Исполнить обещанное

И откроют врата для нас. И опять перехлёст дорог... (Александр Розенбаум)

Рабастан со временем несколько успокоился. Лишь получив весточку от Нарциссы, он снова ощутил непреодолимое желание оказаться на свободе, чтобы хоть ненадолго, но увидеть жену. Из письма он понял, что Изабелла не беременна — иначе Нарцисса не преминула бы сообщить. «Жаль, — подумал он, — ну да ничего… У нас еще будет время. Только бы выйти отсюда…». А вот Рудольфус в камере напротив выглядел все более мрачным и отрешенным. Рабастану казалось, что он понимает, о чем сейчас думает старший брат — конечно, о своей супруге. О Белле, которая давно принадлежит Темному Лорду душой и телом. И сейчас Белла, конечно, с ним — со своим возлюбленным Повелителем. Вспоминает ли она о законном муже, сидящем в тюрьме? Вспоминает ли вообще обо всех них Темный Лорд? Рудольфус никогда не говорил о своей жене иначе, как с уважением. Даже когда Белла предпочла ему Темного Лорда, он воспринял это стоически — и уже давно никому не приходило в голову как-то затрагивать эту тему в разговорах с ним. «Тем не менее, Белла на свободе, а Руди — здесь, уж не говоря о нас всех… А что, если Повелитель нас и вовсе оставит тут?» От размышлений Рабастана отвлек голос брата: — Басти, ты помнишь Фелисити Вэнс? Вопрос был, мягко говоря, неожиданным. — Помню, — удивленно протянул он, — правда, я ее видел всего пару раз. А что? — Я, пока мы были на свободе, узнал, что она умерла родами в семьдесят восьмом году… В маггловской больнице, представляешь? — Почему в маггловской? — еще сильнее удивился Рабастан. — Постой, значит, у нее был ребенок? — Да, — подтвердил Рудольфус и, сделав паузу, глухо произнес: — И этот ребенок — мой. — Ты уверен? — нерешительно уточнил Рабастан, еще не зная, как реагировать на новости. — Сроки совпадают. Они немного помолчали, и Рабастан спросил: — И где же он? — Вот это я и сам бы хотел знать, — вздохнул Рудольфус. — Папаша Вэнс давно в могиле, до Эммелины я не добрался, но слышал, что она работает в Аврорате и живет одна. А младшая сестра сказала, что ребенка отдали на усыновление, но кому — она не знает, она тогда еще в школе училась. — Когда же ты все это успел? — поразился Рабастан. — И как? Рудольфус усмехнулся — его позабавило то, как брат реагирует, — и принялся рассказывать. — Во многом по воле случая. Младшая Вэнс в книжном магазине работает, я случайно ее узнал, когда на Диагон-аллее был. Со своей физиономией, конечно, я туда соваться не стал, выпил оборотного… Решил спросить о Фелисити, ну и… наплел, что учился вместе с ней, что я гриффиндорец, магглокровка, а фамилия моя Джонс. Живу в Америке и приехал в Англию по делам. — Ты сильно рисковал, — покачал головой Басти, во все глаза глядя на брата, и тут же задал тот вопрос, что казался ему самым правильным: — А мальчик или девочка? — Мальчик, — с непонятной интонацией произнес Рудольфус, — Сэм. Я хочу его найти, если останусь жив… — Руди, — заговорил Люциус из соседней с Рабастаном камеры. — Прости… Но я знаю, где Сэм. Рудольфус от неожиданности резко повернулся, ударившись о дверную решетку. — Где? Откуда ты знаешь? — срывающимся от волнения голосом воскликнул он, впившись взглядом в Малфоя. — С ним все хорошо, Руди, — поспешил успокоить тот. — Его Ирэн с мужем усыновили. Антонин, — позвал Люциус своего ближайшего соседа, — когда Ирэн к тебе зимой приезжала, она о своем старшем рассказывала? — Да, дочка говорила, что старшего они усыновили, — немедленно отозвался Долохов. — Я сказал, что дело хорошее… Значит, это сын Руди? Вот оно что. Я ведь тогда уже сидел. Да я только этой зимой узнал, что у меня еще трое внуков есть, и как их зовут… Выросли уже, младшему — одиннадцать. Ирэн мне альбом показывала. Рудольфус вцепился в прутья решетки, словно хотел их сломать. — А я ничего и не знал все эти годы… — простонал он. — Мерлин! В маггловской больнице… Рабастан припомнил: — Барти Крауч рассказывал, как он в детстве сломал руку, и отец заставил его с матерью ехать в маггловскую больницу (1). Там ему на руку накладывали какую-то дрянь, не помню, как называется… И два месяца заживало, если не больше… — Да ты что, шутишь? — недоверчиво покачал головой Рудольфус. — Значит, Барти без тебя об этом