Can't contain it

- Гарри, - стонет Уильям, откинувшись на спинку дивана, полностью отдавая инициативу в руки подростка. Гарри скользит по члену вверх-вниз, впиваясь короткими ногтями в плечи Томлинсона. Сердце в груди гулко стучит, бледно-розовые губы сложены идеально-круглой буквой “о”, а мокрые кудри прилипают ко лбу и шее. Но глаза ясные и расчётливые. Уилл содрогается всем телом, чувствуя приближение оргазма. Маленькие пальчики цепляются за его шею, даря чувство обладания хрупким телом, несмотря на то, что Гарри двигается так, как хочется только ему. Член подростка трётся о живот Томлинсона, оставляя влажные полосы. Уильям чувствует, как дрожат от напряжения ноги Гарри, чувствует трепет его тела, горячее дыхание, когда подросток наклоняется к его лицу, кусая подбородок. Sucker love is heaven sent \ Детская любовь ниспослана свыше Уильям всё ещё не может поверить в то, какой Гарри на самом деле. Эти непорочные детские губы, которыми он делает все те блядские вещи в постели. Те вещи, которым его даже учить не пришлось, потому что стоило Гарри освоиться, и внутри него будто проснулось дремавшее до сих пор знание как доставить удовольствие, ублажить. До потери сознания. Всё ещё выглядящий как ангел, неиспорченный и чистый, Гарри сводит обоих братьев с ума, лаская языком, выгибаясь всем телом, принимая, даже тогда, когда казало бы, уже не может. Когда любой другой человек превратился бы в дрожащую массу и хныкал от невероятной чувствительности, Гарри хрипло умоляет остановиться, но цепляется пальцами, прижимает к себе и подмахивает в такт толчкам. И Уилл совершенно покорён таким поведением, всей этой податливостью, жаждой наслаждений, жаждой боли, причиняемой этому хрупкому телу. Уильям готов приковать подростка к собственной постели, не отпускать больше никогда. Чего не скажешь о Луи. И Гарри знает это. И у Гарри есть план. - Скажи это, Уилл, скажи! - Гарри целует Томлинсона. Мокро. Грязно. Вязкая слюна стекает по подбородку шатена от этого поцелуя. Уильям сомневается всего секунду, прежде чем выдать громкое “я люблю тебя”, и кончить под аккомпанемент собственных стонов, в которые перерастает окончание фразы, когда Гарри выписывает частые восьмёрки на нём, двигаясь быстро и отрывисто. Подросток останавливается, когда Томлинсон разрушено содрогается, убирая его цепкие пальчики со своих плеч, и кладёт свою собственную руку на член. Нескольких быстрых движений хватает, чтобы кончить, выплёскивая молочно-белую жидкость на партнёра. Гарри откидывает голову назад, сквозь ресницы глядя на замершего в дверях Луи. Тот неверяще смотрит из дверного проёма на пребывающего в посторгазменной неге брата, на маленького соблазнительного Гарри, в лице которого угадывается едва заметная победная улыбка. И Томлинсон психует. Он делает шаг назад, закрывая дверь с такой силой, что Уилл вздрагивает под всё ещё сидящим на нём Гарри. Луи проходит на кухню, дрожащими пальцами вытаскивая из пачки сигарету. Он прикуривает, сильно зажмуриваясь. В голове мечутся слова брата, сотрясая всё тело обидой и ревностью. My body's broken, yours is spent \ Моё тело разрушено, твоё – истощено Вязкий дым проникает внутрь, но успокоения не несёт. Он хочет вернуться в комнату, взять этого бездомного котёнка за шкирку и вышвырнуть не только из квартиры, но и из сердца брата. Они привыкли делиться друг с другом, но не друг другом, и Луи просто не может принять тот факт, что брат может всерьёз любить кого-то кроме него. Он предаётся рефлексии, прикуривая вторую сигарету, и не обращает внимания на шум воды в душе и тихие шаги в соседней