, — опухшие глаза непонимающе смотрят на чистую ладонь, бледнеющую в фонарном свете. Черноты нет. Диссонанс сочится струйкой головной боли. Блондин потирает слабыми пальцами переносицу. Вдыхает морозный ночной ветер, раскрывающий легкие — из приоткрытого окна. Тяжелое одеяло надежно скрывает его, но ему все равно холодно: тело еще помнит сон, и он скручивается в попытке спрятаться от реальности. Он все-таки упал в Сашу. Глаза смотрят на пустоту рядом. Никого нет. Они что, слились и стали одним целым?.. Губы хмыкают. Что за бред. Он переворачивается на спину, захватывая одеяло, и неловко ищет босыми ступнями пол, кутаясь плечами в тяжелые складки. Поднимается, ощущая себя донельзя странно. Покачиваясь, смотрит вниз. Он стоит на твердой земле. Он не утонул. Шаги ведут его по тьме, стелющейся в коридоре. Пальцы скользят по шероховатости обоев, сцепляя тело с моментом здесь и сейчас. Мимо пустой гостиной — в пустую кухню. Он вдыхает и не может выдохнуть.где Саша
Ванная. Туалет. Вновь кухня с горящими цифрами 03:14. Он мечется по квартире, зажигая везде свет, чувствуя, как страх сжирает внутри, хрустя грудной клеткой. Край глаза выхватывает какое-то волнение воздуха у балкона. Невесомая серая дверь-портал повторяет очертания балконной. Комок в горле сглатывается с облегчением, и он шагает ей навстречу. Не заперта. Значит, можно зайти?.. Сотворенная из воздуха, дверь легко подается под его пальцами, впуская его в темный замковый коридор. Артур останавливается в проеме. Вряд ли я должен быть здесь. Но любопытная псина уже пронюхала, где Хозяин. Он поддергивает сползшее с плеч одеяло, оглядываясь, переступая босыми ногами на холодном камне. Я не могу шататься по замку ночью, входы-выходы стерегут тени, и Ангелина вроет меня в землю, если узнает, что я здесь был, когда Саша хотел договориться с ней о моем больничном... Он не может взять его за меня — это невозможно, да и как он собрался все это объяснять?.. Боже, сколько проблем только потому, что мы стали любовниками. Кстати... Он бредет к высокому арочному окну: рассмотреть темные ссадины на запястьях. Оглаживает их нежно пальцами, машинально бросая взгляд вниз, на тренировочное поле, и обмирая. Прилипая к стеклу лбом спустя миг. В дежурном свете ночного фонаря точными выверенными движениями упражнений двигается сашина фигура. Он сам не замечает, как улыбка возникает на изможденном лице. Как красиво... Ему не приходит в голову, что это странно: среди ночи заниматься вдали от дома. Может, потому что Библиотека давно перестала быть просто зданием для книгочеев? Она всеобъемлюще покрыла их жизни, сделав их своими отростками. Тянущимися от нее, отрывающимися, но неизменно возвращающимися назад. В живом или теневом виде.* * *
Клокочущее в груди унялось ненадолго. Саша жадно пьет из бутылки, пристроенной у края фонаря. Вытирает краем рукава лоб, бросает взгляд вверх — на созвездие Андромеды, протянувшееся в черном небе. Опускает глаза на выжженное Антоном поле.Дурдом. От него от отделаешься.
Он опускается на корточки, ставя бутылку рядом на землю. Выдыхая. Надо взять медлистов в кабинете и возвращаться, пока Сол не вышел в окно в своих лунатических прогулках. Он встает с ясным пониманием, что если и отпустит его, то не сегодня. И не завтра. Если демон лишится пищи, кого он будет искать на алтарь? Антона, с которым сгорит? Твердым шагом он выходит в портал, поднявшись мимо безмолвных теней. Им все равно, когда ты появляешься в замке, если ранг выше четвертого. Привилегии, греющие сердце, пусть и понадобившиеся в такое неурочное время: он должен был усмирить похоть хоть таким топорным способом. Нельзя истязать Сола ежедневно, иначе тот сбежит или, что еще хуже, помутится разумом. Слыхал он такие истории и вовсе не хочет становиться одной из них. Под ногами (чуть не споткнулся, выйдя в марево портала) — туго завернутый в одеяло пес. Из-под которого торчат длинные босые ноги. Стопы грязные. Он стоит над ним, подняв взгляд, обдумывая. Опять лунатил? Ходячее наказание... Он не мог запереть его в комнате одного: в конце концов это опасно. Саша, не раздеваясь, укладывается рядом на пушистый ковер, недавно забранный из химчистки. Устраивает голову на изгибе тела нижнего, меж его рук и колен. Прикрывая веки и падая в усталый сон. Придется гонять себя до потери пульса, лишь бы не насиловать его прекрасное тело ежедневно...* * *
