Третий помощник капитана лейтенант Джеймс Хокинс»
оОо
Это случилось на исходе лета, почти через сто лет после того, как "Адмирал" почил, убаюканный пробирающим до костей атлантическим холодом, после того, как "Мэри" и "Кентербери" отправились вслед за своим командиром. Человек, всю свою жизнь ведомый к тому, чего он не знал, не понимал, но в чем отчаянно нуждался, наконец, достиг цели. Стоял на диво жаркий для тех мест август. Листья на деревьях раньше времени пожелтели, и облетали, укрывая корни желтым покрывалом. Выгоревшая трава мертво припала к земле, неспособная сопротивляться силе соленого ветра, дующего с моря. Вдоль скалистых утесов, об основания которых, ревя, бились волны, ехала небольшая коляска, запряженная лишь одной тонконогой лошадкой. Сидящий на облучке возчик, с виду обыкновенный деревенский мужик с хитрющими глазами и первой сединой под картузом, ловко правил, аккуратно поглаживая лошадку по крупу длинной плетью. На диване, не скрытые опущенным капюшоном расположились мужчина и женщина. Женщина, хоть и сидела не на стороне моря, испугано жалась к боку своего мужа, изредка кидая тревожные взгляды в сторону бушующей пучины. Мужчина же сидел неподвижно. Он, не обращая внимания на крепко вцепившуюся в него руку, жадно глядел — будто пытался впитать в себя увиденное — на барашки волн, бьющиеся об редкие скалы далеко в море, и полосу горизонта, на которой маленькой точкой виднелось одинокое судно. Ветер нещадно трепал его отросшие рыжеватые волосы, отделку на рубахе и края широкополой черной шляпы. Вдруг, коляска подпрыгнула на каком-то случайно подвернувшемся под колесо камешке, и возчик, негромкими выкриками понукая лошадку, стал забирать влево, постепенно отдаляясь от края скал. Дорога в этом месте шла по пологому холму. Когда из-за рыжей макушки возвышенности показалась густо увитая плющом крыша, возчик чуть привстал на козлах и ткнул в нее пальцем: — Почти уже приехали, Ваше высокопреподобие, вон она, Нампара-то. Пассажир дернул подбородком и перевел сощуренный взгляд на дом, в котором ему предстояло поселиться. Возчик тем временем продолжал: — Очень мы Вас ждали. Как святой отец Гаррет помер, так церковь закрытая и стоит. Городской священник в нашу глушь не заезживает, а ну как кого покрестить али отпеть понадобится? Потому мистер Полдарк и приказали поселить нового священника в ихнее второе поместье. Сами-то они с семьей живут в Тренвите. Домище там — загляденье. А этот почти не пользуют. Только слуги там живут — следят. В его монолог в какой-то момент включилась женщина с просьбой рассказать побольше о местных хозяевах, и тот с воодушевлением стал описывать благородную семью с истинным восхищением и без капли подобострастия. Стоило только удивляться, насколько же сильно слуги могут любить своих господ. За таким разговором путники и прибыли к месту назначения. При ближайшем рассмотрении оказалось, что поместье — это громко сказано. Сооружение было старым, стояло на этой земле явно уже более ста лет. Едва коляска въехала в огороженный низкой, каменной кладки, изгородью двор и остановилась, гость легко спрыгнул с подножки и огляделся. Небольшой дом ютился по соседству с хозяйственными пристройками, прямо рядом с входной дверью громоздились рабочие принадлежности: вилы и лопата лежали возле косы и серпа, лезвия которых были аккуратно замотаны тряпицами, из-за угла сарая выглядывал ручной плуг. По всему двору разметали желтые ссохшиеся листья несколько деревьев, щеголявшие теперь голыми перевитыми ветвями, похожими на скрюченные сухожилия. Одна из ветвей почти упиралась в стекло приоткрытого оконца на втором этаже, приветственно взмахнувшего тонкой занавеской. Тут входная дверь скрипнула, и из дома вышел невысокий пожилой мужчина с редкими