Город, крещёный огнём

"Любимая, не смей дрожать, - не смей дарить им радость... Всё кончено, окружены... Не вздумай при них плакать..." (с) Диана Арбенина "Бонни и Клайд"       Она была первой красавицей курса. Точёная фигура, тонкие и невинные черты лица, толстая длинная чёрная коса, спускающаяся немного ниже талии... У неё было всё, - и семья, любящая и надёжная, готовая встать за спиной, понять, принять и подставить плечо в трудную минуту; и друзья, - верные, преданные и честные, прошедшие с ней огонь, воду и километры медных труб; у неё был парень - любящий, искренний, обожающий её и готовый положить весь мир и себя к её ногам за простую улыбку... У неё было всё - и всё это безжалостно отобрали, разорвав на две части всю её жизнь. Тогда не было ни "до", ни "сейчас", ни "после", - теперь же жизнь поблёкла, и ничто уже не спасает от горького осознания одиночества и боли потери.       У него было всё. Семья, которой он дорожил, пусть и не полная - мать и две сестрёнки, которых он безмерно любил и баловал. Они обещались вырасти настоящими красавицами, гордостью их матери и головной болью брата, уже тогда готового отгонять ухажёров от его красавиц. У него была работа - пусть и в охране, но платили хорошо, коллектив был дружный, да и пар в тире можно было выпустить только так. У него были хорошие друзья - верные и преданные, готовые пойти за ним хоть в пекло, хоть в пасть к дракону, - никогда его не оставлявшие, радовавшиеся и печалившиеся вместе с ним. У него была девушка - верх совершенства. Красивая, - настолько, что была похожа на древнегреческую богиню Афродиту. Умная, - как Афина, покровительница знаний и ума. С очень тонким и приятным юмором, незлобливым. С харизмой, да такой, что к ней все тянулись, как подсолнухи к солнцу. Она была.... совершенством. И он готов был положить весь мир к её ногам, лишь бы она ещё раз улыбнулась и никогда не грустила. И он был на седьмом небе от счастья, - ведь она отвечала ему взаимностью.       Её звали Василиса.       Его - просто Саньком.       И они любили друг друга, были словно два кусочка паззлов, и им было совершенно плевать на то, что произойдёт с миром, если они будут вместе.       ...Когда его призвали в армию, она не волновалась. Он часто уходил, - работа в охранном агентстве требовала готовности в любую минуту подорваться и улететь куда-то, спасать чужие жизни и имущество... Но он всегда возвращался. И в этот раз, - Василиса верила, - он вернётся. Вернётся, - что бы ни случилось. Сашка с лёгкой грустью, словно в последний раз, Прощался с нею. Если бы он только знал, от чего на сердце так тяжело!... Ведь они только недавно были помолвлены, и дело медленным шагом шло к свадьбе. Любовь была непобедима. Василиса, провожая Сашку на автобус до Николаева, - ведь именно там располагалась воен.часть, - даже не плакала. Только улыбалась. Потому что верила, что он вернётся к ней, хоть из Ада, хоть из Рая.       Он смотрел ей в след с грустью. И любовью, - столько её было, что ноги подгибались, и хотелось всё бросить, сорваться с места, поднять её на руки, и кружить, кружить, кружить, ловить жадно её смех, её улыбки, её тёплые взгляды, - и верить, что это навсегда. На безымянном пальце тускло поблескивало колечко, - символ помолвки. Что бы ни случилось, он вернётся. И вернётся не один, - ведь с ним едут его лучшие друзья!..       Лёха, как самый шебутной, улыбался во все тридцать два зуба. так и не нашедший в своей жизни любовь, проживший больше четверти века, он постоянно был источником позитива. Только сегодня его улыбка была какой-то наигранной, - когда брат идёт на брата, не до смеха. Чернявые курчавые волосы топорщились во все стороны, делая парня похожим на одуванчик. На чёрный под два метра ростом одуванчик с белозубой улыбкой-оскалом и шалыми серыми глазищами.       Андрей, как самый спокойный и рассудительный, прощался с беременной женой. Тридцатилетний мужчина был скорее пацаном, чем действительно взрослым и рассудительным мужиком. Жена, - на семь лет младше него, - не хотела его никуда отпускать. она плакала, - и слёзы по сто каратов падали на безразличный серый асфальт. И, увы, ни один из парней ничего не мог с этим поделать. Да и что они могли сделать, трое призывников, которые и в жизн-то ещё на ногах твёрдо не стоят?! Но ни уходили на войну, - и она должна была чем-то им за это отплатить. Вот только.... чем?       Сашка созванивался с Василисой каждую свободную минуту, каждый день. Он не говорил о войне, - он говорил о себе, о ней, о них. О друзьях, которые с ног на голову поднимают всю роту; о том, какие тут ещё есть ребята; о том, что и как будет, когда он вернётся.... Она смеялась в трубку, говорила, что скучает. рассказывала, как у них тут, в Херсоне, что нового. Что строят что-то на мест кинотеатра "Украина", что скоро уже будут цвести её любимые астры, что пёс нашёлся.... Они говорили обо всём, и каждый мечтал стать птицей, чтобы прилететь к другому и больше никогда никуда не отходить от него.       А потом он не позвонил. Такое и раньше бывало, - учения, тренинги, переезды на новые места, 0- и он не звонил день или два. И то, что случилось дальше, стало для неё ударом.       Цинковый гроб, который привезли с сотнями других, был не запечатан. В нём лежало такое до бои, до истерики знакомое тело. На лице - грустная улыбка. Бледность, похожая на покрывало грязного снега на Херсонских улицах. Полуприкрытые, тусклые и безжизненные глаза, уже никогда больше не смогущие посмотреть на неё с любовью и нежностью. Сильные руки, которые так любили её кружить, теперь безвольно лежат по бокам от того, что осталось от любви. Кольцо на безымянном пальце залито кровью. Он, наверное, даже ничего не почувствовал... Всё, что было ниже бёдер, превратилось в кровавое месиво.       там, где были ноги, - только кровавая лужа в гробу. Костяное крошево, отваливающиеся куски мяса, свисающие сосуды и нервные окончания... Залп из града нашёл свою цель. /Сломал не одну, а десяток жизней, разделив их, как и тело Бровера, на две части, - "до" и "после". Больше не будет тихих посиделок у костра, с гитарой и шашлыками; не будет танцев в гостиной, ужинов при свечах; не будет поцелуев и трепетной нежности, от которой сердце бьётся и кровь стучит в висках... Больше не будет уже ничего этого.\       Война... Новый поход новой Инквизиции, крещение городов в новую веру, так им не подходящую. Крестовый поход против братьев по духу и крови, который закончился ещё одной смертью, разорвавшей десятки жизней. Ну, что ж, город, крещенный огнём, - радуйся! Твой огонь забрал в своё ненасытное жерло ещё одну душу, просто хотевшую вернуться и любить. Радуйся, город крещённый огнём. Радуйся, потому что только тебе хорошо от огня, которым тебя поливают. Как страшно умирать второй... Страшно умирать второй... Страшно мне, страшно... Страшно...