00:00

~15:27~

Ему кажется, он ослышался. Приходится переспросить. Но его ошарашенный вид никак не влияет на то, что он слышит во второй раз. — Собакой — значит будешь гавкать и носить мне в зубах тапки. Будешь слушаться безоговорочно, иначе накажу как непослушную шавку. Будешь выполнять все мои приказы, и за хорошее исполнение получать поощрения... — Саша. —...самого различного рода. Разговаривать будешь т о л ь к о с моего разрешения. И я буду для тебя Хозяин, а не Саша. Серый взгляд крошит его уверенность. — Я... — Либо так, либо никак. Мне не интересны отношения другого плана. Это не какая-то сомнительная авантюра, в которую я тебя втягиваю. Это добровольные отношения, в которых оба партнера выносят удовольствие из происходящего. "Удовольствие от ношения тапок?.." Вслух он не произносит ни слова. Взгляд гипнотизирует. Уверенный. Твердый. И хотя это Саша смотрит на него снизу вверх, ему кажется, все наоборот. — Даю тебе пятьдесят одну минуту на размышления. Этого вполне достаточно. Я звоню тебе ровно, — бросает он взгляд на часы, — в 15:27. — У меня пара, — начинает было Артур, но Саша дарит ему такой взгляд, что сердце скукоживается в районе пяток. — Возражения не принимаются. Привыкай. "Я еще не согласился", — хочет сказать он, но слова застревают в горле. Сашин силуэт скрывается в главных воротах. У него слабеют колени. "Собакой". "Гавкать". Что?.. Он уже сомневается, тот ли этот человек, которого он учил полтора года назад. Но вихры все такие же встрепанные. Взгляд — открытый, стальной. Походка такая же упругая. Походка, по которой он моментально узнал его в толпе студентов, высыпавших на полигон. И сердце замерло. Как много месяцев назад, когда серый взгляд впервые заметил его. Мимолетно. Скользнул по нему сверху вниз. О ц е н и в а ю щ е. Круша все слабые попытки противиться самому себе. Но взгляд больше не повторялся, и он засомневался. Артур убирает пряди за уши, щелкает зажигалкой, затягивается. Выдыхает дымную струю в морозное небо. "Пятьдесят одна минута". Почему не час? Биение сердца. "Возражения не принимаются". Он сглатывает. "Поощрения самого различного рода". Он непроизвольно облизывает губы. Оборачивается, стряхивая смутную картину, рисующуюся перед глазами, затягивается, смотря на часы у центрального входа. В пару затяжек докуривает сигарету и берет следующую. Дым сладко опутывает легкие, оседает на языке. И отчего-то вовсе не успокаивает. Саша приехал после стажировки в чешском региональном Ордене. Буквально с поезда, не заходя в квартиру, приехал с чемоданом в замок — сдать документ о повышении квалификации и записаться в списки действующих магов, участвующих в боевых действиях первого класса опасности. Затем нашел его. В преподавательской. Артур возблагодарил небеса, что у него было окно. Иначе... Саша вывел бы его с пары, потому что он был ему нужен. Н у ж е н. Артур в один затяг докуривает сигарету. Нервно смотрит на часы. 14:57. 14:58. В горле пересыхает от табачного дыма. Он судорожно сглатывает. "Ты мне нужен", — этими словами Саша выманил его на воздух. Дальше из душного зала, дальше от склоненных над работами скучающих голов. Дальше от чутких ушей. Сердце бьет неровно ритм. "Нужен". 14:59. "Н у ж е н". Три часа ровно. Негромкий звон выдирает его из опустившейся пелены мыслей. Пара по символьному чтению. Он поднимает подбородок, выдыхая сквозь полусомкнутые губы дым. И сомнения. Ноги неприятно слабые. Сердце стучит, пока он на ходу рывками расстегивает пальто, бросает его в преподавательской на стул, не в силах возиться с вешалкой, и, подхватив папку с материалом, идет в аудиторию, чувствуя нервную тошноту, подкатывающую к горлу. 15:06 — часы по дороге. 15:08 — часы в аудитории. 15:20. Язык заплетается, он прочищает горло, чтобы продолжить. Рисует на доске схемы, оборачиваясь. Не на студентов. На часы. 15:23. Он сойдет с ума. 15:23. 15:23. О н с о й д е т с у м а!!! 15:26. Сердце останавливается. Секундная стрелка ползет по циферблату, и его сердце ползет за ней следом, ритмично дергаясь в конвульсиях. Он не слышит вопрос, тянущийся к нему в тишине из зала. Он смотрит на часы. 15:27. Мелодия мобильного вдребезги мозжит его голову, оставляя на стенах сползающие мозги. Пальцы дрожат. В ухо льется: — Я жду. Он размыкает пересохшие губы. Перед глазами пелена. — С о г л а с е н.

~14:33~

Суббота. Обморочное состояние. Он чувствует себя больным. "Я не пойду. Лучше я не пойду. Лучше я... запью обезболивающее бутылкой виски спрыгну с теневой башни скроюсь в каморке у Зиновия, буду играть в картёшки и жаловаться на жизнь". "Возражения не принимаются". Он хватает воздух губами, словно тот вдруг исчез. В ладони — смятая бумажка с наспех записанным после звонка адресом и временем встречи. Он заставит его гавкать?.. Это же не страшно — уверяет он самого себя. Затягивается во весь объем легких, лежа поперек кровати. И тапки принести — большое дело... Зато он станет ему б л и ж е. "Ты же этого хотел", — самому себе. "Нет-да? Наверное?.." 13:16. Безумно хочется есть. Но Саша велел прийти голодным. Накормит?.. Или посадит на цепь и даст пустую миску, сказав "служи"? Нервная улыбка режет лицо, и он снова затягивается. Это же... заводит?.. Должно бы. Со стороны если взглянуть... С о с т о р о н ы. С какой, к черту, стороны? О н будет у него, о н будет выполнять его приказы. О н будет... Он зажмуривается, вытягивая весь оставшийся дым в легкие и туша сигарету о каркас кровати. Черт, если Саша скажет ему сосать, он ведь будет... Артур прислоняет кулаки ко лбу. То ли он хочет этого, то ли не хочет. То ли его возбуждает эта неизвестность, то ли нет. Одно ясно. Он в з б у д о р а ж е н до крайней степени. Давно с ним такого не было. Он тянется, садясь, за пачкой. Пустая. Открыл ночью новую, и к середине дня уже пусто. Он смотрит в окно, задумчиво дергая себя за губу. В конце концов он ничего не теряет. Никакого насилия не будет. И он выше Саши на целую голову. Вопрос — сильнее ли?.. Он точно не сильнее этого взгляда, пригибающего к земле. Есть. Хочется есть. Он вскакивает, лихорадочно ходит из угла в угол, не зная, чем себя занять — любое дело валится из рук. С утра, с самого пробуждения. Он не смог как следует почистить зубы, потому что швырнул зубную щетку в стену из-за дрожания руки. Он считал себя спокойным человеком. Улыбчивым, дружелюбным. Он плюхается на кровать, сминает пустую пачку, прицельно метает в мусорную корзину у двери. Та падает на самый верх бумажной кучи и скатывается на пол. Он скатывается следом. Раскидывает руки в стороны. Пол холодит спину под тонкой рубашкой. Улыбчивым... Х а. Дружелюбным. Е щ е к а к. Да его от самого себя тошнит. Ему кажется, он выходит на улицы, и во лбу загорается надпись "гей". Со множеством стрелочек вокруг, бьющих прямо в мозг. Поэтому такой улыбчивый, такой мягкий, такой со всем согласный, такой-даже-не могущий-как следует-осадить-человек. Ему кажется, что только поэтому. Только поэтому... ...