Неслышный вдох пробуждения. Артур пытается двинуться, но тело придавлено к полу. — Тише, — негромко звучит сонный голос рядом. — Дай мне четверть часа. Лежи спокойно. Тот неосознанно двигает рукой, задевая сашино плечо локтем. И не успевает понять, как оказывается придавлен к полу сложенными в перекрест бронированными руками. — Просил же. Оправдания закрывают губами, с силой. Отпускают его, когда он уже явственно чувствует хозяйский стояк. — Ты заводишь меня одним движением, — отталкивается от него Саша, поднимаясь. — Я не могу так. Никаких больничных, — расстегивает он куртку, вынимая слабо светящиеся медлисты. — Лечись и иди на работу. Раз в неделю для тебя — край. Встань, — делает он жест ладонью. Артур безмолвно поднимается, отпуская одеяло, ложащееся у его ног. Еще не полностью сознавая. Свою свободу. Сглатывая, ощущая, как осторожно прикасается Саша к истерзанным запястьям, оборачивая их в медлисты. — Носи их сегодня, завтра снимешь. Действия должно хватить. Вот, — подают ему несколько листов, — в запас. Починишь зад, если захочешь, — он с силой трет лоб. — Уходи, — вспоминает он про новые порталы, скользнув рукой вдоль бока. — Я не боюсь, — едва слышно выговаривает Артур. Взгляд серых глаз исподлобья. Саша опускает руку мимо патронташа. — Я уже видел, — набирается сил нижний, чтобы произнести это. — Я видел, кто ты. Артур совсем не ожидает увидеть, как сощуриваются в улыбке глаза напротив: — Нет, — отводит Саша взгляд, улыбаясь углом рта еще ярче, чем в первую их встречу. — Поверь мне, это еще не я.горящая постель
Антона он так не жалел. Пришлось ставить звукоизоляцию после жалоб соседей. — Я не уйду, — твердо слетает с бледных искусанных губ. Саша молча роняет вздох. "Маловато листов взял..." Кто ж знал, что пес будет так упорствовать. Совершенно без башни. "Тогда не жалуйся", — хочет произнести он, но вместо этого в тишину вплетается: — Говори мне "нет", я устал уже повторять. Приучайся. Чем больше стопов у нас будет, тем сохранней ты будешь к концу сессии. — Мне все равно, — опускается на колени Артур, — я стал вашей собакой не для того, чтобы меня прогоняли. Пожалуйста, я в вашем распоряжении. Шипастый хвост разворачивается внутри. Надо сдержаться, надо легче, надо... Броня бежит по пальцам, он приседает перед покорной фигурой. Протягивает руку к его губам. Видя расширившиеся глаза и с силой ведя броней по коже. Видя, как сдирается нежный слой, как выступает крупными каплями кровь, а вслед за ними — слезы, набухающие и градом катящиеся по щекам. Наклоняется, прикасаясь губами к кровоточащей ране вместо рта, удерживая ладонью за шею дернувшегося от боли нижнего. Сглатывая пару капель соленой крови, прикрыв глаза. И тут же, отпрянув, залепляет медлистом. Наблюдая, как сотрясается, зажмурившись, в немых рыданиях Сол, прижимая ладонь к спасительному листу на губах. — Это чтобы ты, наконец, понял. Мне хочется больше, и я делаю больше. Я буду делать с тобой все, что захочу, и однажды не смогу остановиться. Ты не успеешь сказать стоп. Меня уже несет, потому что ты позволяешь. Он подминает его под себя, ладонями ведя вдоль бедер, обнажая их. Спуская его штаны ниже, мягко огибая пальцами колени, лодыжки. Раздвигая его колени, усаживаясь меж них. Ведя от низа живота горячей ладонью вверх, к груди и останавливаясь — взглянуть на Сола: слезы уже не бегут, но руки по-прежнему у рта, дрожат. — Уже не болит ведь, — убирает он их, прижимаясь к листу, целуя его. Выпрямляясь, отлепляя его от собственных губ. Смотря на покрасневшие губы напротив. Свежезатянутую кожу. Красота. Не зря взял листы посильнее действием. Артур в шоке следит, как пальцы вновь облекаются в броню. — НОС! — буквально выкрикивает он, выворачиваясь, вытягивая из-под Демона ноги. Саша смотрит, не отрывая стального взгляда. Шипастый хвост стучит внутри все сильнее, ч а щ е. Какой он прекрасный... мягкий, в к у с н ы й... Он с силой сглатывает, рывком поднимаясь. Пальцами нащупывая красный портал — третий сбоку от пряжки, всегда третий — разбивая его рядом и падая в дверь, как в спасение. — АЛИНОВСКИЙ, ТЫ СБРЕНДИЛ?!! — сердитый ор знакомого голоса. Он вдыхает жар, каменея, прирастая тяжелеющими ногами к земле. Приоткрыв глаза, понимая, что на тренировочном поле, прямо между Ритой и Антоном. Захлопывая за собой дверь, сливая портал в черную землю. Хорошо, что марево не позволило увидеть, что внутри... — Рита, дай поговорить, — выдавливает он, закашлявшись. Огонь отлично отрезвляет. — Да ты с ума сошел, щас бы тебя поджарили нахер с двух сторон!!! — вопит та во всю глотку. — Я СКАЗАЛ, УЙДИ ЩАС ЖЕ!!! — голос поднимается до стальных тонов одномоментно, и она затыкается, осекшись от его бешеного взгляда. — Блять, позанималась, нахуй... Он слышит ее удаляющиеся шаги. Антон молча смотрит на него. Серьезно, без паясничанья. — Помоги, — еле слышно говорит Саша, мутно глядя в сторону. — Я его убью, честное слово.* * *
Сердце падает глубоко, теряется в венах, стучит под кожей, будит холодом пальцы. Затекшими плечами — тепло тела. Саша ошалело смотрит во тьму, лезущую в зрачки. Он видел это. Как его камень пальцев сдирает нежную кожу губ. И ему так... нравилось. Он спускает ладонь с бедра на ворс ковра. Поводит, чувствуя его мягкость, возвращая себя в реальность. Прикрывая веки.какой н а т у р а л ь н ы й кошмар...