комнате. Из задумчивости его выводит лишь мягкое прикосновение тёплой ладони уже полностью одетого Гарри к лопаткам. Легкое поглаживание призвано успокоить, настроить на мирный лад, но серые глаза остаются холодными. Луи слишком сильно злится, чтобы позволить Гарри ласкать себя. Но подросток лишь задумчиво улыбается, когда Томлинсон скидывает его руку с себя. Луи ведёт себя именно так, как Гарри и думал. Первая часть плана срабатывает на отлично, и подросток просто оставляет целомудренный поцелуй в мягких непослушных волосах одного из близнецов, и покидает кухню. Он, словно прощаясь, проводит рукой по двери ванной комнаты, в которой Уильям смывает с себя его запах и следы их страстного секса. Гарри натягивает ботинки, снимает с крючка свою теплую куртку и выходит из квартиры под мокрый снег, улыбаясь своим мыслям. Instead of stressed, I lie here charmed \ Вместо того, чтобы расстраиваться, я лежу очарованный. Он рассчитывает, что близнецы будут скучать. Очень рассчитывает. Луи возвращается раньше, сославшись на головную боль. Он стаскивает с себя заснеженное пальто, отряхивает ссыпавшийся с шарфа за шкирку снег, снимает ботинки. В квартире темно, свет не горит ни в одной из комнат, и Томлинсон не включает его. Раньше их всегда ждал Гарри. Он возвращался с пар, открывая дверь собственным ключом, заказывал еду, или наскоро готовил сам, принимал душ, и к моменту возвращения братьев, уютно завёрнутый в плед, учил уроки в гостиной. Иногда они садились с двух сторон от него, нежно разворачивая хрупкое тело, лаская и выцеловывая. Гарри стонал и бубнил глупости о любви, извиваясь между ними. Но чаще подростка просто скидывали на пол, рассыпая учебники. Он кричал и умолял, отталкивая их обоих, захлёбываясь болью, но не уходил, когда пытка заканчивалась. А на следующий день братья снова находили его на диване. И Луи даже не подозревал, насколько сильно привык к подобному положению вещей, пока Гарри не пропал. Они ни разу не обсудили его исчезновение с братом. Весь месяц делали вид, что всё в порядке, будто и не было кудрявого в их жизни, и только по тому, как жался к нему Уильям порой, Луи понимал, что брат тоже скучает. Too much poison come undone \ Разлилось слишком много яда Томлинсон выключает бесцельно льющуюся воду, и трясёт головой, разгоняя уныние. От злости на себя он сжимает зубы - расклеился как влюблённая школьница, испортив день рождение не только себе, но и брату. И хорошо, что мозгов хватило раньше уйти. Уилл справит за них обоих, а Луи с кислой миной посидит дома. Томлинсон заваривает чай, безразлично разглядывая снежинки, крутящиеся за окном, снимает пиджак, оставляя его на кухонном стуле, и, подхватывая дымящуюся чашку, отправляется в гостиную. На пороге комнаты Луи останавливается, чувствуя чужое присутствие. Он оставляет чай у зеркала и медленно приоткрывает дверь, нашаривая рукой выключатель. Свет вспыхивает ярко, на секунду ослепляя и именинника, и его незваного гостя. Луи не боится, что незнакомец может оказаться вором или другим злоумышленником, скорее, это глупый сюрприз Уилла, какая-нибудь экзотическая шлюха, чтобы любимый близнец не кис в собственный День Рождения. Луи едва сдерживает тяжёлый вздох, представляя, как он будет выпроваживать этот сомнительный подарок, а потом ещё слушать нытьё брата с утра. Но все мысли разлетаются по ветру, когда он сталкивается с уверенным взглядом зелёных глаз. Сердце в груди подпрыгивает, ударяясь о грудную клетку. Гарри вернулся! Вместо нежной улыбки, которую так хочется подарить, серые глаза холодно прищуриваются, оглядывая подростка с ног до