не смог отказать ему?.. ...а облизать ему ноги, наверно, было бы неплохо. Вряд ли ему дадут что-нибудь другое на первый раз. Жаль? Жаль. Первый?.. Ты что, собрался ходить регулярно? А почему бы нет. Ты сбрендил. Долбаный извращенец. Ну да. Он просто посмеется над тобой. Нащелкает документалки и развесит на всех стендах в замке, как ты сидишь голый на цепи. Артур смотрит в потолок круглыми глазами. Черт, это реально может быть. Надо осторожнее. Навоображал кучу всего только лишь из-за того пристального взгляда полтора года назад. Может, он вообще не на тебя смотрел, придурок. Там же у доски постоянно кто-то торчал. На меня. Он смотрел на меня. Он сел за вторую парту и смотрел на меня. За вторую. Не за первую, где слишком близко и нельзя рассмотреть в целом. За вторую. Хочется... пореветь, наверно? Потому что сигарет больше нет и утешаться нечем. Умел бы он еще. Совершенно не плаксивый, даже обидно. Не завершается как-то образ гея-неудачника. 13:47. Он перекатывается на бок. Пора собираться. То ли хочется умереть по дороге, то ли нет. Он на всякий случай все же смотрит по сторонам на светофоре. Нельзя же погибнуть, так и не отсосав у обладателя этого расшибающего в лепешку взгляда. Кажется, он уже абсолютно готов к тому, что будет приносить ему в зубах тапки. Он не знает, как выдерживает пытку метро, потому что опять начинает тошнить. Он кладет под язык успокоительное и, закрыв глаза, падает в паутину мыслей. Там, наверно, будет конура? Клетка? Что ему нужно будет делать? А, может, ничего, они просто поговорят, обсудят детали? Чаю попьете, скажи еще. А потом трахнетесь по-собачьи и отправишься домой. И никаких тапок. ... По-собачьи. Он курит, выходя из метро, истошно затягиваясь, безмолвно крича во все горло, затыкая себя сигаретой. У него не было секса два месяца. Может, по нему заметно?.. Он смотрит в витрину, убирая от губ сигарету и выдыхая дым в сторону. Артур Гавойский. 29 лет. Ничего не достиг в жизни, кроме как стал преподавателем. Так и не отстриг длинные волосы, оставшиеся со студенческих лет. Слишком высокий для большинства людей, и это порядком нервирует. Обычный человек. За одним исключением... с женщинами дел иметь никаких не желает. Никогда. Даже приятельских. Нет, спасибо. Да, вам того же. Нет, я не стану вам лучшей подружкой. Вы ошиблись. Идите к черту!!! Кое-кто из коллег уже подметил это его нежелание (в основном те, кто подбивал клинья и получил категоричный отказ), пустил слушок. Благо, в глазах начальства это его не дискредитирует. Ангелина вообще считает, что он еще не дорос до женитьбы, поэтому хорохорится, выставляя себя этаким завидным холостяком. Ангелина Евгеньевна, честное слово, поверьте им уже на слово, я правда не хочу жениться! Я хочу мужчину. Я хочу заботиться о нем. Я хочу отдавать всего себя, без остатка. Только почему-то никому это не надо. Он затягивается, глядя в свои стеклянные глаза. И Саше он нужен только как собака. Что за черт. Чем его не устраивает человек... или... Да-аа, завели бы пухлую таксу, снимали бы квартиру на пару, этакое семейное гнездышко... Таксу бы ты назвал Пинк Флойд и напару с ней носил бы Саше тапки. Обхохочешься. Он смотрит на часы, и сердце где-то далеко сворачивает за угол на перекрестке. 14:25. Он вынимает смятую бумажку и тупо смотрит на цифры. 14:33. Обведено красным, жирный восклицательный знак. Желудок сворачивается в комок. До места еще минут пятнадцать. Он опоздает. Не смертельно. Да. Не смертельно. Б л я д ь!.. Дверь открывают сразу же. Саша смотрит на его согнутый палец, уткнувшийся в дверной звонок. На его сипящий хрип, вползающий в квартиру. На растрепанные волосы, свисающие до колен, потому что он согнулся пополам от боли в боку. — Т ы о п о з д а л, — слова впечатывают его в косяк. Он хватает воздух. — Прости, — выплевывает он хрип ему под ноги. — Не думал, что захочешь начать с наказания. Разогнулся и зашел. Он титаническим усилием разгибает позвоночник, морщась от колющей боли в боку. Отличное начало... Им уже недовольны. Какой же он удачливый сукин сын. Где пустая миска?.. Он пытается дышать тише, но легким нравится хрипеть после дичайшего бега. — За тобой гнались? — звучит над ухом, пока он развязывает ботинки. Он мотает головой, расправляясь со шнурками. По сути, он уже перед ним на коленях. Чего ждать? Надо просто поднять голову и попросить член в рот. — Тогда что произошло. Не помню, чтобы ты опаздывал на пары. Он нехотя разгибается, оказываясь выше его и желая согнуться обратно. Или хотя бы присесть, чтобы не нависать. Ему все время кажется, что собеседнику с ним неудобно разговаривать. Или, точнее, ему неудобно разговаривать, глядя вниз и желая быть как можно незаметнее. — Я жду, — поднимает Саша брови. Сердце делает оборот вокруг своей оси. — Задумался. — Ты должен поменьше думать, чтобы не заставлять меня ждать. Слова крутятся вокруг Саши. "меня ждать" "меня ждать" "м е н я" Он может только кивнуть в ответ, разогнав лбом этот рой. Свист в легких унимается, и он внимательнее разглядывает Сашу. Серый свитшот, темные джинсы, черные носки. Такой уютный. Ужасно хочется поцеловать его. Наклониться, впиться в рот, прижать к стене. Он облизывает губы и раскрывает глаза, потому что в углу узких губ мелькает еле заметная морщинка. — Я вижу, как ты голоден, но сначала сними пальто и приведи себя в порядок. Артур смотрит в зеркало и поспешно достает расческу. Он выглядит как сексуально взъерошенный или как встрепанное чмо? Вопрос из вопросов. — На кухню, — поводит ладонью Саша, когда он заканчивает. — Сядь и отдышись. Перед ним возникает кружка чая. ...чаю попьете, трахнетесь по-собачьи. Скорей бы вторая часть. Он даже будет немного счастлив, если на этом все и закончится. Успокоительное как-то не слишком успокоило, и сердце дребезжит в грудной клетке. Или это все бег?.. А все-таки хорошо, что его не сбила машина. Он отхлебывает и, подавившись, закрывает обожженные губы ладонью. Саша усмехается. — Ты уже сам себя наказал, замечательно. Артур смотрит, впитывая его лицо. Изгиб бровей. Нос. Губы. Челку. Г л а з а. Т а к б л и з к о. Счастье дергается в конвульсивном танце в животе. — Насмотрелся? — Саша наклоняется, пьет чай с ложечки, подув на нее. — Мне срать, как это выглядит, понятно, — произносит он немного погодя, потому что пауза на том конце стола затягивается. Артур кивает, хотя смысла не видит — тот занят чаем. Хочется наглотаться холодной воды из-под крана, засунуть в рот лед из морозилки, да хотя бы снег с подоконника — до того во рту обожжено. Но он не двигается с места. — Сильно обжег? — интересуется Саша, подняв взгляд над ложечкой. Он снова кивает. Саша встает, достает из холодильника кефир и наливает ему полный стакан. — Подержи во рту. А я пока просвещу тебя, что мне от тебя конкретно нужно. Холод течет по губам, внутрь. Он глотает, думая только о том, что Саше неплохо