Приподнявшись, оборачивается — нащупать крутой изгиб тела позади. От бедра — наверх, проминая одеяло. К плечу, огибая ворот кокона, к щеке, к губам. Склоняется к своим пальцам у них, чтобы без промаха прикоснуться. К ровной теплой коже. Аккуратно. Легкое дыхание навстречу согревает. Надо его выгнать: внутри — явственное ощущение, что Сол подводит его к черте, которую он уже переступал с Антоном. Обладание этим прекрасным бледным телом с его экслибриумом выворачивает желание острыми пиками наружу. Дрянное одеяло. Зачем ты завернул себя? Скрываешь, прячешься от меня? Мягким движением, будто раскрывая черепаху — он поворачивает его за плечо, укладывая на спину."Я не боюсь".
— Стоило бы... — шепчет он неслышно в открывшийся изгиб шеи, отгибая край одеяла. Он верит, что может это сделать. Его контроль над собой неидеален. Но теперь он будет готов. Готов сломать себе руку, если та посмеет попытаться сделать это. Ладонь скользит, открывая тело, по теплой груди. Тихий выдох проснувшегося из темноты. Артур чуть раскрывается, выпрастывая руки из-под одеяла. — Скажи мне стоп, любой, — тихо падает во тьму, охватившую обоих. — Зачем... — выдох навстречу. — Тебе повторить? — гнетуще повышается тон, и сердце у блондина стукает не в ту сторону. — Нос, — старается произнести он как можно громче. — Молодец, — негромко хвалит Саша, поднимаясь. — Остаешься на диване. Ко мне в спальню нельзя. Ты понял? — Да, — согласно кивает Артур недоумевающе. Что я сделал?.. Что не так? Почему ты лишаешь меня своего общества?* * *
Портал на пол, шаг за серый туман. Подумав, он захлопывает дверь, и та тает в теплом воздухе. Порталов домой нет — оставил в запертой каменными листами спальне. Меньше риска вернуться. Пальцы нащупывают выключатель. Негромкий свет заливает ночную комнату. Доска с наспех повторяемыми формулами. Он подходит ближе.Здесь я его первый раз выдрал до слез.
Ладонь скользит, стирая мел, размазывая за собой белесыми полосами. Он задумчиво смотрит на испачканную кожу....если намазать тебе задницу маслом, а потом отшлепать как следует ладонью в муке...
Он прикрывает глаза....как же легко войдут в твою намасленную задницу пальцы...
Глубокий вдох-выдох. Нет. Он не будет снимать напряжение. Лишние усилия. Стоит приберечь их для него. Утро встречает его незадернутыми шторами и уставшими плечами. "Черт, придется ехать отсюда". Он внезапно вспоминает, что не сообщил Артуру, где он. Есть ли там хоть какая-нибудь еда?.. Пес любит поесть, а выходить он ему запретил. "Закажи доставку. Кредитка в столе. Я на работе, не жди". Смс-ка наспех и по-дурацки, но делать нечего. Заглядывать домой уже нет времени. Надо посмотреть его расписание и выбить больничный... Интересно, как. Саша медленно тянет кофе с ложечки, почесывая лоб. Глупо было вчера сбегать, ничего бы он ему не сделал. Это всего лишь бредовый сон. Бояться надо людей, а не снов....оставить его лайтовым нижним, а пожестче — Антона?