головы. Он не заслуживает улыбки, только наказания за свою своевольность. Луи пренебрежительно поджимает губы, отмечая, как идёт Гарри официальный костюм: длинные ноги идеально обтянуты тёмной тканью брюк, полы пиджака небрежно раскинуты в разные стороны, а белая рубашка наоборот - наглухо застёгнута. Гарри смело смотрит ему в глаза снизу вверх, прожигая невозмутимым взглядом, раздражая гордо вздёрнутым подбородком. Томлинсон едва сдерживается, чтобы не сглотнуть вязкую слюну, наполнившую рот при виде такого уверенного в себе парня. - Чего тебе? - безразлично спрашивает Луи, скрывая внутри пожар, выжигающий внутренности лишь одним желанием, желанием снова обладать Гарри. - Я пришёл поздравить тебя с Днём Рождения, - произносит Стайлс. И Луи готов поклясться, его голос стал ещё более низким, чем раньше. И пусть они не виделись всего несколько недель, время между ними ощущается годами. Близость и следующее за ней расставание изменили обоих. - Поздравил? Теперь проваливай. У меня был трудный день, и всё, чего я хочу - это отдохнуть. Луи стаскивает футболку через голову, не заботясь об укладке. Он не смотрит на Гарри, игнорирует присутствие того, молясь только о том, чтобы сдержаться. И если бы Стайлс знал его чуть хуже, он бы разочарованно поджал губы и, опустив голову, ушёл. Но он слишком долго наблюдал за Луи со стороны, а потом тщательно изучал его вблизи - от него не укрылся этот призрачный блеск в серых глазах. There's never been so much at stake \ На карту поставлено так много - Подарок, Луи, - подросток шире раздвигает ноги, опуская ладони на бёдра, медленно ведя вверх. Томлинсон трясёт головой, стряхивая наваждение. С каких пор Гарри диктует правила и соблазняет его? Луи чувствует себя не комфортно под изучающим взглядом. Ему не нравится эта новая роль ведомого, в которой он оказывается впервые, но отрицать собственного неестественного и извращённого желания Луи не может. И Гарри видит, что чувствует Томлинсон, по тому, как расширяются зрачки, вытесняя цветную радужку, когда подросток принимается расстёгивать свою обтягивающую рубашку, начиная с нижней пуговицы. Он устраивает настоящее шоу для именинника: глубоко дышит, облизывает пухлые губы и призывно смотрит из-под дрожащих ресниц. Но, несмотря на то, что Луи не спешит выгнать его, к ногам он тоже не падает, как рассчитывал Стайлс. Но Гарри знает, что Луи уже проиграл эту битву. Так же, как проиграл её Уилл, когда Стайлс задался целью получить их обоих. Он медленно разводит в стороны полы рубашки, оголяя грудь и живот, кусая собственные губы, чтобы удержать улыбку, когда Луи шумно выдыхает: - Блять… Гарри… Это же… Блять. Томлинсон падает на колени между разведённых ног, прижимаясь к его груди лицом, очерчивая кожу вокруг проколотого соска языком. Огонь вырывается из-под контроля, сжигая любые лицемерные причины и глупые чувства вроде гордости, стоит Луи увидеть две металлические бусинки, торчащие по обе стороны розового соска. Гарри счастливо смеётся под ним. Луи неторопливо касается металла большим пальцем, немного надавливая, и с восторгом вслушивается в хриплый стон подростка. - Это даже лучше, чем я мог надеяться, - сладко шепчет Гарри, царапая ногтями диван. - Луи, ты не мог бы…? Он не успевает договорить, когда Томлинсон рывком поднимается на ноги, подхватывая Гарри на руки, и несёт его в спальню. Стайлс извивается в горячих сильных руках. Кусает шею рычащего Луи. Томно шепчет куда-то в висок о том, как сильно он скучал по Томлинсонам. И лишь грубый удар спиной о матрас заставляет его прикусить язык. Луи остаётся собой. I serve my head