бы оценить, как белая струйка течет у него по подбородку. — Я сказал подержать во рту, а не глотать, ты меня не слышал? Он поспешно вытирает подбородок, чувствуя себя где-то на уровне плинтуса. Набирает в рот кефира, но перебарщивает с глотком и сидит с надутыми щеками, как хомяк. Не сексуально. Совсем. — То, что я тебе предлагаю, и то, на что ты согласился, — абсолютное подчинение моим желаниям. Ты не обедал? И не завтракал. Накурился до тошноты, но не смог выпить даже воды. Он отрицательно качает головой. Щеки уже побаливают от напряжения, но он не сглатывает. — Это я и называю "подчинение". И ты довольно хорошо слушаешься. Ладонь мягко ложится на его щеку, надавливая, и он чуть не глотает. Изо всех сил удерживает кефир почти у глотки. Наконец, ладонь убирается. — Глотай, — разрешает Саша, и он поспешно сглатывает, чувствуя невероятное облегчение. — Опиши ощущения. — Облегчение. — Еще. Артур запинается. Еще?.. А что еще? — Невкусно. — Не то. Еще. — Кефир теплый?.. — Ты счастлив, что тебе удалось не проглотить, пока я не разрешил? Он прислушивается к себе. Счастлив? Да нет, какое уж тут счастье. Радость? — Нет, я удовлетворен, — слово звучит пошловато, но поздно — уже вылетело. Саша слегка склоняет голову набок, чуть прищуривая глаза. — Интересно. У него встает от этого взгляда. По-собачьи. Хоть по-кошачьи, можно он уже отсосет ему?! — Удовлетворен — именно то, что нужно. Понимаешь? Ты получил удовольствие от того, что послушался меня. А теперь смотри в стол и не поднимай взгляд, пока не разрешу. Он опускает глаза. Разглядывает темное дерево. Ему начинает нравиться эта игра. Только когда уже будет "вытрахай меня за пять минут" или хотя бы "оближи меня полностью"?.. Надо было подрочить дома. Надо было. Н а д о б ы л о. Он понадеялся, что не будет долгих разговоров. А теперь приходится терпеть. Интересно, если стояк обнаружится, что ему прикажут? — Как видишь, ничего сложного. Я говорю — ты выполняешь. Другое дело, если ты не слушаешься. Пожалуйста, только не описывай, что со мной будешь делать, иначе я кончу в штаны. — Я накажу тебя. И тебе не понравится. П о н р а в и т с я. О ч е н ь п о н р а в и т с я. Ох черт!.. — Как я уже говорил, способов наказать много. Я так же точно могу заставить тебя выпить кипяток и смотреть, как ты страдаешь. И холод я тебе уже не предложу, потому что ты будешь наказан. Накажи меня. Прямо сейчас. Я опоздал. Я виновен. Накажи накажи накажи. Х о ч у т е б я. Ему надоедает смотреть в стол, и он еле успевает остановить опасно скользнувший по столешнице к Саше взгляд. Пусть он жаждет наказания, но, пожалуйста, пусть оно будет приятнее, чем кипяток в горло. — Хочу поинтересоваться, есть ли у тебя табу. Что ты не хочешь делать. Взгляд, удержать взгляд. Как хочется взглянуть!.. Еще один стальной взгляд, и штаны точно придется стирать. — Не хочу?.. — Именно. У каждого человека есть внушительный список того, что он не любит. Что ты не любишь из одежды? — Рубашки, — без промедления сознается он. — Ты пришел в одной из них. Ты и правда мазохист, я не ошибся. Артур смущенно оглядывает манжеты. Собственно, приличная часть гардероба вся состоит из рубашек. В неприличной — свитере, футболке кислотных цветов или толстовке — приходить не хотелось. — По работе приходится носить. — Так ты пришел ко мне как на работу? Удержать взгляд. Он не знает, что ответить. — Сомневаюсь, что у тебя хоть майки нет. Что ты носишь дома? — Футболки. — Почему не надел? Ступор. — Они не подходят. — К чему? У нас что, собеседование? — Я хотел... — да, верно, — выглядеть официально. — Привлекательно, — поправляет его Саша, и взгляд просто автоматически поднимается навстречу — увидеть, увидеть, с какими глазами он это сказал, какое у него выражение лица, не все ли ему равно? — Третье нарушение за полчаса, — спокойная констатация факта. Ему плевать на наказание, какое бы оно ни было. Он проглотил его взгляд. Растворил в себе. Саше не все равно. Твердый взгляд смягчился, и на губах улыбка. Почти незаметная. Но от этого не менее яркая. — Я тебе нравлюсь, — очередной голый факт. Артур смотрит в его глаза. Не отвечает. "А что такого?" — спрашивает он глазами. "Ты необычный. Ты заводишь меня". — Ты тоже мне нравишься, — голос почти ласковый. Н е т. Сердце опасно стукает о ребра. Все, прощай спокойная жизнь. Стоит только услышать это, и тебе больше ничего не надо — ты уже погряз по уши в этом болоте. Чертовом болоте, откуда без посторонней помощи не выкарабкаться. — Знаешь, я помню тебя не в рубашке, а в какой-то водолазке с медведем. В джинсах. С распущенными волосами. "Помню". Это "помню" падает ему на макушку, сильнее вдалбливая в болото. — Я был тогда еще практикантом, особого дресс-кода не требовали. Саша потирает пальцем нижнюю губу, и он зачарованно следит за этим движением. — Да, а потом ты начал носить костюм-двойку, хотя галстука я на тебе никогда не видел. Хватит. Он в болоте уже утонул, не надо пинать сверху. Своей наблюдательностью. Он н а б л ю д а л за тобой. Почему я не замечал?! Потому что ты, дебил, предпочитал первые три месяца преподавания читать с бумажки, а когда навострился кое-как общаться с аудиторией, пары у Саши уже кончились — это был краткий курс. Я дебил. Да, дебил. — Галстук — это уже слишком, — признается он. — Хорошо. Твое табу в еде? — Морская капуста, — непроизвольно морщится он. — Капуста вообще. Морепродукты, — лицо съеживается в кислую мину. — Табу в сексе? — без всякой паузы спрашивает Саша ровным тоном. Артур смотрит, как улыбка снова горит где-то в углу его рта. — Мы будем им заниматься, мне нужно знать, что ты не приемлешь. "БУДЕМ ЗАНИМАТЬСЯ" Все вздохи облегчения неслышно воспаряют к потолку. Он будет не только носить ему тапки, но и спать с ним! Дальше уже можно не волноваться. Он будет хоть на четвереньках ходить, лишь бы дотронуться до него. — Итак, — голос возвращает его к реальности. — Ты должен перечислить в с е, что тебе когда-либо не нравилось или в чем ты уверен, что тебе не понравится. Не стесняйся. Я не люблю, когда в меня кончают, — Артур смотрит на него во все глаза, а Саша, ничуть не смущаясь, продолжает: — Ни в рот, ни на тело, ни в зад. Твое отношение к сперме? — Я не глотаю, — голос подводит, звучит не так свободно, как хотелось бы. Тело напротив имели. В зад, в рот... Прекрати, придурок... — Хорошо, еще что-нибудь? Ты знаком с анальными пробками, дилдо, вибраторами? — Нет. — Хочешь попробовать? — Да, — слишком поспешно. Стальной взгляд не отрывается от него. — Экзотику когда-нибудь пробовал? Электростимуляцию, зажимы на соски? — Нет. Не хочу. — Твой болевой порог? — Не знаю. — Выясним, — откидывается Саша на стуле, и Артур немного переводит дух, отводя взгляд. Такое количество правды зараз он выдавать не привык. Особенно по части секса. — Фистинг? — Абсолютно нет, — округляет он глаза и снова ловит тень улыбки. — Я тоже не знаю, что такого прекрасного в