седыми волосами по кромке бликующей в лучах солнца макушки. Он торопливо засеменил на встречу прибывшим, пока те с любопытством рассматривали его. Одет он был небогато, но опрятно: на плечах у него был хорошего покроя кафтан, ботинки тщательно вычищены от грязи, а пуговичные петли жилета оттягивало приличное брюшко. — Преподобный Уайттекер! Меня зовут Кеннет. — Он склонился, чуть разведя руки в стороны, и тут же повел ладонью в сторону дома, делая приглашающий жест. — Добро пожаловать в Нампару. — Рад знакомству, Кеннет. — Кивнул преподобный, улыбнувшись одними уголками губ, и почувствовал у себя на руке тонкие пальцы подошедшей жены. — Это моя жена, Улисс. Мы очень благодарны за оказанное нам гостеприимство. — Что Вы, что Вы, — запричитал Кеннет, — это все мистер и миссис Полдарк. Если бы не они, так бы без священника и жили… — он замолк, радостно оглядывая новых постояльцев. Почувствовав, что пауза затягивается, Уайттекер вопросительно приподнял брови, на что слуга тут же всплеснул ладонями. — Ох, что же мы стоим? Проходите, пожалуйста, — вновь засуетился старик. В передней оказалось тесно и темно. Уайттекер снял свою широкополую шляпу и огляделся, слегка нахмурившись. Свечи в тусклых медных канделябрах, крепящихся прямо к каменным стенам, не могли полностью разогнать таящийся по углам сумрак, который усугубляли декоративная отделка и половицы темного дерева. Когда Кеннет повел их по коридору, он заметил несколько картин — угрюмых пейзажей и портретов, возможно, принадлежащих бывшим хозяевам. Одна из картин на несколько секунд полностью приковала к себе внимание Уайттекера. На ней было изображено грозовое море — серые клубящиеся тучи и огромный вал, накрывающий одинокую скалу. Вдруг, ему показалось, что изображение ожило, и на какое-то мгновение скала исчезла в бурлящей пенящейся пучине. Уайттекер моргнул, прогоняя наваждение, и поспешил вслед за женой, которой слуга уже показывал гостиную. Несмотря на невыносимую жару, что царила на улице, дом был холодным, словно за лето каменные стены так и не смогли вобрать достаточно тепла. Сквозняки свободно гуляли из комнаты в комнату, заставляя старые двери и оконные рамы громко поскрипывать, вызывая волны неприятных мурашек по телу. Старые половицы болезненно ныли на каждом шагу, пока Кеннет показывал своим постояльцам кухню, кладовую, черный ход, через который очень удобно было попасть на задний двор, где располагалась колонка, корыто для стирки и огромная куча наколотых дров. Наконец, он остановился у лестницы, ведущей на второй этаж. — Моя жена сейчас в Труро на рынке, поэтому я познакомлю вас позже. Вот наша с ней комната. — Старик указал на неприметную дверку в конце коридора. — Хозяйская спальня и уборная находятся на втором этаже. Если прикажете, я могу подготовить ванну. Улисс, обрадованная возможностью после долгой дороги, наконец, принять ванну, тут же радостно кивнула и кинулась на улицу, перетаскивать багаж из коляски в дом. А через час Уайттекер весь потный и взмыленный сидел на кровати в их новой спальне и слушал, как в соседней комнатушке, где была устроена уборная, счастливо плещется его жена. Из окна, того самого, что он приметил только ступив во двор, открывался великолепный вид на море. Солнце уже опускалось за горизонт. Оно заглядывало в оконце, как любопытный ребенок, который склоняет голову к плечу в попытке заглянуть под кровать в поисках закатившейся туда любимой игрушки. Закатные лучи выкрасили небо в рыжий — под стать выгоревшей траве — цвет, а море внизу морщилось складками тончайшего китайского шелка императорских цветов. С самого раннего детства Уайттекер любил море. Он сам не знал, откуда взялась эта любовь, ведь родился он в небольшом городке на западе Америки, где была лишь