говорил. Но ты же помнишь, какая у этих остолопов тогда была мода на все маггловское… И Крауч, пожалуй, всех превзошел. Вэнс, значит, такой же был. Сволочь… Люциус не удержался от возражения: — Северус говорит, что маггловские лекарства иногда дают хороший эффект… — Знаю, — перебил Долохов, — нас когда в тот раз освободили, Мальсибер от воспаления легких загибался. Снейп его маггловскими средствами лечил, можно сказать, с того света вытащил — Рэй уже доходил… — Ну да, — продолжал Люциус, — так вот, Северус говорит, что они иногда хорошо помогают, а иногда могут и убить, если под рукой безоара нет. Метаболизм, говорит, у магов и магглов отличается. Наступило молчание. — Почему же она мне не сказала? Я бы не допустил такого… — на Рудольфуса, который ни словом не обмолвился об этой истории, когда узнал о смерти Фелисити, теперь, казалось, нахлынули воспоминания, и он не мог перестать об этом говорить. — Я бы в любом случае забрал ее от них… Она хотела, чтобы я от Темного Лорда ушел, и с Беллой развелся. Я объяснял ей, что это невозможно, но Фелисити и слушать не хотела… — под конец его голос снизился едва ли не до шепота, и следующий вопрос Руди произнес громче: — Но как ты-то об этом узнал, Люц? Малфой не стал темнить и рассказал всю историю в подробностях. Оказалось, Эммелина в смерти сестры винила Малфоя. Об этом узнала Патриция — будущая жена Мальсибера, — когда училась на последнем курсе в Хогвартсе, и рассказала брату. А уже Бертрам поведал об этом Люциусу. Они осторожно навели справки о произошедшем в семействе Вэнс и узнали, что с Фелисити встречался Рудольфус Лестрейндж. Хозяйка маггловского кафе в Эдинбурге очень хорошо его запомнила — она даже оказалась свидетельницей их ссоры. Эммелина еще и уверяла, будто Фелисити подверглась насилию — хотя правдоподобнее выглядела версия, что та просто побоялась сказать правду, — папаша Вэнс, как о нем говорили, был самым настоящим домашним тираном. Впрочем, Эммелина, судя по тому, как она обращалась с осиротевшим с рождения племянником, была ничуть не лучше отца. Но почему Эммелина считала Люциуса отцом племянника — тут Малфой терялся в догадках. Мальчик, по ее же словам, совсем не походил на него. — А это я могу объяснить, — хмыкнул Рудольфус после рассказа. — Однажды я был под оборотным зельем в твоем образе, и мы попались ее сестре на глаза, — он покачал головой, как будто до сих пор не мог поверить услышанному. — Дурочка… Предпочла остаться с ними, наврать с три короба, но ничего не говорить мне… Неужели она меня так ненавидела? Почему же тогда не избавилась от ребенка? Не понимаю. — А зачем ты встречался с ней под оборотным зельем? — недоумевающий голос Люциуса вернул Рудольфуса из воспоминаний в настоящее. — Только однажды. Вам с Руквудом требовалось обеспечить алиби. — Ах да, помню, — кивнул Люциус. После Хогвартса Люциус работал в Отделе тайн на самой низшей должности — туда его устроил отец — и однажды они вместе с Руквудом вынесли из Министерства некий очень ценный и важный артефакт. Они вошли через потайную дверь, которую охраняла только мантикора на цепи, и точно так же вышли. Все прошло как по маслу, но алиби они себе обеспечили: Люциуса изображал Рудольфус, который вместе с Розье безобразничал в маггловском Лондоне, да так, что за ними гнались десять авроров, и целая бригада обливиаторов стирала магглам воспоминания. Непростительных они не применяли и серьезных разрушений не вызвали — их целью было лишь привлечь к себе внимание, пока настоящий Люциус с Августусом Руквудом выносили артефакт, — и потому удалось отделаться штрафом и взяткой целителю: чтобы тот сообщил об отравлении некачественным зельем, которое и стало причиной неадекватного поведения. А Рудольфус после этого отправился к Фелисити — все еще в образе Люциуса. Девушка, которой он сказал, что принял облик Малфоя шутки ради, никак не могла поверить, что это действительно он — пока зелье не перестало действовать. Люциус, припомнив все обстоятельства того давнего дела, оживился: — Там самое смешное было, что вы перепутали стаканы. Меня должен был изображать Басти. А ты — мистера Руквуда, на Комиссии по экспериментальным чарам — вышло же все наоборот… Рабастан согнулся пополам от смеха: — Мерлин, я как