Долгий выдох. Он же ничего ему не обещал. Это собака обязана быть преданной. А хозяину можно держать сколько угодно собак... С другой стороны пес заревнует до смерти. Тот взгляд на Риту, когда Артур увидел их в душевой... он видел такую откровенную смесь отчаяния, непонимания, боли и ненависти только в глазах обезумевших персонажей. И Антона, когда сказал, что оставляет его Марине. Что же ему делать с этими двумя... — Я заебался за тобой таскаться, — отделяется от стены возле главного входа Антон. — Где теперь живешь? Я ездил на Гиляровского, не было никого, соседи вызвали полицию, ебланы. Саша ясно представляет, как этот долбоящер ломится в дверь Артура, звонит, орет... Хорошо, что забрал того к себе домой. Хорошо и нехорошо одновременно. — Надеюсь, ты отсидел ночь в приемнике, — заходит он в институт. Тяжелую дверь придерживают сзади: — Ничего сказать не хочешь? — Я еще не решил, — разворачивается он. — Будешь преследовать — молчание начнется от недели. Антон замирает, потом расплывается в широкой улыбке. — Да мне похрен, как будет: молчи хоть месяц. Главное, еби, — наклоняется он к его уху, вливая последние слова шёпотом. Они расходятся в разные стороны, показав охранным теням удостоверения. Трое... будет большой ошибкой проигнорировать его предложение. Саша глубоким вдохом успокаивает впрыснутый адреналин. Беда в том, что ревность Артура выйдет из берегов. Ежедневно видеть соперника в институте... но это решается. Повязкой на глаза. Берушами. Депривацией. Он не услышит и не увидит. Будет только ощущать. И когда в следующий раз они встретятся, он даже не опознает его. Он невольно закрывает глаза на мгновение. Язык трогает губы. Огонь с чернилами. И он — их Повелитель. Антон позволит все, что он давно убрал в шкаф. Закинутый подальше хлыст. Флоггер. Кляп, который Сол пока не может носить. Тяжелые кандалы, не позволяющие подняться. Присутствие Сола должно помочь держать себя в руках. Теперь он должен будет думать за троих. Надо основательно подготовиться.Полыхающая кровать.
Ему огонь нипочем. А вот Сол... может серьезно пострадать. Надо наложить запрет на все эти фаершоу. И набрать медлистов: Антон непредсказуем. Все может пойти по пизде. В его башку не залезешь. Пообещать он может что угодно. Но каждую гребаную сессию он сражался с ним, как в ебаном бою. Будто это не трах, а битва. Возможно, виноват красный цвет. Боевые оттенки всегда дают прикурить их владельцам. И Антон просто ищет выход той бешеной неуемной энергии, которая плещется в нем. Неутомимо, непрекращаемо. Ежедневно, ежечасно. И только он может его обуздать. * * * Телефон назойливо мигает уведомлением. Рука, свесившаяся с дивана, подбирает его с пола. Артур тускло щурится на экран, сдув прядь с лица, которая тут же падает обратно на глаза. Слова медленно достигают мозга. "...кредитка в столе". Он собирает мысли в кучу. Что происходит... Ворочается, ощущая боль в шее. Переворачивается на спину, но боль в заднице заставляет резко передумать. Он неуклюже пятится ей вперёд, спускаясь коленями на пол. Чешет голову, вставая. 17:45... Квартира полна пустотой, повисшей в углах, тянущейся к нему из темноты. От голода тошнит. Доставка? Он умрет, пока дождется. Тупой взгляд в холодильник — он зависает на минуту, думая. И забирает лоток с яйцами. Плед, накинутый на голые плечи, спадает, но он не поднимает его. Сковородка шипит горячей болтуньей, он рассеянно мешает ее лопаткой. Когда кончаются боевые смены?.. Даже не позвонить, не узнать... Он проснулся только что, но одиночество уже жрет ожившее сердце. Он привязан и больше не может без Хозяина. Резкий прерывистый звон и — почти сразу же — долбеж в дверь. Артур замирает. — Алиновский! — яростно доносится из-за двери. Глаза расширяются. Он у него дома, обязан ли он кому-то открывать? — Я знаю, ты на кухне: блять, свет горит, хорош уже морозиться! Шум в ушах. Яичница падает на пол с накренившейся сковородки. Он крепче сжимает ее ручку дрожащей вспотевшей ладонью. Тяжелая... тяжелая, она тяжелая, не получится, не смогу, пожалуйста... Кто это. Он же не выбьет дверь. Телефон. Сердце вжимается в горло: он аккуратно переступает босыми ногами мимо входной двери. Уже поздно, Саша не на задании, верно?.. Мобильник чуть не выпадает из руки, значок быстрого набора на рабочем столе жмется