пустыня да сорняки. Их дом стоял на самой окраине городка, дальше простирались только бесконечные пески красноватого оттенка, на закате сливающиеся с небом. Но, не смотря на это, отчего-то, он, мальчишкой, засыпая иногда в теньке под окнами родного дома, чувствовал не обжигающе горячий ветер, а свежий бриз и мелкие соленые брызги, орошающие лицо. Это ощущение было настолько реальным, что, просыпаясь, он не сразу понимал, что дерево под ним — это не палуба корабля, а их крохотная веранда, которую к тому же не мешало бы починить. С возрастом эта любовь оформилась во вполне определенное желание пойти учиться в морскую академию, а потом устроиться на флот. Поэтому, чтобы собрать денег на переезд и обучение, он устроился на прокладывающуюся поблизости железную дорогу в качестве мальчика на побегушках, так как для реальной работы он был все еще слишком юн. В то время он спал и видел себя гордо носящим флотскую форму, и, кажется, как никогда был близок к своей мечте. Но мечтам не всегда суждено сбыться. Его отец озаботился о будущем сына по-своему. Будучи простым шахтером, он прекрасно знал, что такое тяжелый труд, и не хотел такого для своего единственного ребенка. С большим трудом и через знакомых он смог устроить сына, которому на тот момент исполнилось уже четырнадцать, учиться в духовную семинарию. Естественно, для подростка это было крахом всего. Он даже подумывал сбежать, но, в конце концов, разум победил. Он понимал, каких колоссальных усилий стоило отцу устроить его учиться. И смирился. Теперь, много лет спустя, Библия в его чемодане делила соседство с несколькими навигационными картами, учебником по морскому делу и настоящим морским компа́сом. Уайттекер прошелся по комнате, взял чемодан и вытащил оттуда небольшую черную книжечку. Это был дневник, который он вел в течение нескольких недель путешествия по Атлантике из Америки в Англию. Пролистывая блокнот несколько раз из начала в конец и обратно, он перечитывал отдельные страницы, пытаясь воскресить в душе чувства, бушевавшие в нем в тот момент. Он частенько нарушал распорядок на корабле, чтобы побродить по темной палубе, вглядываясь в далекие черные воды и вслушиваясь в сонное ворчание вахтенных на посту. Несколько раз его замечали и, завидев белый воротник священника, вежливо просили спуститься к себе в каюту. Конечно, Уайттекер спускался, но, даже не смотря на это, чувствуя только легкую качку корабля, он ощущал невероятный подъем и легкость. Наблюдая за работой матросов и офицеров, записывая морские термины и их значения, он поднаторел в морском деле так, что нисколько не сомневался в том, что устройся он на какое-нибудь судно, был бы не хуже тех заправских морских волков, что годами бороздят бескрайние воды. А все потому что, настолько естественно он себя не ощущал даже в далеком детстве в своем родном доме под боком у матери. Из размышлений Уайттекера вывело появление Улисс, на ходу завязывающей пояс халата. Он подхватил из чемодана карты, Библию и еще несколько книг и удалился в смежную комнату, в которой был небольшой кабинет. Через несколько минут раздался негромкий стук в дверь. — Милый? — Улисс заглянула в комнату, и, завидев, что муж, сидящий вновь вперившись в свой дневник, ничем не занят, подошла к нему. Ее тонкая ладонь легла на ему плечо. Уайттекер поднял на нее вопросительный взгляд, подперев кулаком заросшую густой щетиной щеку. Пока он сидел здесь, Улисс успела переодеться и по новой прибрать растрепавшиеся волосы. — Мистер Кеннет спрашивает, что ему готовить на ужин. Ты хотел бы что-нибудь определенное? Уайттекер лишь безразлично махнул ладонью, ему действительно было все равно. — Пусть готовит на свое усмотрение, — сказал и тут же спохватился, — если, конечно, у тебя самой нет никаких