Исполнить обещанное

В Азкабане без дементоров сидеть было, конечно, легче. Теперь тюрьму охраняли авроры, причем те, которые чем-то провинились — для них служба в Азкабане была вроде ссылки. Однако в остальном тюрьма ничуть не изменилась — все те же серые, голые стены с заросшими черной плесенью углами, маленькие окошки под потолком, узкие железные койки, с грязными тюфяками… Они сидели там же, где и в первый раз — на самом нижнем этаже. Компания только была немного другая. Рабастан оказался напротив брата, а рядом по одну сторону находился Люциус, по другую — Антонин. Дважды в день приходил дежурный, разносил по камерам еду. Время от времени кто-то убирал камеры, но кто — они ни разу не видели. Впрочем, Эйвери спросил об этом у охранника, и оказалось, тут есть эльфы особой азкабанской породы, на вид уродливые, но проворные и неприхотливые, а работают они, когда заключенные спят. Любознательному Эйвери захотелось на них взглянуть, и аврор, с которым он разговорился, обещал предупредить его, когда будет очередная уборка, чтобы он не ложился спать, и тогда он увидит тюремных эльфов. Потом Эйвери рассказал, что здешние эльфы (их и домовиками не назовешь, потому что какой же это дом — Азкабан?) ростом фута в два, похожи на муравьев с человеческими лицами, только без носов и ушей, с маленькими черными глазками и с рожками. У них шесть рук и две ноги, а на ногах — копытца. И еще длинные хвосты, которыми они метут пол. — А я вот однажды спьяну что-то похожее видел, думал, померещилось, — задумчиво сказал Долохов. — Этого не может быть, — уверенно ответил аврор, которого звали Эдвард Смит. — Они только здесь водятся, больше нигде. — Откуда же они тут взялись? — с любопытством спросил Рудольфус. — А драккл их знает, сами завелись, говорят, — пожал плечами аврор. — Так они и раньше были? — озадаченно произнес Джагсон. — А почему мы их никогда не видели? — Наверное, потому, что при дементорах нам было не до того, — предположил Мальсибер. — Хотя я думал, что в камерах тоже дементоры прибираются. Еду-то приносили они. От их дыхания эти помои еще и застывшие были… — Это да, мне все время снилось, что я пью горячий чай, — согласился Джагсон. — Я потом уже и вкус его не чувствовал, забыл. Главное, что горячий… — Ну, на вкус еда и сейчас не лучше, чем прежде, — усмехнулся Рудольфус. — Интересно, эти эльфы нарочно такую бурду варят, или просто не умеют иначе? Вмешался Руквуд и пояснил, что здешние эльфы — это одичавшие и выродившиеся потомки обычных домашних эльфов, живших здесь при прежнем хозяине острова — темном маге Экриздисе, том самом, который создал дементоров (1). — Августус, — взмолился Люциус, — может быть, не будем о дементорах? Здесь и без того паршиво… — А любопытно, — задумчиво произнес Джагсон, — откуда у здешних эльфов хвосты? Они изначально относились к другому виду или обзавелись хвостами по какой-то неизвестной причине? И копыта, опять же… Долохов пообещал, когда они выйдут на свободу, познакомить всех со своим домовиком, вернее, домовым — так он правильно называется — отец Антонина, белогвардейский офицер Валерьян Долохов, когда-то вывез его из России. Этот домовой умел печь необыкновенно вкусные пироги. А еще Антонин рассказал занятную историю о нечисти, которая с восемнадцатого века жила, да и сейчас, наверное, живет, в их родовом имении (2). Заговорили о привидениях — ведь почти у каждого старинного семейства есть в доме свой призрак, а то и не один. Рабастан почти не принимал участия в общих разговорах — ему было плохо, казалось, даже хуже, чем при дементорах — да, они выпивали все радостные воспоминания, все светлые сны, с ними нужно было постоянно держать ментальную защиту, чтобы сохранить хотя бы остатки себя… Но зато человек довольно быстро переставал воспринимать реальность — вернее, он почти забывал прошлое, и потому настоящее уже не казалось таким мрачным — скорее просто серым и мутным, как туман. Сейчас же от реальности совершенно некуда было деться, она со всех сторон окружала их: и толстыми каменными стенами, вырубленными давным-давно из цельных скал, которые, казалось, давили своей тяжестью, не давая свободно дышать, и мерзким запахом — кажется, воняло еще хуже, чем раньше, — Долохов сказал, «как будто здесь тролль сдох». Холодом и сыростью, которые остались неизменными, мокрицами, ползающими по стенам и потолку — в прошлый раз Рабастан почти не замечал их, а сейчас его передергивало от одного вида этих мелких и в общем-то безвредных, но противных тварей. В присутствии дементоров все это казалось незначительными неудобствами, но теперь приходилось ко всему привыкать заново, и это оказалось тяжелее, чем тогда. Люциус, как выяснилось, боялся мокриц до дрожи, а Эйвери, который тоже попал в тюрьму впервые, облегченно вздохнул, узнав, что