долго и тревожно, пока он не понимает, что нужно отпустить для вызова. Он забивается в угол за кресло, стараясь занять как можно меньше места. Гудки идут прямо сквозь него, прошивая, раз за разом. Трубку, наконец, поднимают, и он выпаливает, не дожидаясь раздражения: — Сюда ломятся, по... — АЛИНОВСКИЙ!!! — обрывает его оглушительный ор. В дверь тарабанят словно по его мозгам. — Где ты, — произносит напряжённый голос в коридоре. Колени разгибаются с болью, он выползает из убежища. — Я СОЖГУ ЩА ЭТУ ДВЕРЬ НАХУЙ! — пригвождает его к полу. — БЫСТРО ВСТАЛ И В ПОРТАЛ, — орёт Саша, оборачиваясь. Ноги отнимаются, и он, трясясь, падая в бухающее сердце, просто ползёт к нему. — Я с вами спячу, — шепчет Саша, нагибаясь, хватая его под мышки и волоком буквально вышвыривает в колеблющуюся дверь портала, моментально её захлопывая. Стоит, глядя в дверь. Наклон, щелчок, поворот замка, дверь резко распахивают прямо об лицо стоящего за ней. Саша вышагивает за порог, ловя отшатнувшегося Варчука за грудки и, на миг лишившись рассудка, бьёт со всей дури в солнечное сплетение. Антон, скрючившись, сипяще хватает исчезнувший воздух. Дверь позади захлопывается инерцией, и Саша, гневно выдохнув, хватает мага за шиворот и тащит к лестничной клетке, бросая ампулу с чернилами о ступеньки и, следом, тело — прямо в портал, вышибая им дверь. — Полежи-ка здесь, сука, — облачком изо рта рычит Саша, ступая в хрусткий снег. Возвышаясь над безвольно раскинувшимся под ним магом. Студёный ветер влетает в кипящий мозг, чуть остужая. Но... Он хочет УБИТЬ ЕГО НАХЕР. Выдох. Контроль. Выбить ему все зубы, это будет наилучшим выходом. Никаких больше сэлфи, пока челюсть не вставит... Саша пару секунд любуется этой фантазией, но одернув себя, молча бросает портальную склянку прямо в окровавленное лицо лежащему и, наступив тому на грудь, входит в лабораторию. — Варва... Он осекается. Глава Круга дремлет за столом перед микроскопом, уронив голову на руку. Вторая болтается в рукаве халата, за который — очевидно, уже некоторое время — дёргает мелкая тень. — Ха, — не удерживается от хмыка Саша. Что за беспечность... Он поднимает взгляд к потолку, где, перекатываясь, вливаясь друг в друга, таращат на него свои пустые провалы в масках тени. — Что, на будильник не поставлены? Он валится на стул, вытащенный из-под стола. Оглядывает давящую холодную чистоту лаборатории. В микроскопе ничего не удаётся обнаружить: стекло тоже чистое. Либо образец уполз. Монитор ноутбука рядом давно в спящем режиме, как и хозяйка. Он подождёт. Сонный выдох: Леска поводит плечами под тяжёлой кожаной курткой. Мелкая тень, наматывающая бесполезные круги вокруг неё, в восторге замирает. Варвара трет глаза под съехавшими очками. И лишь миг спустя понимает, что не одна — по неподвижному силуэту рядом. — Сколько времени? — бормочет она, шурудя мышкой. Ноутбук не отвечает из глубокого сна. — М, Александр? — Три четырнадцать ночи, — поморщившись от звука своего имени, ненавидит он ее за очередное небрежение простой просьбой. — А ты не торопишься. — Куда?.. — непонимающе вперивается в него она. Он кивает на её стол. Перед ней — высокий стакан остывшего кофе, контейнер с салатом Цезарь и блюдо с горкой креветок. — О-оо, — рассматривает она яства. — Что за джентльменский подкат, Алиновский? — Не подкат, а дар. Я дарю тебе Варчука на эксперименты. Она усмехается острой неприятной улыбкой: — Ты не можешь дарить мне жизнь человека, она тебе не принадлежит. — Принадлежит. Или ты забираешь его, или он замёрзнет до смерти, потому что поле тридцать километров в длину. — Так-так-так... — открывает она меж делом контейнер и с удовольствием приступая к трапезе. — Оставление товарища в опасности? Хочешь под трибунал? — угрожающе глядит она из-под очков. Встречая абсолютно равнодушный взгляд. — Подними записи в полиции. Показаний соседей будет достаточно. Он преследует меня. И ладно бы это, он угрожал спалить мою квартиру. Весь этаж, а то и два слышали это два часа назад. Это самооборона. Она довольно жуёт. Ноготь стучит по столешнице, и он понимает, от кого Ангелина переняла эту привычку. — Где он? — прожевав последний гренок, откладывает она вилку в сторону и отрывает первой креветке голову. Высасывая нежное мясо. Он молча ставит портал на стол. Варвара некоторое время хищно расправляется с креветками, глядя на склянку, наполненную вихрящимся белым. И только оставив горку хитиновых панцирей, ополоснув сверху пальцы бесполезно холодным кофе, встаёт, подхватывая падающую с плеч куртку и кутаясь в неё. — Возьми оборонных теней, не думаю, что он будет рад. — Не знала, что ты мизогин, — тыкается в него злой взгляд. — В аресте мне не требуется помощь. — Он огне... — Я знаю, — обрубает она, аккуратно выливая чернила на пол. Нежно касаясь невесомой двери, впуская морозный вихрь в затхлый воздух лаборатории.* * *