том, чтобы запихнуть кулак в зад, куда и член-то с трудом входит. Артур. Он поднимает опущенный взгляд. Трясет. Немного потряхивает. Нервишки шалят. И его имя из этих губ... Покурить покурить покурить — Волнуешься? Расслабься, — слова ложатся на его ладони, мягко укутывая, и он закрывает глаза. — Не нужно так нервничать, я всего лишь выясняю, что может тебе не понравиться. — Не надо бить до синяков. Остальное прокатит. — Тебя били? — голос неуловимо меняется. Откатывается волной, убирая твердость тона. Отпираться же нет смысла, Саша уже снес дамбу запретных тем. — Да. — Любовник? Он все равно медлит, прежде чем окончательно сознаться. — Да. — В тебе, наверное, метр девяносто. Ты в курсе, что можешь завалить любого, если постараешься? — Я... — "не умею давать сдачи", "бесхребетный", "не могу причинять другим боль". Он никак не может выбрать наименее стыдный вариант. — Так, — голос приливно возвращает силу. Саша внимательно глядит на него. — Запомни раз и навсегда: бить я тебя не собираюсь. Другое дело, если я захочу в наказание отстегать тебя ремнем. Он думает. Ремнем?.. Это же не слишком больно? — По голой заднице, — уточняет Саша. — Это очень больно? — Смотря, как размахнуться. Ремнем можно погладить, а можно рассечь до крови — н е п у г а й с я, с такой силой не собираюсь. Тебя пороли в детстве? — Нет, обошлось. — А меня да. Может, из-за этого я такой ебнутый на голову. Итак, ремень? — Ладно, — подумав, соглашается он. Это же задница, она мягкая, должна стерпеть. — Ну и шлепки, я думаю, ты мне разрешишь. У него сейчас опять встанет. — Да. — Давай дальше. Отхлебни сначала, чай уже остыл. Саша ждет, пока он нервно пьет. Глоток за глотком. До дна. — Что ты скажешь, если я заставлю тебя ходить на четвереньках? По-собачьи. — Без проблем. — Ты уверен? — Да, — легко выскальзывает из него. "Так ты сможешь все время видеть, как я выгляжу в такой позе". — Носить тапки? Заминка. — Хорошо. — Лаять? Артур смотрит на него. — Ты слышал. Ты станешь моей собакой и должен будешь лаять. — Ладно. Я же не должен делать это на людях? — Нет. Все это только между нами. Это наше дело, других оно не касается, и о посторонних ты думать не должен. Дальше. Если я лишу тебя пищи, сколько ты выдержишь? — Полдня?.. Живот предательски урчит. Улыбка в углу рта. Саша оборачивается к плите и ставит перед ним сковородку. Артур тянется открыть крышку, но Саша отодвигает его руку. — Попроси. — Пожалуйста? — недоуменно говорит он. — Ты с о б а к а. Проси по-собачьи. Он, подумав, спускается на пол на колени. Поднимает ладони и загребает ими воздух, словно цирковой пудель. Открывает рот, и воздух прорезает негромкое: — Ав! — Неплохо. Хороший пес. Артур хочет подняться, но Саша ставит сковородку на пол. Снимает крышку. Одуряющий запах запеченного мяса с картошкой бьет под дых. — Е ш ь, — звучит над головой. Он глядит на Сашу. — Ты слышал. Я разрешаю. — Вилку можно? — Ты собака, собаки едят без вилок. Еще они не разговаривают, но к этому мы вернемся позже, а пока ешь. Артур наклоняется, убрав пряди за уши, и все равно волосы лезут в сковородку. Он искренне жалеет, что оставил резинку для волос дома. Он убирает пряди на одну сторону и, нагнувшись, берет зубами кусок мяса. Жует, чувствуя, как рот наполняется слюной от наслаждения. То ли он такой голодный, то ли мясо правда бесподобно. — Вкусно? Он усиленно кивает, глядя на Сашу. Тот наклоняется, проводит большим пальцем по его подбородку, стирая масло, в котором он извозился, наклоняясь. Артур чуть не целует его, но рот полон мяса, и он только смотрит на него, перестав жевать. — Ешь, чумазая псина, для тебя старался. Он наклоняется и подъедает все до крошки. Кусок хлеба плюхается в пустую сковородку. — Заешь, а то изжога замучает. Он послушно съедает и хлеб. — Поднимайся и подойди ко мне. Артур выполняет указания. — Наклонись. Ниже. Он чувствует ладонь на макушке. — Какой славный пес, — Саша нежно треплет его волосы. Артур поднимает на него взгляд. — Не нравится? — спрашивает Саша. — Нравится, — обескураженно отвечает он. Не отпускай меня. Оставь меня на ночь, пожалуйста. Хотя бы поспать у твоих ног... Никто до сих пор не гладил меня так по волосам. Предпочитали дергать. — Садись на стул. Ответь. Что-то тебя не устроило в этом сценарии? Подумай. Артур прокручивает все заново. Странновато немного, но и только. А с пола есть забавно (не забыть резинку для волос в следующий раз), кажется даже вкуснее без вилки. Хотя, может, это все же оттого, что он был зверски голоден. — Все нормально, — пожимает он плечом. — Уверен? Хорошо. К н о г е. Он соскальзывает со стула и усаживается подле него. Макушку снова треплют. — Ты быстро учишься. Хоро-оший пес. Похвала вгрызается в сердце. Когда его последний раз хвалили?.. — На пол, на спину. Он ложится. Саша протягивает руку, вытягивает из штанов его рубашку и ласкает живот. Встает просто мгновенно. Он закрывает глаза, ерзая под его ладонью. — М... — Артур, — голос твердый, совсем не тот ласковый тон, с которым Саша хвалил его. — Собака не возбуждается от ласк хозяина. — Но я не могу контролировать это, — хрипло говорит он, облизывая губы. Еще. Еще. Еще раз. Погладь меня. П о н и ж е... Но ладонь исчезает. Он с досадой садится. — Я не велел тебе вставать. Он откидывается обратно. Хорошо-хорошо, только погладь еще раз. — С этим сценарием будут проблемы, — смотрит на него Саша. — Не вижу никаких проблем, — облизывает он губы снова. Сядь на меня сверху, и я покажу тебе, что никаких проблем нет. Саша вздыхает. — Ты собака. Ты должен радоваться, что я треплю твой живот, можешь поскуливать в пределах разумного, но уж никак у тебя не должно вставать от одного моего прикосновения. — А ты можешь контролировать возбуждение? — Смог бы, если бы мой Хозяин захотел. — У тебя он был? — смотрит на него Артур. — Нет. Хозяин я. У меня было два нижних, но вот собак из них не вышло. Они и не сильно-то хотели. — ... — Все еще хочешь быть моей собакой? Он смотрит в сторону. А почему бы и нет. Жизнь точно станет оживленнее. Тапочки... — Х о ч у. Саша наклоняется, гладит его живот. Медленнее, размереннее, круг за кругом. — Мне кажется, ты кончишь, даже если я не коснусь твоего члена. — Д а, — выдыхает он, чуть выгибаясь, прижимаясь сильнее к его ладони. — Ты очень чувствительный, — большой палец гладит вокруг пупка, затем внутри него. — А-ааа... Движения по часовой стрелке, потом отрывистые — вниз. Пальцы в опасной близости от паха, уже почти под ремнем, уже касаются волос на лобке. Палец вращается в его пупке, а ему кажется — в нем самом. Член болезненно упирается в ширинку. Сашины пальцы легонько скребут пах, и он больше не может выдержать. Стон взрывает тишину. Он прерывисто дышит. Вот черт. Все-таки стирать штаны. Ты кончил от пальца в пупке. Ты безнадежен. Он приоткрывает глаза. Смотрит на Сашу. — Мы заменим твой стон на скулеж, — произносит тот. — И ты будешь восхитительной собакой.