up on a plate \ Я подаю свою голову на тарелке За горячими поцелуями и резкими укусами Гарри помогает Томлинсону выпутать его из одежды, не забывая возвращать каждое удовольствие, каждую собственническую метку Луи ему же. И когда на телах не остаётся ни куска ткани, Гарри кладёт подрагивающую ладонь Луи на грудь. - Подожди, подожди. Не у одного тебя сегодня День Рождения, - Луи непонимающе хмурится, а потом мысли, наконец, приходят к нужному знаменателю. Он достаёт свой телефон, и быстро печатает брату сообщение: Домой. Бегом. Один. Ещё пару секунд Луи смотрит на обнажённого Гарри, сидящего на коленях в его постели, с растрёпанными волосами и покрасневшими губами, и задаёт свой вопрос: - Ему нужно двадцать минут. Чем займёмся? Гарри улыбается нетерпению Луи, его изголодавшемуся взгляду, болезненно стоящему члену. Он отклоняется назад, прижимаясь лопатками к собственным пяткам, сжимая пальцами проколотые соски, тем самым лишая Луи последней выдержки. - Я затрахаю тебя до смерти ещё до того, как он успеет вернуться. И в этом будешь виноват только ты сам, - Луи дотрагивается губами до кожи над пупком, нежно вылизывает это место, будто извиняясь, потому что через секунду уже сжимает кожу зубами. I know I'm selfish, I'm unkind \ Знаю, я эгоистичен, я зол - Да, Луи! Да, - просит Гарри, подставляя грудь и живот под новые болезненные ласки. И Томлинсон снова поражается тому, какой Гарри гибкий, когда спина подростка прогибается ещё сильнее. Гарри не замечает когда именно Луи достаёт смазку, он только чувствует холодные скользкие пальцы на своём возбуждённом члене, и хрипло умоляет о большем. Луи сжимает зубы на соске, играя языком с серёжкой. Наслаждение волнами расходится по телу Гарри, рождаясь в тех точках, где Томлинсон касается его. Но ему невозможно мало. Он, словно жаждущий в пустыне, наконец, обрёл свою воду. Он хочет ещё - больше, глубже, крепче. Пальцы сами собой впиваются в волосы, когда Луи тянет его на себя, проскальзывая двумя пальцами в Гарри. Подросток обхватывает ногами его торс, насаживаясь самостоятельно. - Мне не нужна растяжка, Лу, - хрипло тянет он в приоткрытые губы Луи. - Я подготовился. И вздох замирает в груди, когда Луи слушается его. Сердце пропускает удары, а руки сильно тянут волосы Томлинсона, когда Гарри медленно опускается на член, выдыхая лишь, когда оказывается целиком заполненным. И время останавливается, потому что он вернулся домой. Потому что, каким бы неправильным и диким не казались их отношения, они оставались нужными и верными для самих парней. Жестокость и разврат заменяют любовь, связывают накрепко эти непонятные, заражённые блудом души. Гарри не ждёт разрешения, ему не нужно привыкать, он хорошенько подготовился к сегодняшнему вечеру, он двигается сам, трахая себя членом Луи. Двигается медленно и сладко, доводя Томлинсона до безумия. Луи сжимает пальцами шею Гарри, прижимая его к своей груди, и рычит, когда чувствует металлические бусины своей кожей. - Уйдёшь ещё раз, и я клянусь, я найду тебя, и ты будешь жалеть о своём глупом решении до конца жизни. Ты принадлежишь нам! Гарри не понимает, как Луи контролирует свой голос. А ещё ему не нужны все эти угрозы, он хочет от Томлинсона только стонов сейчас, поэтому подросток кладёт свою руку на губы партнёра, прикрывая его рот. Every me and every you \ Только я и ты - Я не уйду… никогда больше… клянусь… - едва дыша, шепчет Гарри. - Какая идиллия, - слышится насмешливый голос Уилла, и подростка разрывает изнутри взрывом атомной бомбы от этих высоких и хриплых ноток в голосе второго близнеца. Он протягивает руку, глядя