пожеланий. Улисс отошла от кресла, прошелестев юбкой вдоль старинного стеллажа, заполненного книгами едва ли наполовину, остановилась у огромного сундука в углу и полуприсела на него. Когда она заговорила, Уайттекер услышал в ее голосе легкую растерянность. — Нет. Все-таки мы довольно бесцеремонно вторглись в их жизнь. Я не хочу никого стеснять. — Она посмотрела на мужа, словно ожидая от него либо подтверждения своих слов, либо заверений в обратном. Но Уайттекер молчал. Одновременно со скрипом двери до слуха Уайттекера донеслось: — Пойду, помогу ему. Он понимал смятение своей жены. Улисс, как и он сам, была из простой рабочей семьи, хотя ее мать происходила из знатного рода, перебравшегося в Америку сразу после окончания войны сто лет назад. Выросшая среди шахтеров и рано оставшаяся без матери, девушка с младых ногтей училась самостоятельно вести хозяйство. Поэтому наличие в этом доме слуг естественно смущало ее, не привыкшую перекладывать свою работу на других. Хмыкнув этой мысли, Уайттекер встал и направился в уборную, проверить, не осталось ли хоть немного воды, чтобы умыться.оОо
Весть о том, что прибыл новый священник, быстро разнеслась по округе, поэтому в следующее же воскресенье, которое пришло через два дня после приезда Уайттекеров в Корнуолл, церковь была забита людьми до отказа. Первые ряды были заняты членами знатных семей. Мистер Тринеглос смиренно молился, не замечая, как две его юные дочки, сидящие по обе стороны от него, заговорщицки переглядываются, периодически стреляя глазками в сторону кафедры; семейство Тиг чинно склонило головы — со стороны главы семьи доносилось едва слышное похрапывание; Бордуганы и Плюитты сидели чуть дальше - там, где предпочли разместиться богатые фермеры и торговцы. Полдарки заняли место на самом краю первого ряда, у стены. Рядом с ними скромно разместилась Улисс. С местными господами они познакомились еще вчера. Слуга, посланный мистером Полдарком с приглашением к ужину, сначала не застал Уайттекеров дома и нашел их лишь по указке Кеннета, в церкви. Преподобный решил поглядеть на вверенные ему владения заранее. Еще на подъезде он отметил, что церковка небольшая, хоть и крупнее того жалкого прихода, которым он владел прежде в Голд-Хилле. Как и большинство зданий здесь, она была сложена из серого камня. По старым стенам кое-где вились трещины, а с пологой крыши свисали побеги плюща. Уайттекер как раз спешился сам и помог спуститься жене, когда дверь открылась, и им навстречу торопливо зашагал человек. Карл, как представился этот молодой, при ближнем рассмотрении, парень с торчащими в стороны ушами и смешно топорщащимися соломенными волосами, был служкой и именно он в отсутствие священника все это время приглядывал за храмом. Бурля энтузиазмом, парень вызвался показать храм его новому хозяину: провел во внутренние помещения, исповедальню, небольшой кабинет, и наконец — на расположенное на заднем дворе кладбище. Они шли по одному из рядов, пока служка рассказывал, кто из членов местных благородных семей нашел свой последний приют на церковной земле, а у кого было собственное кладбище. Улисс крепко цеплялась за локоть мужа, а сам Уайттекер бездумно скользил взглядом по надписям на надгробиях, пока не зацепился за знакомую фамилию. — Полдарков тоже хоронят здесь? — на камне значилось два женских имени, и по датам рождения и смерти он понял, что это, скорее всего, были мать и дочь, которые погибли либо от несчастного случая, либо от болезни. — Да, — слегка замешкавшись, ответил Карл, прерванный на полуслове. — Господа Полдарки предпочитают периодически встречаться со смертью на этой земле, а не наблюдать ее постоянно из своего окна. В том, что Полдарки — люди особенные, Уайттекеру предстояло убедиться тем же