~11:13~

— На сегодня закончим, — вплывает в него голос, когда он выходит из туалета, затерев брюки туалетной бумагой. "Уже все?" — раскрыв глаза, смотрит он на Сашу. — На первый раз впечатлений достаточно. Тебе нужно отдохнуть и осмыслить происходящее. Дело же не в этом? Дело же в нем? Он как всегда все испортил? — А р т у р, — звук его имени оплетает его ладонями. Он глядит на Сашу в полутьме коридора. — Ты должен привыкнуть, ясно? Ощущений на первый раз более чем достаточно. Он кивает. Проходит мимо, слыша, как метет носками стеклянное крошево своего сердца. Хотел остаться хотя бы до десяти... Но успел надоесть за рекордно короткое время. Т а л а н т. Он завязывает, присев, шнурки. Накидывает пальто. Хлопает привычно по карманам, проверяя пачку сигарет. Купит убийственный виски, надерется вдрызг и никуда завтра не пойдет... Даже пса из него не вышло. Никуда не годный. — Артур. Он замирает — Саша лезет в карман его пальто, вынимает пачку. Так близко... обнять, о б н я т ь. Но он уже надоел, так что объятиями только досадит. Пальцы сминают пачку, и он чуть не стонет. До ближайшего ларька минут пять, он с д о х н е т без дозы! — Собаки не курят. Бросай. Он закусывает губу. Ч т о. Саша инспектирует второй карман. Распахивает полы пальто, и Артур глотает стон, когда он придвигается ближе, проверяя оба задних кармана брюк одновременно, фактически обнимая за задницу. Саша вынимает зажигалку, отстраняется, бросая на него взгляд. — Если завтра почую курево, я тебя выпорю, понял? Еще бы немного, и он бы схватил его за задницу в ответ. И... что? Завтра?.. Он хочет увидеть его снова?! Он пытается не жрать его глазами. — Артур, — произносит Саша, заметив жадные проблески в радужках, — сидеть. Он колеблется. Пальто уже надето. Он уже не собака. Так ведь?.. — Если мне придется повторять, я выну ремень прямо сейчас. Он опускается на колени. Хотя до смерти хочется увидеть, как Саша будет расстегивать свои штаны. Лицом он прямо напротив его паха. Сердце сладко покалывает возбуждение. Он облизывается, лаская взглядом его член. — Д а й, — срывается с языка в обход всякого сознания. Саша нахмуривается. — У тебя явно проблемы с послушанием. — Черт, просто д а й мне его! Ему уже наплевать. Он так сильно его хочет, что протягивает руки, тяня к себе за бедра. Пальцы хватают его за волосы, оттягивая голову назад. Эхом — привычная боль в макушке. — За это, — кромсает ему мозг острый голос, — я могу выгнать тебя на улицу голым. Х о ч е ш ь? Только одна мысль. "Холодно". Он мотает головой. — О т п у с т и л ж и в о. Интонация ледяная. Он убирает ладони с его бедер. Точнее, отдирает, потому что невозможно легко выпустить его, такого теплого, из рук. Когда вот он уже, рядом — осталось только расстегнуть ширинку зубами и взять в рот. — П л о х а я п с и н а, — голос уже угрожающий. Холодная дрожь обнимает тело. — Пальто снял, отдал мне. Артур смотрит на него. В -10° без пальто? Но он передает ему его. Саша бросает пальто на тумбу. — Брюки. Я жду. Он что... п р а в д а отправит его так на улицу?! Он уже представляет, как сидит за нарушение общественного порядка в обезьяннике. Без штанов. Вот это не к добру будет. Он расстегивает ширинку и останавливается. Вот когда в первый раз пожалел, что не носит белья. — Не заставляй меня ждать еще больше. Он отдает ему брюки, радуясь, что длинная рубашка хоть наполовину прикрыла член. Саша ничего не замечает на это. — Спиной ко мне, на четвереньки. Он что его... т р а х н е т?.. Нет, это же не наказание. Щелканье пряжки. Правда трахнет?! Длинный шорох. Это р е м е н ь. Артур сглатывает. Он что... отлупит... его... по заднице?.. — Услышу хоть звук — пеняй на себя. Тон пугает до жути. Он не успевает обдумать, насколько будет больно, — в следующий миг ремень рассекает воздух и обжигает голую кожу. Из легких выдавливается весь воздух, он изо всех сил закусывает губу, чтобы молчать. Боль ярко загорается на коже. Второй удар. Сильнее. Инерция мотает его вперед. Третий. Он едва успевает задавить стон на выдохе. Он ждет четвертый, но следом — только щелканье пряжки. Он боится обернуться. Кожа горит. — У я с н и л? Он было открывает рот, но "собаки не разговаривают", поэтому он только наклоняет голову вниз. "Да". — Ты вынудил меня. Но если собаку не воспитывать, она не будет знать свое место. Такая собака мне не нужна. Одевайся. Артур не смотрит на него. Натягивает поспешно брюки, морщится, когда ткань трется о воспаленную кожу. Саша ждет, пока он оденется полностью. — Завтра. 11:13. Опоздаешь или сделаешь хоть одну затяжку — накажу. И таким мягким, как сегодня, не буду. Иди домой и думай над своим поведением. Дверь захлопывается за ним. Он проходит мимо табачного киоска, не заметив его. В метро он не садится — повисает на поручне, всякий раз морщась, когда кто-нибудь, протискиваясь, задевает зад, и боль вспыхивает на коже. Только выйдя из вагона, он вспоминает про сигареты. Бросить? Он курит со студенчества. Лет семь уже. Как тут бросить одним махом?! Он сглатывает. Может, сегодня покурить, а завтра он дотерпит кое-как? Назавтра же запаха не останется — он заест его. Ужином, завтраком, жвачкой, зубной пастой, алкоголем. Сердце стучит. "В ы п о р ю". Он непроизвольно потирает зад. Черт, нет, больше не хочется. Он не смог надеть даже мягкие домашние штаны, так что ходит без них, в одной длинной футболке, ощущая излишнюю свободу. После душа кожу засаднило еще больше. Он помазал кремом, но сделал только хуже и поскорее смыл. 21:45. Он лежит на животе на разложенном диване и пялится в телевизор. На заднице — холодный пакет молока. Он даже застонал от облегчения, когда прохлада сразу же уняла горение. Сначала был пакет майонеза, но на всю задницу не хватало. Через полчаса — замороженная овощная смесь, начавшая подтаивать, — тонкий ручеек скользнул вниз по ягодице, так что пришлось убрать. Следующее и пока конечное — молоко. Больше в холодильнике ничего путного не оказалось. Он записал напоминалку — "наморозить льда" — и прикрепил к доске над столом. На будущее. Хотя... больше ослушаться он не посмеет. По крайней мере нарочно. Его отлупили по заднице. Он должен думать о своем поведении, но думает только о бедрах Саши в своих ладонях. Душу продать, чтобы снова их ощутить. Снова увидеть его пах так близко. Желательно не скрытый джинсами. — Лижи. Он аккуратно берет член в рот и сосет. Долго, обстоятельно, надеясь на большее. — Ко мне спиной. Он поворачивается, и Саша берет его. Грубо, не растягивая. Держа, натягивая за волосы, так что шея затекает. — П л о х а я п с и н а. Толчки. Он лежит, надрывно дыша в матрас. Спутанные волосы падают на лицо. Простыня запачкана. Пакет молока валяется на полу. Сердце стучит как ненормальное. Ох черт... Как же хорошо. 