Он находит Артура съежившимся в кресле в одном из бесчисленных закутков библиотеки. Босые ноги поджаты. Дрожь плечей: температура для книг поддерживается прохладная. Подойдя, он видит, с какой мёртвой хваткой тот вцепился в толстую закрытую книгу на коленях. — Артур, — негромко. Пустые глаза поднимаются на него. — Что за книга? — приседает он перед ним, жалея, что оставил свою куртку Леске: мог бы сейчас его укрыть. Оставил одного, выкинув порталом туда, где сам находился... Достаточно надолго, чтобы тот сошёл с ума от незнания. Что было бы, если бы он не успел сварить портал домой?.. Мог бы Антон поджарить соперника?.. Он выключает мозг, чтобы не видеть эту картину. Хорошо, что все уже разбрелись по домам или общагам, и здесь только тени, прибирающие кавардак. Никому нет до них дела. — Куратов "Парящие глицинии", — разлепляет высохшие губы Артур. — Почему не читаешь? — Саша аккуратно тянет на себя книгу, и тот расстаётся с ней с большой неохотой: отдавая защитный камень, что можно бросить во врага. — Она не для этого... Тот ставит книгу рядом на полку — в пустое место. — Хочешь домой? — мягко, обнимая его одеревеневшие от сидения колени. Мотание головой — не задумываясь, что Саша имел ввиду не свой дом, а его. — Тогда заночуем в гостевых замка, вставай. Тень, встречающая у двери гостевой, тянет лапку вперёд: пропуск. Саша хлопает себя по карманам, лезет во внутренний — и, после предъявления, получает доступ. Артур делает шаг за ним, но чуть не спотыкается о сноровисто подскочившую к нему тень. Опуская взгляд, он растерянно глядит на протянутую лапку: — Я... У меня... — Предоставь временное удостоверение, — протягивает руку Саша. Тень погружает в себя лапку и извлекает из чёрных недр замызганный листок, где значится "Гостевой. Укажите время пребывания". Саша достаёт перо из поясного держателя для записной книги и возвращает тени листок с надписью "ночь 19-20 ноября". — Я думаю, ты хочешь знать, кто это, — смотрит Саша в узкое готическое окно, присев на тяжёлую дубовую тумбу, придвинутую к подоконнику. Артур медленно качает головой. Над ним — знакомое деревянное полотно верхней двухэтажной кровати. Как бы сказать... неудобно здесь было уже в студенчестве, сейчас же он помещается, лишь подогнув ноги. Знать, кто это? Да на кой... ему хватило впечатлений. Он постоянно сталкивается с сашиным гаремом так или иначе. Хотелось бы, конечно, оставить прошлое... Но то само не отпускает. — Это Роз, — не обращая внимания, медленно сообщает со вздохом Саша. — Но это, — оборот, — решенная проблема, — сцепляет он пальцы рук на коленях. — У нас с тобой весьма... Интересное положение. Надеюсь, хотя бы с твоими проблемами я разобрался? Тот смотрит в сторону. Честно говоря, зависть немного давит... Что кто-то вот так скучает по Саше. Он бы не стал так ломиться... Просто смирился бы. И умер в отчаянии. — Артур. Тот вскидывает голову. — Я задал вопрос. — Не знаю ответа... — тихо роняет в плечо блондин. Вздох оседает в комнате. Саша, уронив голову, смотрит в истертый палас, скрывающий каменный остов замка. — Постарайся уснуть, — поднимается он, — пойду возьму что-нибудь в лазарете, чтобы ты успокоился. Не выходи, я закрою дверь снаружи. "А туалет", — но мысль рождается одновременно с хлопком окаменевшего листа с той стороны. Он со стоном вытягивает ноги. Перила давят на щиколотки, голые стопы повисли в воздухе. Холодно, но он не укрывается жалким казённым одеялом. Зачем Саше его закрывать?.. Тени всегда в замке, никто в здравом уме не посмеет сделать что-то намеренно. Сонный Твиринов, встрепенувшись от жуткого молельного скрипа двери, таращится на Сашу. — Ещё листов? — медленно со сна ворошит он аккуратные стопки на столе. Поправляя съехавшие очки с