Острие Истины

Разум Рика не оставляет его в покое. Такого не бывало с тех пор, когда у него еще не было крыльев, с тех пор, когда был Карл и все, через что он прошел тогда. Он ощущает себя уязвимым, смертным, и как он ни пытается, ему не удается подавить мысли, которые пузырьками пробиваются на поверхность и застревают в его разуме, как мухи в липкой бумаге. Старые тактики вроде уклонения и отражения не помогают остановить поток слов, которые вспыхивают у него в мозгу, как баннеры - Утрата. Предательство. Покинутость. Гордость. Гнев. Вина. Поэтому он уходит. Отдаляется. Использует тактику, которая куда старше, чем юмор или коварство. Нет, эта уходит корнями глубоко, глубоко в прошлое Рика. В те дни, когда его мама таскала его за собой, тянула за руку и ругала – Ричард, прекрати. Не капризничай, не ной. Сядь ровнее. Будь мужчиной. Но он должен сделать это. Он должен найти место, тихое место. А потом он должен все это впустить, подумать об этом. А когда он закончит думать об этом, может быть, ему удастся это отложить в сторону, запереть это в своей коробке для фокусов рядом с глазами Карла и тем выражением лица Джесси, теми сжатыми в линию губами. Каких еще действий он от нее ожидал? Потому что там Дэрилу самое место. Там, и нигде больше. Рик улетает в ночь, которая только-только начинает перетекать в день, серые очертания горизонта грозят рассветом. Он хочет оттянуть этот момент, помешать солнцу появиться, хочет, чтобы остальной мир почувствовал ту же глубокую, удушающую тьму, что и он. Но солнце тем не менее подымается, и время продолжает течь, несмотря на то, как сильно Рик желает, и желает, и желает, чтобы он мог повернуть его вспять. Не для того, чтобы снова оказаться в объятиях Дэрила, потому что он помнит, каково это, и, черт возьми, если бы он хотел, он мог бы сделать это прямо сейчас. Он мог бы согнуть крылья с идеальной точностью и свалиться обратно на облако в гостевой комнате, отпустить все это. Но, разумеется, он не станет. Потому что это не то, чего он хочет. Потому что вернуться настолько же нереально, как повернуть время вспять, и он все равно ничего этим не добьется. Нет, чего он хочет, чего он жаждет больше всего на свете - это неведения. Зачем Дэрил ему рассказал? Почему решил, что должен сделать это? Если они были счастливы, если Рик не знал… зачем все портить? Теперь назад пути нет. Разве Дэрил не понимает? Ничего не исправить. Так зачем он все разрушил? Рик летит, пока не находит хорошее место на вершине холма, глубоко в лесах и поодаль от города. Оно ровное, а из земли все еще торчат несколько стволов деревьев, оставшихся обугленными. Лесной пожар, думает Рик. Идеально. Он приземляется рядом с одним из почерневших стволов и какой-то миг пристально смотрит на него, а потом идет к краю, чтобы взглянуть на долину, которая простирается под ним. Другие могли бы назвать этот вид поэтичным, думает Рик. Даром Божьим. Хорошо иногда сделать паузу и напомнить себе. Рик ненавидит себя. Он ненавидит все в мире, его тьму, агонию Земли под его ногами, и кошмарную жалость в каждой травинке, каждом порыве ветра. Он зажмуривается, тратит секунду, чтобы сконцентрироваться, а потом впускает все внутрь. Позволяет колодцу наполниться. Прозрение. Так это назвал Дэрил. Прозрение. Рик возвращается мысленно к тому моменту, к тому, что он тогда чувствовал, неудобная постель под ним, его колени, прижатые к груди. От металла эхом отражались голоса, издевательские смешки, и его веки были плотно сжаты, чтобы его глаза оставались закрыты. Он беззвучно выдавил из себя эти слова, ощутил дыхание и покалывание каждого слога на зубах и языке, ощутил каждое слово, словно удары молотков, которые загоняли его все глубже и глубже. Карл тогда уже был мертв. А Джесси была все равно что мертва. Помоги мне. Сколько людей там произносили те же самые слова? Рик не был особенным. Он и сейчас не особенный. Он знал это тогда, и он знает это сейчас. Он не был единственным мужчиной, что когда-либо терял сына, не был единственным, кто слетел с катушек, уничтожив свой брак в процессе. И уж точно он не был единственным, кто сделал такой выбор в итоге – кожа вместо мягчайших перьев, рога вместо нимба. Но в тот момент он чувствовал, что способен на иной выбор. Он просил дать ему хоть что-то, один знак. Крошечное что-нибудь, чтобы он понял, что все будет хорошо. Хотя бы один друг во всем мире, одно деяние, которое показало бы, что ему не нужно продолжать в том же духе, одна мысль, одно ощущение, которое подсказало бы, что он сможет пройти через все это. Что он сможет уйти от всего этого. Он простерся перед Богом в мольбе, в нужде, в, да, смирении. Но Бог так и не ответил. Бог молчал. И на этом все. Только ведь это был не Бог, так ведь? Рик смыкает челюсти, скрежещет зубами. На Небесах был ангел, который сидел на жопе ровно, думая о том, какой он идеальный, и когда Рик просил о помощи, когда он взывал к небесам и открыл свое сердце, говоря Мне больно, и я не могу пройти через это в одиночку, ты нужен мне, он продолжил сидеть на жопе. Был недостаточно быстрым, сказал Дэрил. Не особенно старался. Ведь это именно то и означает, не так ли? Что после того, как Дэрил избавился от своей гордыни, он старался сильнее. Что он был медленным не потому, что он старался изо всех сил, а потому, что был на расслабоне. Потому что