вечером. Тренвит встретил гостей льющимся из высоких окон золотым светом и вежливой улыбкой служанки, открывшей им дверь. Хозяева вместе с детьми ожидали их в гостиной. Мистер и миссис Полдарк были уже не молоды. Густые кудри хозяйки, когда-то наверняка смоляные, посеребрили годы, а красивое когда-то лицо покрыла сеточка тонких морщин. Щеки хозяина, были изрыты мелкими шрамами оспы, которая — Уайттекер уже слышал эту историю от Кеннета — еще в молодости лишила его деда и отца, в одночасье сделав его главой семьи и огромного — и на тот момент неустойчивого — бизнеса. Но, взглянув обоим в глаза, Уайттекер уверился, что, не смотря на преклонный возраст господ, сказанное служкой — правда. Смерти не место в этом доме и на этой земле. Такие смотрят только вперед, не оглядываясь на то, что оставили позади. Тем более, что их продолжением были двое детей: наследник семейного дела Оливер и Изабелла, находящаяся на пороге того возраста, когда девушки готовятся выйти замуж. Необычайно живая и задорная, она без церемоний попросила звать ее Беллой и, заговорщицки улыбнувшись, пригласила Улисс поболтать с ней после обеда. Ее старший брат лишь смущенно помалкивал глядя на гостей. — Аминь. — Уайттекер закончил утреннее богослужение и, закрыв Библию, поднял глаза на своих прихожан. — Аминь. — Многоголосо прокатилось вслед за ним под сводами храма, и люди начали подниматься. Самые шустрые из крестьян, сидящих около двери, уже были на улице. Преподобный вышел из-за кафедры, и остановился у прохода, ожидая пока прихожане покинут помещение. Тут же рядом с ним возникла Улисс. Некоторые подходили выразить благодарность или попрощаться, и Уайттекер сдержанно улыбался в ответ. — Замечательная проповедь, святой отец, — раздался рядом звонкий голосок, и Уайттекер, повернувшись, увидел Изабеллу, незаметно подошедшую к ним, и, судя по хитрющим глазам, что-то замыслившую. За ней уже спешил ее брат, но девушка успела ухватить удивленную Улисс за руку и умоляюще впериться взглядом в Уайттекера. — Я собралась наведаться в город и хотела пригласить миссис Уайттекер составить мне компанию. Вы ведь разрешите? От такого замерли и преподобный и подоспевший Оливер. Уайттекер еще вчера отметил, что его жена очень понравилась хозяйской дочке. Скорее всего, живой и непосредственной Белле было скучно коротать дни в компании матери и нескольких весьма немолодых служанок, работающих в Тренвите, а Улисс была лишь на несколько лет старше ее, поэтому могла стать ей хорошей подругой. Он пожал плечами: — Я не вправе указывать своей жене, что ей делать и чего не делать, мисс Изабелла, — и перевел взгляд к Улисс, — если хочешь, ты можешь поехать. Та просияла. Видимо, ей совсем не хотелось проводить очередной день в стенах дома. — Спасибо, дорогой, — поблагодарила она уже на ходу, увлекаемая неугомонной Беллой. За девушками последовали и остальные Полдарки.оОо
Все, наконец, шло своим чередом. Уайттекер был в этом полностью уверен. Идя вдоль скалистого утеса, он смотрел не под ноги, а на простирающееся на много миль за горизонт море и дышал полной грудью. Камень, который душил его в течение многих лет — исчез. За те две недели, что они с Улисс провели в этих землях, он так и не смог понять, что его бесконечные поиски закончены. Уайттекер осознал это лишь несколько часов назад, когда, приняв предложение Полдарка-младшего, решил проведать шахтеров, работающих в "Грамблер" и спуститься вслед за самим хозяином под землю. Странное чувство беспокойства, вечно гнавшее его прочь где бы он ни был, успокоилось. Казавшийся временами бесконечным путь начался тогда, когда нечему — некому — стало привязывать Уайттекера к дому. За год до окончания семинарии умер его отец — несчастный случай на добычах. Размытые слезами строчки