в Азкабане не водится тараканов. В камере Рабастана окно было не крошечное, под самым потолком, как в прошлый раз, а длинное и узкое, как бойница. Сначала он даже обрадовался, что может подойти к окну и увидеть хоть что-то, кроме давящих, пропитанных безнадежной тоской стен — но потом, приглядевшись, понял, что оно выходит на кладбище, а одинаковые холмики каменистой земли, теснящиеся, наползающие друг на друга — это могилы умерших здесь узников Азкабана. Не было ни крестов, ни мраморных плит с именами — но он был уверен, что не ошибся. И однажды увидел, как стражники вырыли яму, опустили туда что-то, завернутое в черную ткань, а затем засыпали землей и камнями (3). Самым невыносимым было осознание того, что они заперты в этом месте на неопределенное время. Если в прошлый раз они изначально не надеялись на освобождение — или почти не надеялись — то сейчас надежда играла с ними злую шутку. В первое время все были уверены, что Темный Лорд их скоро отсюда заберет, но шли дни, недели, месяцы, и постепенно им начало казаться, что про них все забыли. А Рабастана мучила тоска по жене — он даже в первые дни, просыпаясь, и еще не открыв глаза, шарил рукой возле себя, и не ощутив теплого тела рядом, наткнувшись на холодную и склизко-влажную стену, вспоминал, что он снова в тюрьме. А свадьба, жена и те несколько дней и ночей в родном доме ему как будто приснились… И пробуждения, когда ее голова покоилась у него на плече, и тонкие пальчики, дотрагивающиеся до него с робкой лаской — что она с ним делала этими почти невесомыми прикосновениями, и каких усилий ему стоило сдерживать себя и не кидаться на нее, как голодный фестрал на сырое мясо… И прохладная нежность губ, напоминающая мятную конфету или мороженое… До свадьбы Рабастан поцеловал ее, кажется, всего один раз, в щеку, и сразу отстранился, заметив ее смущение. Но и тогда он не понял, что у его невесты никого прежде не было — пока не убедился в этом сам, преисполненный гордости и в то же время умиленный и растроганный. А какой она была нежной и послушной… От воспоминаний хотелось выть волком. Разве можно за такое короткое время привыкнуть к чьей-то близости? Видимо, можно… Приблизилась осень, потом зима — все же с аврорами было лучше еще и потому, что у них можно было спросить, какое сегодня число и какая «там», за стенами тюрьмы, погода. И что вообще происходит во внешнем мире. Правда, не все авроры считали нужным снисходить до разговоров с заключенными, но Смит был весьма словоохотлив. Он и о себе рассказал, правда, несколько уклончиво, но стало понятно, что на службу в охрану Азкабана его перевели из-за мелкой взятки. Люциус однажды подозвал его к себе, и что-то шепотом сказал, потом снял с пальца перстень с большим черным бриллиантом и передал аврору. В следующее дежурство Смита они получили вполне съедобные пироги с мясом и картошкой (зачарованные, чтобы не портились, и не черствели), по коробке печенья и по бутылке рома, а тем, кто курил, Смит принес даже маггловских сигарет и спичек. Все, кроме Люциуса, изумились, откуда взялась такая роскошь. Смит объяснил, что авроры здесь очень скучают, никаких развлечений ни в самой крепости, ни на соседнем островке, где находится их казарма, нет. Поэтому в свободное время охрана в основном пьянствует. За выпивкой и закуской обычно посылают до ближайшего населенного магглами острова самого молоденького аврора, но в этот раз Смит сам летал за покупками. А зимой Смиту даже удалось доставить в Азкабан посылку. Отлучившись по семейному делу в Лондон, аврор встретился там с Бертрамом Дэвисом — братом жены Мальсибера и другом Люциуса, который тоже входил в Ближний круг, — получил от него теплые пледы, огневиски и шоколад, и передал их узникам — за немалую мзду, разумеется. Еще Смит по собственной инициативе приобрел в Лондоне средство от мокриц. Нарцисса, с которой Дэвис успел увидеться до того, как Смит отбыл обратно к месту службы, прислала Люциусу еще шарф и носки, и даже что-то из домашних деликатесов, а также короткое письмо, с припиской специально для Рабастана о том, что с его женой все в порядке, что Нарцисса видится с ней часто, и что Изабелла его ждет. В общем, жизнь в Азкабане была физически куда более сносной, чем в прошлый раз — однако все они с каждым днем мрачнели и погружались в уныние. В феврале к ним присоединился Трэверс, схваченный аврорами при облаве в Лютном переулке — но он не мог сообщить другим узникам ничего утешительного. По его словам, Темный Лорд об их освобождении не заговаривал, а спрашивать Трэверс опасался. К весне даже несгибаемый Долохов сделался молчалив и рассеян. Только Люциус, похоже, привык к своему положению, и не спешил возвращаться назад — туда, где ему еще предстояло испытать на себе гнев Темного Лорда за провал операции.