8:24. Вставая с утра, он отмечает, что задница горит уже меньше. Но штаны до выхода не надевает все равно. "У нас что, собеседование?" Он роется в шкафу, вытаскивая футболки с водолазками. Старые, новые — все в одну кучу на неубранный диван. Да, вот она, та самая водолазка, о которой вспомнил Саша. Надеть? Ей уже два года, выглядит потрепанно, ни за что. Давно бы выкинуть... но теперь он не сможет этого сделать. Откладывает ее в сторону. Нужно надеть то, в чем ему комфортней всего. Саша прав — он не на работу к нему ходит, так что должен выглядеть естественно. Естественно... но привлекательно. Или, как говорится, красоту и в хламиде не спрячешь? Ему говорили, что он красив. Правда, он ни разу так и не поверил, полагая, что это стандартная замануха для однодневного секса. Он проходит к зеркалу и невольно хмыкает. Вот ты. Преподаватель углубленных курсов. Вчера тебя выпорол твой бывший ученик, а сегодня ты идешь к нему снова. Ты извращенец. Смирись. Смирился. Он поворачивается к зеркалу задницей. Ярко-красные полосы сошли; боль — эхом. Но ел он все равно стоя. Полночи мял подушку и вгрызался в нее зубами, потому что д о ч ё р т а хотелось курить. Смолить до черных легких, лишь бы унять нервы. Пришлось закинуться тремя успокоительными, чтобы заснуть. Позавтракал он плотно — рот надо было чем-то занять в отсутствие сигарет (новой пачки так и не купил). Хотел вызвать такси, но вспомнил, что лучше не садиться. Трясся в метро, опять чувствуя тошноту и как джинсы облегают воспаленный зад. Засунул денплан под язык. Слабенький. Надо купить помощнее, чтобы разом отрубало ночью и мигом урезонивало днем. Это потому что курить нельзя. И потому что вчера они плохо расстались. Он искренне жалеет, что перешел границу. "Д а й мне его". Ёбаный недотрах. Спутал все карты. Но сегодня в душе он постарался, так что готов сидеть перед ним на коленях и не желать впиться в его член губами. Или нет. Нельзя испортить сегодня. Он будет послушным, он будет очень послушным, и тогда, быть может, Саша не только потреплет его по голове... В паху сладко ноет. Он настойчиво думает о дестабилизации теневой обстановки в Санкт-Петербурге. 11:05. Успел даже раньше. Почему 11:13? Не 11:10, не 11 ровно? У него фетиш на неровные промежутки времени? Как бы спросить, ведь, как только он войдет, он станет его собакой и разговаривать будет нельзя. Так ведь? Он стоит перед его дверью, следя за секундной стрелкой. Мысль о том, как глупо он выглядит, убивается нажатием на кнопку звонка. Саша открывает. Артур не может выдавить "привет" и уж тем более "здравствуй" — это смешно. — Проходи, — отступает Саша вглубь квартиры. — На колени, — как только он снимает пальто. Приятная дрожь возбуждения соскальзывает в живот. — Штаны до коленей, ко мне спиной. Он выполняет, недоумевая, чем успел провиниться. С джинсами приходится повозиться — он старается аккуратнее. Как можно меньше задевать кожу. И замирает, слыша пульверизатор и ощущая легкую прохладу на коже. А затем влажная ладонь оглаживает его задницу, смазывая чем-то холодным. Он закрывает глаза. "Как не возбудиться при наличии сильных раздражителей" — Джеймсу Бонду и не снилось. — Лучше? Он склоняет голову вперед. "Да". — Ты не злишься на меня? Отрицательное мотание головой. — Умница, — звонкий шлепок по заднице. — А! — непроизвольно вылетает из горла от боли, и он в ужасе закусывает губу, думая, что опять напортачил. Но ладонь снова скользит по ягодицам. Теплая. — Прости-прости. Сегодня ты хороший пес, верно? Он оборачивается, приседая на пятки, заглядывая в его глаза. "Да да да!" — Вижу, ты надел сегодня не рубашку. Однако одежда тебе не понадобится — собаки не носят одежды, разве что в холод. Снимай всё. Внутри бьется возбуждение. В с ё?.. С порога его еще не раздевали. Он отставляет ботинки с носками внутри в сторону, стягивает джинсы, стараясь не выглядеть неуклюже, когда балансирует на одной ноге, дергая штанину. Складывает аккуратно, штанина к штанине, тянется положить на тумбу. — Собаки не прибирают свою одежду. Брось на пол. Он выпускает джинсы, и те ложатся смятой кучей. Волнуясь, стягивает водолазку. Он снял одежду, но как будто — бронежилет. Сашин взгляд скользит по его телу. Спокойно, без всякого желания. Словно оценивая, не ошибся ли в товаре. — Ты хорошо сложен. Он сглатывает. У МЕНЯ СЕЙЧАС ВСТАНЕТ. Накажет за это Саша или?.. ох стоп стоп с т о п... — Наклонись и дыхни на меня. Он выдыхает, удерживаясь от движения навстречу его губам. — Не курил. Молодец. Стальной взгляд смягчается, и Саша треплет его за ухом. Где-то в предсердии кипит нежность. И рядом — гордость, что не огорчил Хозяина. Пальцы гладят макушку. Сашины глаза смотрят, прожигая насквозь. — Ты красивый пес. Лава затопляет внутренности. Да? Это все-таки правда? Ему он верит безоговорочно. — Я рад, что ты мой. Он больше не может выдержать. Высовывает язык и порывисто лижет его щеку. Сердце просто заходится, когда он слышит негромкий смех. — Ну-ну, вижу, что ты рад, хватит, — Саша треплет его щеки, улыбаясь. — С и д е т ь. Артур опускается на колени, стараясь не задевать пятками еще болящий зад. Пытается сидеть неподвижно. — Время обеда. Есть хочешь? Он решает выразить согласие звонким "ав!". Саша поднимает брови. — Честное слово, ты сегодня о ч е н ь меня радуешь, Сол. Артур смотрит на него, смешно склонив голову набок. Сол? — Твоя кличка. Нравится? Он подходит к нему на четвереньках и, усевшись вплотную, подтверждает: — Ав! — Вот и славно. На кухню. На четвереньках передвигаться не столько неудобно, сколько медленно. Но он старается. Биение внутри. Он дал ему и м я. — Я еще не приготовил, придется подождать. Можешь пока попить воды, — перед ним опускается стеклянная миска. Он смотрит на Сашу. — Пей, — повторяет тот, и он наклоняется. Волосы тут же падают в воду. Забыл резинку. — Вот же патлатая псина. Артур тревожно косится на него. О нет. Опять он его огорчает. Саша уходит с кухни, и он со страхом ждет, что сейчас опять будет ремень. Или что похуже, ведь ремень Хозяин мог вытянуть и из штанов. Зад еще не готов к новой порции порки. Он следит, с чем в руках возвращается Саша, но в них — ничего. Он недоумевающе смотрит на Хозяина. Саша обходит его, и Артур замирает, чувствуя его ноги с боков: ему практически сели на спину. Пах касается позвоночника. — Подними голову. Ему забирают волосы в высокий хвост. — Не туго? Он мотает головой один раз. Резинка. Саше они ни к чему. Это специально для него? Он купил ее? Саша складывает его хвост пополам и фиксирует сверху второй резинкой. — Не пришлось бы тебя стричь, — он встает перед ним, оценивая результат. Пах опять прямо перед его лицом. Он сейчас заскулит от обиды. Оттого, что нельзя пососать, когда т а к х о ч е т с я. Если они сегодня не трахнутся, он пойдет в бар и выебет первого согласного. Потому что дальше так жить н е л ь з я. — С о л. Он поднимает искрящийся возбуждением взгляд. По-собачьи. Догги-стайл. Я твоя собака. Выеби меня, пока я буду пытаться есть из миски. Ох черт! Как же он счастлив, что согласился на это! Саша опускается перед ним, протягивает руку. Смотрит, как удивленно распахиваются глаза, когда он сжимает его стояк. — У тебя что, гон? Весна еще нескоро. Он дышит приоткрытым ртом. Чаще. Чаще. Он собака. Чего ему стесняться? Он вываливает язык и дышит так, что грудь ходит ходуном. — Мне надо готовить, а ты меня задерживаешь, — член сжимают чуть крепче, и он скулит. Черт, тебя что, не учили обращаться с членами?! Хватит так сжимать — раздавишь. Поласкай его. А еще лучше возьми в рот. Рот расплывается в широкой улыбке от воображаемой картины. Он съедает Хозяина глазами. Облизывается. — П е р е с т а л. Н е м е д л е н н о. Улыбка стирается ледяным тоном. Как и возбуждение. Ладонь выпускает член. — Вот так. Сиди смирно, иначе останешься без обеда. Артур сглатывает. Ох. В желудке уже ноет. Он глядит, как Саша засучивает рукава водолазки (тоже их носит!). Как тщательно моет руки. Следит за его бедрами, обтянутыми черными джинсами. Какой сзади о т л и ч н ы й в и д. У него сейчас слюна потечет. Он подходит к нему на четвереньках сзади, расстегивает ремень, приспускает джинсы. Целует, лижет ягодицы, лаская ладонью член. Он мотает головой, стряхивая волнующее видение. Наблюдает, как хозяйские ладони крутят фрикадельки из фарша, и полностью переключается на желание пожрать. Облизывается. Ты готовишь мне обед. Ты идеален. И я твой. Т в о й. Делай со мной все, что пожелаешь. — Сделаю в таком виде лазанью специально для тебя, — показывает Саша фрикадельку, не оборачиваясь. — Чтобы удобнее было есть. Если это рай, он рад, что мертв. Саша захлопывает духовку. Ставит таймер и моет посуду, не смотря на него. Ему уже откровенно скучно. Пошалить? Р е м е н ь. Он смотрит в миску. Так и не попил. Саша оборачивается на шумный плеск. Артур лакает. Брызги летят во все стороны. Пес