из писем не вносили никакой ясности — не рассчитали то ли количество взрывчатки, то ли длину огнепроводного шнура. Ехать на похороны было слишком далеко и дорого, поэтому он просто помолился за упокой души и понадеялся, что мать не бросят одну наедине с ее горем. А когда вернулся через год, прежде дома зайдя на кладбище, неожиданно увидел два деревянных креста, ютящихся по соседству. Новоиспеченный священник мог бы осесть в каком-нибудь крупном городе, ему бы точно нашлось местечко в каком-нибудь храме Сан-Франциско или Сан-Хосе, но он понимал, чувствовал, что не приживется там. Уайттекер искал место, где лязг металла перекрывал бы низкий гул похожий на рокот поврежденных недр земли, поэтому маленькие шахтерские городки, вроде его родины, разбросанные по диким местам, повторяя кривые залежей драгоценных металлов или камней, привлекали его гораздо сильнее. Любовь к морю и тянущее чувство вечного поиска — это противоречие порою буквально разрывало Уайттекера на части, вгоняя в долгие периоды уныния. Здесь же, в Корнуолле, он, наконец-то, был на своем месте. Он достиг Нампары, когда уже начало смеркаться. С наступлением календарной осени, солнце будто ускорило свой бег по небосклону, норовя побыстрее скрыться и осветить другие земли. Уже прохладный вечерний ветерок увлеченно таскал по двору сухие листья и трепал полы одежды. В гостиной был растоплен камин. Улисс сидела за вышивкой в компании Рут — кругленькой женщины с розовыми щеками и яркими голубыми глазами — жены мистера Кеннета. Уайттекер прошел в комнату, положил шляпу на стол, опустился на скамейку и взялся за графин с вином, чтобы налить себе немного. Его жена тут же оторвалась от своего рукоделия. — Что так долго сегодня? — Она ожидала ответ, пока он осушал бокал. — Были кое-какие дела в церкви. — Он поднялся и подхватил свою шляпу, чтобы повесить ее на уголок спинки софы. — Вы ужинали? — Спросил неожиданно и, получив утвердительный кивок, обратился к экономке: - Рут, не могли бы Вы собрать что-нибудь на стол? Я голоден как волк. Та сразу же засуетилась и через несколько секунд скрылась на кухне. Уайттекер присел на освободившееся место. — Наш мистер Полдарк-младший пригласил меня сегодня посетить "Грамблер". — Сообщил глядя в огонь. — Он очень удивился, когда оказалось, что и я кое-что смыслю в горном деле, — он усмехнулся и подмигнул Улисс, — я не говорил ему на счет тебя. Появится повод — щегольни знаниями, он будет шокирован. Улисс не удержалась и совершенно по-девчоночьи хихикнула, смешно сморщив носик. К ночи ветер усилился, гоня с моря с самого утра маячившие на горизонте тучи. Сквозняки гуляли по старому дому как непрошеные гости, любопытно заглядывая из комнаты в комнату, со скрипом толкая двери своими призрачными плечами. За окном начинал постукивать дождь, когда Улисс сдвинула шторы и села на кровать, наблюдая, как ее муж споласкивает лицо в деревянной бадье, стянув волосы в куцый хвостик на затылке, чтобы не мешались. Она уже переоделась — ее белая ночная сорочка рюшами обвилась вокруг лодыжек. — Ты ведь не жалеешь, что согласился переехать сюда? — Конечно, нет, — ответил Уайттекер, когда вынырнул из горловины длинной рубахи для сна, на которую сменил запыленный за день костюм. Улисс — как и никто другой — не знала истинной причины его вечных переездов, а сам он не мог облечь в слова те чувства, которые поселились в нем по приезду сюда, поэтому и ограничился таким односложным ответом. Его жена чуть сдвинула брови, видимо, слегка обидевшись на такое безразличие. Уайттекер подошел к ней, нагнулся и легонько поцеловал в щеку, извиняясь. Затем взял небрежно брошенный на прикроватном столике чепец, который Улисс никогда не надевала, когда хотела, чтобы муж уделил ей внимание перед сном, и