вспомню, как я там сидел, ни слова не понимая… Да я же еще и с похмелья тогда был… А если бы у меня что-нибудь спросили? Раздался скрипучий голос Руквуда: — Если бы я знал, что вы столь легкомысленно отнесетесь к возложенному на вас поручению, я бы настаивал на других кандидатурах… — Августус, да мы же не нарочно… И, в конце концов, все прошло как надо. Но как мы с Руди потом ржали… — тут Рабастан, вспомнив, с чего началось обсуждение событий давнего прошлого, посерьезнел: — Руди, извини… Так что там дальше-то было, Люц? — Пэт после школы продолжала общаться с Гестией Джонс, и от нее слышала, что происходит у Вэнсов. Вообще, мало кто знал, что случилось с Фелисити — они даже не дали объявления о ее смерти в «Пророк». А ребенок… он еще совсем маленьким был — года три, не больше — а они лупили его ремнем и чуть ли не впроголодь держали. Пэт даже написала Эммелине, просила, чтобы лучше отдала ей Сэма, чем измываться над ним… Эммелина отказала наотрез. А вскоре после этого Вэнса убили. — Это же я его и убил, — мрачно сказал Рудольфус. — Если бы я все знал, он бы так легко не умер… Но почему вы ничего не сказали мне? — Сначала мы не были уверены, твой ли это ребенок на самом деле. Конечно, будь его отцом кто-то из их компании, Вэнсы, наверное, относились бы к нему по-человечески… Помнишь, папаша Вэнс говорил, что тем кого Шляпа на Слизерин распределила, сразу в Азкабане камеру готовить надо? Но мало ли… К тому же, шел уже восемьдесят первый год, вскоре Повелитель исчез, и всем не до того стало… — Понятно… — глухо произнес Лестрейндж. После недолгого молчания Люциус продолжал: — Тогда Рэя почти сразу посадили, Пэт осталась с двумя детьми на руках, и к тому же беременная… Да и всем нам грозил арест. Потом эта история с Лонгботтомами, и вы трое в тюрьме оказались. Когда все немного поутихло, Пэт снова пыталась Эммелину уговорить, и брат ее не отказался бы Сэма усыновить, да и я… Нельзя, чтобы Лестрейндж — хоть и бастард — рос у предателей крови. Вашего отца мы лишний раз беспокоить не хотели, пока дело не сделаем — он тогда болел и никого не принимал, а повлиять уже ни на что не мог… Хотя, когда мистер Лестрейндж умер, мы очень жалели, что не рассказали ему… А тут приехала из Германии Ирэн с мужем, узнала обо всем этом, и они с Фридрихом тоже захотели усыновить Сэма. Фридрих даже к министру ходил, и мадам Багнолд ему отказать не могла, как-никак, известный ученый, репутация безупречная… Эммелине пришлось уступить. Сэму уже шестой год шел. Миллеры ему сказали, что его у них украли младенцем. Вот, собственно, и все… А когда мальчика у Эммелины забрали, то увидели, что у него на левой лопатке родинки составляют явственный рисунок в виде звездочки, точно так, как у вас с Басти. Вы еще в Хогвартсе похвалялись, что это у вас фамильное… — усмехнулся Малфой. — Тут уже сомнений не осталось. А сейчас и по фотографиям видно сходство. — И ведь я видел Ирэн зимой, — покачал головой Лестрейндж. — Она тоже ничего не сказала, ни мне, ни даже Антонину… — Это потому, что она с тобой едва знакома, — объяснил Люциус. — Она и меня просила молчать, но раз уж ты сам все узнал… Она говорила, им нелегко пришлось с мальчиком — ничего удивительного, после того, как родные тетка с дедом его едва не уморили… Наступило молчание. Потом его прервал Рудольфус: — Спасибо, Люц… Если останусь жив, я хочу Сэма увидеть… Я даже не скажу ему, что я его отец… Наверное, так будет лучше. За разговорами они не заметили, как наступил вечер. Сегодня было дежурство Эдварда Смита, и все предвкушали хороший ужин, однако вместо Смита в коридор вошел незнакомый аврор, который сходу приказал: — Молчать! Всем подойти к дверям камер! Они подчинились, а охранник пошел вдоль коридора, волоча за собой тележку, на которой стоял котел с баландой и лежали сваленные в неаппетитную кучу ломти заплесневелого хлеба. Раздав всем по миске баланды и по куску хлеба, аврор направился к выходу. Долохов окликнул его: — Эй, приятель! А где Смит? Сегодня же его дежурство. — Смит скоро к вашей компании присоединится, — ухмыляясь, ответил аврор. Смита они увидели только через два месяца, после того, как был убит директор Хогвартса Альбус Дамблдор, и Темный Лорд в сопровождении отряда Упивающихся смертью и нескольких