переносицы. — Да, и, пожалуй, побольше и посильнее действием, — подходит тот ближе, замирая у самого стола. — Ожоги прошли? — кидает взгляд Ян на его руки, подавая ему журнал для подписи о выдаче. На коже — чуть заметная краснота лишь воспоминанием. — Куда столько? Ты вчера только брал. — В запас. Те остались дома. Он не рассчитывал, что они потребуются. Саша наклоняется, чтобы оставить размашистые буквы, чётко следующие направляющей линии. — Мне бы ещё что-то для сна. — Корвалол? — тянется Твиринов к ящику стеллажа позади себя. "Ну чисто старая школа". Роза Ильинична, похоже, всех стажеров науськивает на это спиртовое поделие. — Посерьёзнее, не помогает. Немного очнувшись, Ян, повернувшись, наконец, внимательнее смотрит в его лицо. — У нас есть штатный психолог, ты знаешь. — Лебедь? Надеюсь, ты шутишь. Предыдущего сотрудника зарезали на пустыре, просто и бесчеловечно. То, что их институт на отшибе — имеет свои минусы, порой трагические. Добираться безлюдными тропами опасно для жизни. Нынешний психолог — практикующая студентка. Он не считает, что такая молодая девчонка хоть в чём-то может помочь оперативникам, буквально умывающимися чернилами. С собой он в состоянии справиться. Артура он к ней не подпустит. Ян молчит некоторое время, легонько перестукивая пальцами по столешнице. — Могу дать собственный сбор трав. Этого года. Ангелина Евгеньевна оценила. Саша молча протягивает руку. Входя в сумрачную комнату со знакомым тухлым запахом страха, он видит белесым пятном — тело. Согнутое в калач, неподвижное. Минуту он уверен, что Артур спит. Пока тот не разгибается со стоном: — Холодно... — и он понимает, что тот полностью обнажëн. — Зачем ты разделся, — сухо спрашивает Саша, приседая перед ним. Артур тянет ноздрями густой запах трав из кружки в его руках. — Чтобы Хозяин согрел... — дрогнувшим голосом сообщает пёс, садясь и принимая кружку из его ладоней. Шипя от горячих боков и дуя на отвар, распространяя травяной дух по стылой комнате. Морщась от вкуса. Не слишком аппетитно, хоть Саша и бахнул туда сахара, очевидно, отпробовав сам. — Здесь таволга, шалфей, шишки хмеля... Не знаю, всего не запомнил, — аккуратно присаживается Саша рядом, кладя руку на мертвенно холодную лопатку. — Хочешь наказания?.. — недовольно понизив голос, убирает он прядь Артуру за ухо, потому что та уже купается в чае. — Хочешь простыть, чтобы я, как примерная шавочка, скакал вокруг тебя? Тот давится от неожиданной картины. — Я согрею тебя, — кладётся горячая ладонь на остывшее бедро у самого члена, — по-своему, — отнимает Саша у него кружку, ставя её на тумбу. — Ложись, — указывает он ладонью на колени. О нет... Глаза моментально увлажняются. Он качает головой, понимая, что зад сейчас будет гореть огнём, а он не сможет сдержаться из-за незалеченных синяков, и его вскрики разнесутся по всему замку. — Быстро, — почти рычит Саша. Неловко, не влезая в кровать — приходится спустить ноги на пол, — он укладывается на него задницей кверху. Дрожа, чувствуя, что только порка и поможет ему забыться. Он всё сделал правильно. Пусть Хозяин видит, что он умеет по нему скучать. Саша подтягивает его зад поудобнее и, выудив медлист, разглаживает его на холодной коже. И, следом, целует поверх. — Вот так, — прикрепляя ещё лист рядом, оглаживает Саша его задницу. — Забавно, что, светятся листы, а не она... — медленно произносит он. — Но ничего, я это исправлю, — пригвождает он шёпотом обернувшегося Артура. Тот сглатывает. Теперь Хозяин будет его лечить, чтобы истязать ежедневно?.. На сколько его хватит?.. Саша, потянувшись, извлекает свёрнутый в изножье плед. Раскрывает, немного встряхнув, и набрасывает поверх обнажённого тела. Чуть колючий, тонкий, тот, однако, воспринимается с благодарностью. На долгие десять минут Артур слышит лишь своё дыхание. Тело затекает в неудобной позе, и, хоть ему и нравится, как член покоится на хозяйском бедре, он решает чуть изменить позу. — Плохой мальчик, — неожиданно падают ему слова на спину. Ладонь мягко оглаживает его вздернутое задницей кверху тело. Плед летит на пол, лист отгибается и, увидев в свете фонарика телефона белую кожу с резко побледневшими, разлепившимися из одного огромного синяка отметинами, Саша размахивается. Шлепок выходит настолько звонким, что Артура подбрасывает. Слезы капают на простынь, но