аккуратно прикрыл им свободно лежащие волосы, бережно заправив мягкие пряди за уши. Уже больше месяца — примерно с тех пор, как они покинули Америку — Уайттекеру не снились кошмары, которые преследовали его почти с самого детства. Неясные образы — сначала непонятные, и оттого жуткие, а потом — пугающие своей натуральностью — не давали спокойно спать, и частенько он просыпался среди ночи покрытый ледяной испариной. С появлением в его жизни Улисс стало легче — молодая жена помогала забыться и, засыпая от усталости, не видеть сновидений. Сейчас же ее помощь не требовалась. Он еще раз проверил, закрыто ли окно, обойдя кровать, задул свечу, почти полностью уже расплывшуюся по подсвечнику, и лег. Вслушиваясь в мерное сопение Улисс, он смотрел в потолок и считал трещинки. На улице, беззащитные под порывами ветра, стонали ветви деревьев. Последнее, что Уайттекер успел подумать, прежде чем сон сморил его — это то, как сильно этот звук похож на горестные вздохи человека.оОо
Проснулся он от колющего под ребро чувства чужого присутствия. Кажется, каждый мускул в его теле закаменел, в то время как сердце бешено пустилось вскачь. Тут, раздался тихий скрип, и Уайттекер, наконец-то, отмерев и приподнявшись на локтях, успел заметить, как прикрывается дверь. Ошарашенный, он оглядел комнату, повернулся к Улисс. Та спокойно спала, отвернувшись от него к окну. Он помнил, что помимо них в доме есть еще и пара слуг. Мог ли кто-то из них среди ночи зайти в хозяйскую комнату? Уайтткер не знал. Такого еще не случалось. Поэтому он решил выяснить, что, собственно, произошло. Он сел, спустил ноги с кровати и, нашарив на низком столике огниво, зажег фитиль на огарке свечи. Стараясь не сильно шуметь скрипучими половицами, он медленно пошел к двери, но, как обычно не вовремя, одна из досок запротестовала слишком громко, и из-за спины послышался шелест одеяла. — Куда ты? — сонным голосом спросила Улисс. — Все в порядке, спи. Я выпью воды и вернусь, — шепотом заверил он жену, не желая волновать ее раньше времени. Улисс зевнула и удобнее устроилась на подушке, а Уайттекер продолжил свой путь. Он аккуратно прикрыл дверь и стал спускаться по лестнице. Огонек на свечке подрагивал от неверного дыхания, придавая тени Уайттекера, скользящей по каменной стене, причудливые формы. Достигнув, наконец, низа ступеней, он огляделся. В коридоре царила кромешная тьма, из комнаты слуг раздавался раскатистый храп в два голоса, свидетельствующий о том, что никто из них не был ночным посетителем. Именно поэтому пробивающийся через щель неплотно прикрытой двери в гостиную свет заставлял сердце испуганно сжиматься. Уайттекер запоздало подумал, что нужно было захватить револьвер, надежно припрятанный в сундуке в кабинете, но было уже поздно. Он глубоко вздохнул, пытаясь успокоить бьющееся, кажется, в самом горле сердце, и толкнул дверь. В гостиной снова горел огонь. На секунду ему показалось, что он каким-то образом вернулся обратно в сегодняшний вечер: точно так же мерцал очаг, софа снова не пустовала, только вот темная фигура принадлежала явно не Улисс, оставшейся в спальне. Уайттекер сделал шаг в комнату, и фигура, будто почувствовав его присутствие, вздрогнула и обернулась. Нет. Он медленно опустил руку, держащую подсвечник, и одновременно с этим человек у камина поднялся на ноги. Теперь огонь не мог осветить его лица, но Уайттекеру и не нужно было его видеть, чтобы узнать этот ворох густых черных кудрей и глаза цвета бурой земли, копытами лошадей перемешенной со свежей травой. Оттенки, которые он, к своему счастью, в Корнуолле не застал. Сейчас эти глаза смотрели на него со странной надеждой и ожиданием. — Нет, — уже вслух бросил он своему ожившему кошмару, мучавшему его чуть не с детства, и кинулся прочь.