дементоров явился вызволять их из заточения. Бывший тюремщик тоже оказался в числе освобожденных и завербованных в армию Темного Лорда. Как выяснилось, Смита посадили вовсе не за взятки и не за то, что подкармливал заключенных, а за то, что в какой-то компании он уважительно отозвался о Темном Лорде (3). А кто-то из собеседников донес на Смита. Похлопав незадачливого мужчину по плечам, они столпились у причала. Темный Лорд окинул их внимательным взглядом и обратился с речью: — Вы мне нужны, мои доблестные и храбрые бойцы. Хотя… после прошлогоднего провала я в вас усомнился… Но я дам вам возможность загладить свои промахи. Скоро нам предстоят великие дела. Один наш враг — Дамблдор — уже мертв. Мы должны захватить, наконец, Гарри Поттера, и взять Министерство магии в свои руки. У вас будет время прийти в себя и восстановить силы, после чего от вас потребуется все ваше умение и вся ваша преданность. Все погрузились в стоящие у причала лодки — в них в Азкабан доставляли приговоренных и отправляли обратно в Англию отбывших свой срок. Когда достигли берега, беглецы без лишних проволочек были переправлены в Малфой-мэнор. По дому, который запомнился Рабастану очень красивым, изысканным и немного чопорным, теперь ходили, громко разговаривая и топая ногами, незнакомые волшебники, часто довольно неотесанного вида, во дворе кучками стояли какие-то люди, по виду — отребье из Лютного. Многие выглядели весьма живописно — вроде средневековых лесных разбойников, как их рисуют на картинках. И, похоже, некоторые из них и людьми-то не были… Во всяком случае, в одном из ораторов он точно узнал Фенрира Грэйбека. Нарцисса со слезами на глазах обнимала Люциуса, Драко, очень повзрослевший за прошедший год, не верящими глазами смотрел на вернувшегося отца, сжимая его руку — Люциус выглядел далеко не лучшим образом, постарел и казался больным. Беллатрикс, в тяжелой пурпурной бархатной мантии, царственно красивая, подошла к Рудольфусу, обняла его и поцеловала в обе щеки, после чего отошла и села рядом с Повелителем. Рабастан в отведенной ему комнате первым делом с отвращением стащил с себя азкабанское рубище и сжег его в камине Инсендио — его палочка была сломана в зале Визенгамота, но сейчас ему выдали замену, такую же, какая у него была раньше — терновник и сердечная жила дракона, и ему хотелось проверить, как новая палочка будет слушаться. Испробовав ее на нескольких простых заклинаниях, он решил, что с палочкой все в порядке, и прошел в ванную. Сначала он обстриг отросшие за год заключения волосы, сбрил бороду и подровнял усы. Потом долго лежал в горячей воде с облаками мыльной пены, отмокая, смывая с себя всю грязь и мерзкий тюремный запах, который, казалось, въелся под кожу… После ванны, вытершись мягким полотенцем с легким ароматом бергамота — поистине волшебное ощущение! — позвал домовика и велел спросить у хозяйки, где ему взять одежду. Эльф принес почти новую мантию Люциуса из черного плотного шелка, такую же рубашку и штаны. Рабастан подогнал одежду под свой размер и в целом остался доволен своим внешним видом — после первого побега он был похож на инфери, и прошло по крайней мере несколько недель, прежде чем к нему вернулся его привычный облик. Он сразу решил, что сегодня же увидится с женой. Темный Лорд его отпустил без вопросов, и Рабастан, закрыв лицо капюшоном, аппарировал в Лондон, в Лютный переулок. Сразу переместиться на Диагон-аллею он не рискнул: вдруг промахнется и свалится кому-нибудь на голову — было бы глупо вот так попасться после удачного побега. А в Лютном ему ничто не грозит. И действительно, там никто его и не заметил, и он быстро прошел по направлению к Диагон-аллее. Уже наступил вечер, хотя и не поздний, но в волшебном квартале было на удивление малолюдно — редкие прохожие двигались, опасливо поглядывая по сторонам. Он не подумал о том, что уверенной походкой как раз может привлечь к себе лишнее внимание — но ему повезло, он не встретил ни одного аврора. Он знал адрес Изабеллы — она жила чуть дальше банка Гринготтс, ее квартира располагалась в мансарде под крышей. …Вот и нужный дом, вот, должно быть, ее окна — в них горит свет. Она дома. Рабастан поднялся по лестнице на последний этаж и позвонил в дверной колокольчик.