он не издаёт ни звука, закусив ладонь. Они в замке, в конце концов. Любой, проходящий мимо, услышит их. И оправданий не придумать. — Хм-мм, — тянет Саша, глядя на его дрожащую макушку, — сегодня без твоих прекрасных песен?.. — он охаживает ягодицу чередой лёгких шлепков, словно жалея. — Я боюсь... — выдыхает Артур. Неосознанно поджимаясь. — Чего, — властно замирает ладонь на бледном холме. — Что кто-то узнает? Он наклоняет голову вниз. Да. Да. Да!.. Ты разве нет?.. — Хорошо, — кружит рука по мягкой заднице. — И что же такого плохого мы здесь делаем, м? Всё. Он сглатывает. Мы оба мужчины, мы по определению уже плохие в глазах остальных... — Я спросил, — накаляется голос, и он поспешно делится мыслями вслух. — Я — плохой? — впиваются ногти в его зад. — Да что ты. Резкие выдохи воздуха, и Артур лишь секунды спустя понимает, что Саша смеётся. — Я уже давно знаю, кто я. А ты? ...но ведь я не плохой. Это ты вверг меня в эту пучину, опрокинул, потопил, заставил делать всё это!.. Ты показал, как глубоко я могу с тобой пасть, и мы уже оба в этой тёмной глотке запретных наслаждений. Пальцы ошпаривают его, пока Хозяин безмолвно взирает на плоды своих трудов: накаляющуюся изнутри кожу. Он не облекает руку в броню, справедливо полагая, что и так справится. — Если не догадался, — вливается шёпот прямо в мозг, — мой маленький глупый учитель, ты — плохой уже очень давно. С той поры, как согласился со своим выбором. Мне срать, кто и что там обо мне считает, я себя принял. Если тебе так трудно, я помогу. Удар. Оглушающе яркий — взрыв в конце позвоночника. Артур взвивается, но тут же горячая сашина ладонь пригвождает его голову к кровати. Кожа кипит, туман возбуждения в голове разбивается лишь шлепками, отчётливо раздающимися в тишине. — Хватит, — удар, — надо мной, — Артур, жмурясь, глухо рыдает в простынь, затолкав её себе в рот и задыхаясь, — издеваться, — сквозь зубы шипит Саша. — Лежи, — хлопок, — смирно! ...нас слышно или нет?.. Это... единственное, что меня волнует, помимо полыхающей позади задницы... Артур закашливается, шмыгнув и не сразу понимает, что Саша остановился. — Я думаю... — мягко скользят по алым пятнам пальцы, — ты согрелся достаточно. Одевайся. Только штаны. О нет, только не они... — Не натягивай до конца, — следит за его неуклюжими попытками осторожно надеть их Саша. — Ко мне спиной и на колени. На пол. Голые пальцы мнут палас. Артур украдкой вытирает под носом. Кожу щиплет. Хочется умыться... Почему Саша не отпускает его или не умоет сам? Жесткий ворс паласа встречает его колени неприветливо. Слезы по инерции ещё катятся, когда он наклоняется. Щелчок позади, и его зад обильно сдабривают текучей струйкой смазки. — Ублажи себя сзади, — шлёпает по влажно блестящей ягодице ладонь. — Так, чтобы мне понравилось. Не молчи. Иначе оттрахаю так, что мало не покажется. Бледные пальцы касаются входа, но он испуганно замирает, очутившись в круге света: Хозяин фонариком телефона ярко очертил его силуэт. Пролетающая мимо окна тень увидит. — Не нравится, — щёлкает приговором пряжка ремня, и он мгновенно погружает в себя пальцы. Лучше самому. Вытерпеть его напор он пока не сможет. — Тебе и вправду лучше жить по указке, — медленно выдыхает Саша, и он теряется в этом тягучем низком голосе. — Даже в таком — простом — деле нуждаешься в помощи... Глубже. Он старается как может. Неудобно. — Ну же, — неслышный шаг позади, и его синюшные ягодицы болезненно охватывают, разводя в стороны, вызывая сдавленный стон. — В тебя три члена влезет, если постараться, ты — не стараешься. Холод просто душит его. Он трахает себя сильнее. Три?.. — Дай сюда, бестолочь, — дёргает его за запястье Хозяин. Щелчок смазки, и сильные пальцы вторгаются внутрь до упора. Он сжимается, скуля, сворачиваясь в клубок. Упавший от дикой боли порки член упирается в колени. Нажим, ритмичное властное давление — пальцы не размениваются на бесполезное поступательное движение. Зачем, когда всё уже найдено. — Я, — низко выдыхает Хозяин, — тобой, — нажим возрастает, — недоволен. Шорох штанов, и он кричит, выплескиваясь, когда член вторгается рядом с пальцами внутрь и его с силой натягивают до паха. Содрогается, шлепая его влажным задом по инерции. Долгий выдох позади. — Вот та-ак... — тихий поцелуй в потную спину. — Хороший мальчик.