поднимает голову, облизываясь. С подбородка капает. Саша довольно улыбается, отворачиваясь. Ну не прелесть ли — заставить этого красавца пить из миски по-собачьи. Шикарная у него псина. Просто пожирающая его пах глазами. Кажется, мысленно Сол уже отсосал ему миллион раз. Но доступ к его телу так просто он не получит. Внутри глубокое удовлетворение. Наконец... он получил, что хотел. И готовит этому сокровищу обед. Он ставит последнюю вымытую тарелку на полотенце стекать и, вытерев руки, выдвигает табурет из-под стола. Садится справа от Артура, положив ногу на ногу. Протягивает руку, треплет нежно за ухо. — Хороший мальчик. Артур трется о ладонь щекой, прикрыв глаза. Поворачивает голову и лижет ладонь. — Хороший, хороший, — "как же мне с тобой повезло". Саша гладит другой рукой его макушку и смотрит в абсолютно собачий взгляд. Взгляд, полный обожания. "Будешь и дальше сегодня столь хорош, позволю отсосать", — глазами сообщает он псу, но тот, конечно, ничего не понимает. — Не замерз? Да, на кафеле не слишком-то тепло. Колени болят. Завтра будут синяки. Он выдает скулящий звук. — Пойдем пока в гостиную, посмотрим фильм. Ох, ковер. Мягкий. Отрада для уставших коленей. Может, попросить разрешения лечь? Как?.. Саша вольготно располагается на диване. Артур усаживается перед ним и жалобно скулит. — Что такое? Обед только через, — Хозяин бросает взгляд на часы, — тридцать две минуты. Потерпи, Сол. Он продолжает скулить. — На диван я тебя не пущу. Он расстроенно гавкает и валится на бок, вытягивая ноги. К а к еще показать, что хочешь лечь? — Устал сидеть? Полежи, конечно. Какой я недогадливый. Да уж. Вербального общения явно не хватает. — Ляг на живот передо мной. Он ложится и чувствует ступни на спине. — Погрею об тебя ноги, не против? Мотание головой. — Умница. Ну... Хотя бы его ноги на нем. Хотя лучше бы задница. Собаки же катают на себе людей?.. Он вспоминает, как Саша почти сел на него, завязывая волосы, и радуется, что лежит на животе, а не спине. Иначе получил бы лед хозяйского голоса из-за стояка. Он поворачивает голову к телевизору. Что за фильм?.. Воскресенье. Преподаватель голый лежит под ногами бывшего ученика, изображая собаку. Это то, чего он достиг к 29 годам. А сколько ученику?.. Он припоминает. Если он вел у него курсы полтора года назад, то где-то... 23?.. Такой молодой Хозяин. Вот интересно, стонет он во время секса или нет? "Не люблю, когда в меня кончают". Кончают. В н е г о к о н ч а ю т. Черт, нельзя пачкать ковер. Он вперивается в экран. И чувствует, как пальцы ног легонько массажируют ему спину. Ох нет, С а ш а... Ты же выпорешь меня за ковер, если будешь продолжать в том же духе... — Никак не согрею. Сядь ко мне спиной. Он пододвигается к дивану. Ноги спускаются ему на грудь. — Погрей. Он снимает носок и растирает ступню ладонями. Хочется согреть ее поцелуями. Лодыжку. Голень. Обернуться. Бедро. Ч л е н. П ы т к а, Саша. Т ы — пытка. Согрев, он принимается за другую. Ладонь на макушке ерошит волосы. — Хороший пес. Не останавливайся. Он массажирует ступни еще минут пять, пока не слышит "хватит". Отпускает его ноги и следит за происходящим на экране, пытаясь отвлечься, но вникнуть не получается. Он весь — обращен назад, к дивану, на котором сидит Хозяин. Прикажи мне еще что-нибудь, я с радостью выполню, С а ш а. Пиликанье. Он бы навострил уши, если б умел. — Таймер, — поясняет Саша, убирая с него ноги. Е д а. Приготовленная и м. Он придет домой и напьется в хлам от счастья. Пить Хозяин не запрещал. А, черт, завтра же понедельник, нельзя. Сказать, что заболел?.. Или в бар, и пусть его, пьяного, выебут в туалете, прижав лицом к стене. Давно острых ощущений не получал? Может, немного позлить Хозяина? Не может же тот пороть за каждую провинность, должны быть наказания побезболезненнее... наверное. Он усаживается перед миской. Колени снова начинают ныть. Саша открывает духовку, и запах, и так плотно повисший в кухне, сбивает все собачьи рецепторы в положение "божественно". Саша подцепляет лопаткой дымящуюся лазанью и кладет в глубокую тарелку. Отставляет в сторону. Наполняет вторую тарелку и садится с ней за стол. На умоляющий скулеж оборачивается: — Подожди, остынет. Обожжешься же, глупая псина. Голос звучит так ласково, что "глупая псина" словно "лучший в мире пес". В животе злостно урчит. К а к в к у с н о пахнет. Хозяин!.. Он решается. Садится подле Саши, кладет ладонь ему на бедро и тихо скулит. Тот оборачивается, и у Артура тает в животе от его мягкого взгляда. — Знаю, что голоден. Хорошо, — Саша опускает перед ним ладонь с фрикаделькой. — Бери. Он аккуратно забирает ее губами. Жует, довольно зажмурившись. О б ъ е д е н и е. Гавкает и снова легонько хлопает его по бедру. Саша протягивает еще одну. — Больше не получишь. Он съедает мясо и лижет ему ладонь. — Сейчас уже остынет, сиди смирно. Он приваливается к его табурету боком. С тоской смотрит, как он ест. Подсовывает голову ему под локоть и, громко вздохнув, кладет подбородок на бедро. — Ладно, ладно, сейчас дам. С убранными волосами все съедается гораздо быстрее. Он думает, вылизать ли тарелку. И вылизывает, гремя ей по полу. — Сол. Он испуганно поднимает голову, но Саша всего лишь протягивает хлеб. — Заешь. Он жует. Лакает, утоляя жажду. Наблюдает, как Саша пьет чай с ложечки. Эта картина должна казаться смешной, но ему только доставляет удовольствие глядеть, как Хозяин завершает обед. Как собирает со стола посуду, моет, негромко позвякивая. Сашина задница. Артур пялится в окно, чтобы дерзкие мысли перестали возникать хотя бы на время. Нельзя портить день непослушанием. Пусть Хозяин будет сегодня п о л н о с т ь ю им доволен. — Сол, — короткий свист. Он оборачивается. — Идем. В гостиной, глядя, как Саша разбирает на столе какие-то бумаги, он позволяет себе зевнуть чуть громче, чем следовало бы. Саша оборачивается: — Пока не до тебя, займи себя сам. Он не находит ничего лучше, кроме как подойти и, приподнявшись и уцепившись за стол, заглянуть в бумаги. Ладонь отпихивает его лицо. — Не мешай. Что ты тут забыл? Он вздыхает. Ложится у дивана в углу, вытягивая ноющие ноги. Подтягивает их немного к животу, поворачиваясь к дивану. Ерзая. Вздыхая опять. Саша оглядывается на подозрительно затихшего пса. Подходит ближе, не выпуская документ из рук. Спит. Дыхание тихое. В этой квартире нижние не спали. Он сказал ему занять себя, а не спать. Взгляд скользит по светлой коже бедер. Чуть выступающим ребрам. Мышцам рук. Лицу, полускрытому плечом. Он решает, что пес занял себя сном, поэтому наказания не последует. Возвращается к бумагам. Завтра потребуют отчетность по полной статистике чешского Ордена: смертность, процент удачных операций, ведущие маги, инициации за последний квартал... плюс куча побочных таблиц, графиков и прочего — каквсегдашняя головная боль. Он открывает ноутбук и печатает с листов данные, в перерывах оглядываясь на пса. Он надеется, что тот не простынет на полу. Все же стоит разрешить ему одежду — хрипящая и сопливая псина ему не нужна. Его мягко треплют по шее. Кровать твердовата. Или это пол?.. О-оо, значит, он был вдрабадан. Кого удалось подцепить на этот раз?.. Артур потягивается, зевая. И не раскрывает глаз. Пусть еще немного побудят, м-мм... Дрема опутывает его. — Сол. Он разлепляет глаза, оборачиваясь и щурясь на свет от торшера и склонившееся над ним лицо. Что-то знакомое... — Саша? — удивленно бормочет он. Он подцепил Сашу?.. — Встал живо, — резкий голос рвет его из полусна, и он с ужасом вспоминает, где и кто он. Он мигом садится, и все плывет от резкого движения. Приходится прикрыть глаза, унимая кружение. — Мало того, что дрыхнешь без задних ног, еще и место свое забыл, псина чертова. Он бы виновато повилял хвостом, но чего нет — того нет. Поэтому он просто моляще щурится на