он считал, что и так успеет вовремя добраться до Рика, так что он не волновался по поводу того, чтобы на самом деле вовремя до него добраться. Что Рик был невидимой линией на песке - моментом, когда Дэрил сказал себе, да пофигу, я займусь этим через минутку. Что также означает, что страдания Рика были несущественными. Что Дэрил, конечно, ощутил их, но его это не зацепило в достаточной степени, чтобы он приложил все усилия, чтобы избавить его от них. Что агония Рика не позвала его в путь, что ему было все равно, что это была просто работа. Но это не была просто работа. Не для Рика. Это было всем, этот момент, когда он сидел в темноте, когда вокруг него смыкались бетонные стены, когда он знал, что Джесси была так близко, но уже ушла, ее туфли легко простучали по тротуару, дверца машины щелкнула, когда она открыла ее, зажглись фары, и она уехала. Плакала ли она? Рик так никогда и не узнал. Ему было абсолютно насрать, так что он и не пытался это выяснить. Сердце Рика умерло в ту ночь. Все пропало за какой-то миг, рука Кэрол была теплой в его руке, горела праведным огнем. А Дэрилу было наплевать. Он лениво слетел на Землю и обнаружил, что его уже нет. Так что нахер его. Нахер его за то, что он не рассказал об этом Рику сразу, в тот же момент, когда все понял. И нахер его за то, что рассказал Рику вообще, а не сохранил это запертым в собственной груди, проглотив слова, как горькую пилюлю. Ветер в долине усиливается и призрачными пальцами треплет волосы Рика, раскачивает его крылья. Он хмурится и ощущает присутствие Мэгги задолго до того, как она заговаривает, ярость в ее ауре так же знакома Рику, как первые снежинки зимы - оленю. – Здорово, придурок, - приветствует она его, и Рик бросает на нее раздраженный взгляд через плечо. Разумеется, она оказалась здесь именно сейчас. Разумеется, Кэрол послала именно ее. - Мэгс, - произносит он в ответ. Она приземляется, складывая гигантские черные крылья и изменяясь. Рик не видел ее в человеческом обличье так давно, что он вздрагивает и впитывает тонкости ее трансформации. Как и Рик, она не выглядит точь-в-точь так же, как много лет тому назад. Она принимает его черноту, изменяя, чтобы сделать ее своей. Она, во многих смыслах, его дочь, его племянница, его младшая сестра. Нечто, что он создал, а теперь использует в качестве исковерканного символа семьи. Рик тоже меняется рядом с ней, мерцая, принимает человеческий облик, и они вместе смотрят на долину. Волосы Мэгги черные, как у Рика, ее кожа загорелая, как у него. В ее ушах маленькие перевернутые крестики, а на лице хмурая гримаса. На ней пальто длиной в три четверти с высоким воротником, которое достает до ее коленей, и черные джинсы, черные армейские ботинки с красными шнурками. Рик гордится ей. - Почему ты здесь? – спрашивает он. Мэгги пожимает плечами и принимается щелкать пальцами. Рик смотрит, как травинки вспыхивают огнем и сгорают, а она поджигает все новые. – Я просто почувствовала, что тебе ужасно плохо, и мне не хотелось это пропускать, - говорит она ему, но отводит взгляд в сторону и пожимает плечами. – Вроде как и нехило разозлилась, честно говоря. Никто не должен иметь тебя так, как имею тебя я. Рик склонен с этим согласиться. Никто не должен заставлять его вспоминать те темные дни так, как это делает Мэгги. Но вот такие дела, верно? - Славное времечко быть живой, однако, - говорит Мэгги и создает между ладонями большой ком пламени. Она отправляет его в небо, целясь в пролетающего голубя, который погибает с жалобным криком. – Подумать только, - она смеется, - гребаный ангел, которого ты трахал, был ТЕМ САМЫМ АНГЕЛОМ, который тебя поимел. Это безумно смешно! – Она снова смеется. – Меня это радует. Рик закатывает глаза. – Так ты пришла поглумиться. - Нет, - Мэгги качает головой. – В смысле, да. Конечно. Почему бы мне и не поглумиться? Я тебя ненавижу, помнишь? Иди нахер. Но кроме того Кэрол велела мне подняться сюда. Рик хмурится. – Зачем? - Она сказала, что тебе нужно напоминание. Рик сжимает челюсти и качает головой. – Больше не нужно. - О, да, нужно, - Мэгги тяжело на него смотрит. – Ты злишься, конечно. Ты взбешен и огорчен, но, черт побери, что ты собираешься делать по этому поводу? Рик хмурит брови. – Чего? - Что ты собираешься делать по этому поводу? – снова спрашивает Мэгги и загибает палец за пальцем, оставляя в воздухе крошечные полоски пламени, которые извиваются и вспыхивают. – Он поимел тебя, Рик. Он не сказал тебе, а потом сказал, и что же, - Мэгги буравит его взглядом, ее зеленые глаза темны и пусты, если не считать отблесков гнева Ада, - ты собираешься, - она облизывает губы, - сделать, - ухмыляется, - по этому поводу? И для Рика все проясняется, встает на место, словно пружины в часах, которые бьют час. Он улыбается, медленно и тонко, и снова вытряхивается в демонское обличье. Его крылья хлопают по собственной воле, его хвост плотно прилегает к ногам, а его рога сияют в солнечном свете, который льется на холм. – Я заставлю его страдать, - говорит Рик. Мэгги ухмыляется ртом, полным белоснежных, заостренных зубов. – Око за око, - шепчет она. - Зуб за зуб, - отвечает Рик. - Сердце за сердце, - заканчивает Мэгги, огонь в ее ладонях вспыхивает кроваво-красным. Рик медленно, злобно ухмыляется, побеги тьмы заполняют его вены целиком, а Мэгги поддерживает его шипящим смехом.