Сашу. "Не наказывай!" — горит в глазах. По крайней мере, он на это надеется. — Остаешься без ужина. За мной. Саша открывает дверь в ванную. — Заходи. Свет не горит. Артур непонимающе поднимает на него взгляд. — Мне повторить? Он заходит, усаживается на голый кафель. Холодно. — Будешь сидеть тут, пока я не разрешу выйти. Может, после этого в твою башку прочно вобьется, кто я для тебя. Дверь закрывается, и тьма плотно смыкается вокруг него. Он ежится. Может, встать?.. Он смотрит вперед, там, где должна быть дверь. А если Саша зайдет и увидит, что он стоит? П е с п о л у ч и т н а о р е х и. А ведь так хотел, чтобы день был хороший... Он же не виноват, что спросонья назвал его по имени. Он вообще во сне разговаривает — от троих это слышал. И от всех — что проще мертвеца поднять из могилы, чем его с постели, плюс его только-только очнувшийся разум блуждает где-то далеко минуты три, в течение которых он может нести любую чушь. Повезло, что он хотя бы е г о имя назвал, а не чье-то другое. Дрожь бежит по спине. Что бы сделал Саша, случись такое?.. Он вздыхает. Повыть немного? Наверное, нет. Или да? Не сделать бы хуже. Без ужина. Обед вроде был сытным... но желудок уже не прочь подкрепиться. Он так долго спал? Сколько сейчас времени?.. Он вытягивает ноги, насколько позволяет пространство. Кафель холодит голый зад. Спасибо, не ремнем отлупил... Это похоже на какой-то фильм. Триллер. Про призрака в ванной. Ахах. Улыбка едет по лицу. Тут нестрашно. Вообще. Ему давно уже не десять, когда вот так же его запирал двоюродный брат, не давая выйти. К чему он это вспомнил? Он оглядывается. Нестрашно. Вообще нестрашно. Тебе 29 лет, перестань. Он прислоняется спиной к бортику ванной. Холодно тут, и только. Ничего жуткого. Может, пара пауков в углах, и все. Зачем он вспомнил про пауков, теперь он взаправду чувствует эти тонкие лапки, бегающие по телу. Бр-рр. Дурость какая-то. Воскресенье, а он, вместо того, чтоб выпить для храбрости и закончить уже двухмесячный целибат, сидит в темной ванной и страдает глупостями. Вроде пауков. Он отряхивает руки для верности. Пауки же не кусаются?.. Вроде нет? Вся эта игра —лишь бы заполучить Сашу. Хотя, надо признать, местами веселая. Еще бы колени так не болели... Скучно. Тут скучно. Выть или не выть. Получить по заднице или не получить. Эх. Он решает встать. С трудом разгибается. Потягивается, достав до потолка. Делает повороты, хрустя позвонками. И тут же садится обратно. Зевает, но тихо. Хозяин еще решит, что ему тут слишком хорошо, слишком нестрашно. "...в твою башку прочно вобьется, кто я для тебя". Ты мой Хозяин. Ты тот, кого я хочу. С тобой уютно, пусть даже ты заставляешь ходить за тобой на четвереньках. С тобой просто, хоть мы общаемся лишь второй день. Ты уже узнал, что я не люблю больше всего, а ведь большинство моих партнеров чихать на это хотели. Ты гладишь меня по голове и нежно смотришь, когда я все делаю правильно. Боже, я уже по уши в тебя влюблен и смотрю на тебя, как на бога. Если для того, чтобы быть с тобой, я должен стать собакой, я ею стану. Лучше быть счастливым псом, нежели несчастным человеком. Он фыркает, вспомнив, что выйдя из этой квартиры, он снова станет тем самым человеком. Завтра все то же самое. Пары, студенты, шепотки в лекционном зале, переглядывания, уставшие взгляды прокутивших выходные коллег. И он. Знающий, что несколько часов назад ел с пола, лизал Саше лицо и скулил, когда ему было что-то нужно. Что-то нужно. Ох черт! Ему нужно в туалет. Выходить нельзя. Попросить... как объяснишь без слов?.. Крамольная мысль мелькает, когда он вспоминает про ванну за спиной. Но тогда придется включать воду. Саша услышит и убьет его за осквернение ванной. Ничего, потерпит. Терпел же он как-то в бытие практикантом целую пару, потому что стыдно было выйти из аудитории по такому поводу. Что за идиотом он был... И сейчас не лучше. Это потому что здесь холодно. Он встает на колени. Пятки упираются в задницу. Боль почти прошла. А вот колени ноют немилосердно. Столько времени на них он еще не проводил. Сколько прошло? Час, полтора? А может, десять минут? Он зевает и трясет головой. Резинки туго стягивают волосы. Хочется снять их уже — он ненавидит собранные волосы. За хвост удобно дергать... Он морщится, отгоняя воспоминания. Хочется в туалет. Сильнее. Он же не умрет от разрыва мочевого пузыря? Это будет дико смешно. Шаги. Он напрягается. Мимо. Негромкий звон посуды. Саша ужинает? Доносятся глухо звуки телевизора. Хозяину там весело. А он в темноте, без ужина и без туалета. Нет, лучше б он его ремнем отлупил, чем это ожидание. Интересно, а за удержание человека голым в ванной комнате полагается срок? Он фыркает и осекается: еще заржет в голос, и тогда Саша точно рассвирипеет. Рассвирипеет и трахнет его. Нет, об этом даже думать забудь. Ни сегодня, ни завтра, ни послезавтра тебе не светит. Только руки, только руки — наши лучшие друзья... Может, спеть ему песенку "I will always love you"? Голос у него неплохой вроде бы. Самому, конечно, трудно судить, но он по крайней мере не фальшивит. Хотя для кого-то он пел всего один раз. Он же и последний. Худшее из его признаний. Он всего лишь старался быть оригинальным. Вот теперь это и правда наказание. Ему нечем заняться, и под гнетом темноты память услужливо подсовывает не самые лучшие эпизоды из его жизни. Ну раз так — спрашивает мозг — может, припомнить еще тот день два месяца назад?.. Он обнимает плечи руками. Ну нет. Не надо. Вот этого не надо. Он зажимает ладонью рот. Зажмуривается, стараясь глубже дышать. Ох как кровища хлестала на пол из носа... Месяц сидел дома, никуда не вылезая, пока синяки не сошли с лица. Раз в неделю только ползал до продуктового и обратно. Рот кривится. Вот такие партнеры и выбивают землю из-под ног. В буквальном смысле. Он обещал себе быть осторожнее. Обходил стороной все знакомые места, ни с кем не ища встреч. И попал в руки Саше. Это, конечно, все игра, и довольно забавная... и он кажется вполне адекватным, но если вдруг однажды он слетит с катушек?.. Не пришлось бы себя потом по кускам собирать. Опять-таки в буквальном смысле. Он не слышит шагов, зато свет бьет в глаза. Он щурится, смаргивая слезы от яркой лампочки. — Выходи. Он выкарабкивается через порог. И направляется в туалет. Саше же не потребуется выводить его на улицу, чтобы он мог пометить ближайшее дерево?.. Он решает, что лучше будет поскрести дверь, чтобы ему открыли. Все получается: его запускают и даже закрывают дверь с той стороны. Спасибо, Хозяин. Хотя я бы не удивился, если бы ты остался смотреть. Он видел на ютубе, как собака сама жала на слив, так что без опаски жмет сам. В ванной его ждет Саша. — Давай вымою, — протягивает он ему ладонь. Зачем? Он же все равно ходит на четвереньках, ладони моментально станут грязными обратно. В микробном плане, конечно, — в доме полы чистые. Но он покорно отдает руку, усевшись. Саша тщательно моет его пальцы, растирая между ними мыло. Ополаскивает, вытирает полотенцем и принимается за следующую ладонь. — Думаю, в твоей голове появился разум. Нет, кажется, его стало еще меньше. — Сейчас ты оденешься и пойдешь домой, потому что уже поздно, а завтра тебе на работу. Да?.. Ох черт. Завтра должен быть новый материал по символьным конструкциям, а он ни в зуб ногой. Хуже студента. Ничего, вся ночь впереди, а поспать он успел, как удачно. — Хочу сказать, — произносит Саша, как только он застегивает последнюю пуговицу пальто, — что завтра буду в Ордене около 14:33. Зайду к тебе обсудить кое-какие детали. Ох черт. У него пара. Но Хозяина это абсолютно не заволнует, если он скажет. Хорошо... Как бы Ангелина не пристукнула за уход с рабочего места в разгар учебного семестра. Лишь на улице он вспоминает, что не выкурил за день ни одной сигареты. И что ему даже не захотелось.