в голубые глаза и просит: - Мне не хватает тебя, пожалуйста. Уилл усмехается, неспешно снимая одежду, искренне наслаждаясь видом брата, сосредоточенно трахающего Гарри. Их маленького Гарри. А в груди разливается тепло от осознания, что малыш вернулся к ним. - Как ты хочешь, сладенький? - спрашивает он, пропуская кудрявые волосы сквозь пальцы. - Внутри, Уилл... Пожалуйста, внутри… - выстанывает Гарри, удивляя близнецов. - Это больно, - произносит Луи, замедляя темп толчков, а картинки зажатого между двумя телами Гарри, разрывающегося от удовольствия, от боли, сводят с ума. - Больно? Потерпит, - глаза Уилла загораются неконтролируемым желанием, а пальцы цепляются за плечи подростка, притягивая того к себе, еще ближе. Every Me...he \ Только я... он Уильям выдавливает в два раза больше смазки на член. Она стекает густыми прозрачными каплями, пачкая всё вокруг. Луи останавливается, бережно прижимая к себе тело Гарри, когда брат скользит головкой между ягодиц, липкими влажными руками придерживая подростка. Гарри зажмуривается, когда чувствует давление. Он старается расслабиться, но в такой боли нет удовольствия. Луи ощущает его напряжение, пытаясь расслабить. Он шепчет что-то в висок Гарри, стараясь сдержать дрожь от ощущения пульсирующего члена брата прижатого к нему. Медленно и мучительно, в основном для Гарри, Уилл входит до конца, тяжело выдыхая в кудрявые волосы, и Луи давит рукой на грудь подростка, чтобы он откинулся назад. Гарри слушается, опираясь спиной на Уильяма, чувствуя ласкающие руки Луи по всему телу. Братья не двигаются, хотя сдерживаться трудно, и будь на месте Стайлса любой другой, они бы уже наслаждались криками боли, трахая скованное неприятными ощущениями тело. Но теперь появился страх, что Гарри может вновь исчезнуть, а три недели расставили хаотичные мысли по своим местам - Гарри особенный. Любимая игрушка. Та самая, с которой не хочется расставаться. - Что это? - игриво спрашивает Уилл, дотрагиваясь пальцами до металла в соске. Гарри что-то бормочет, а Луи повторяет действие брата, дотрагиваясь до другого соска. - Это для нас? - Да, - подросток распахивает глаза, открываясь скользящему удовольствию от действий близнецов. - Это подарок. - Ну, раз это подарок, - поддерживает Луи брата в этой игре, стараясь отвлечь Гарри от боли, расслабить его, поддразнивая. - Тогда дари. Нечего принимать. Гарри смаргивает слёзы с ресниц, выдыхает весь кислород из лёгких и делает первое неловкое болезненное движение. - Ты потрясающий, - Уильям целует его плечи, переплетая свои пальцы с хрупкими дрожащими пальцами Гарри. Луи накрывает их своей ладонью, и всё это вместе вызывает в подростке чувство глубокого единения, полной принадлежности своим красивым чудовищам. Он расслабляется, двигаясь не торопясь. Наслаждаясь болью, которая стала его главным удовольствием. Бёдра скользят о бедра с влажными шлепками, грудь трётся о спину, пальцы сцеплены намертво. Гарри скулит в губы Луи, пока Уилл стонет в его мокрую от пота шею. Они двигаются разрозненно, хаотично, но каким-то неведомым образом доставляя друг другу наибольшее удовольствие. К оргазму они тоже приходят не одновременно. Гарри кончает громко, отчаянно цепляясь за ослабевающее сознание. Он выгибается, инстинктивно пытаясь уйти от продолжающихся толчков, но близнецы из-за этого двигаются быстрее, вколачиваясь в его настрадавшееся тело. И Гарри уже не собирается врать себе, прикрываясь моральными нормами, он нуждается в этом, он чертовски влюблён в это. Гарри заходится громким воплем, когда братья одновременно кончают, впиваясь зубами в его плечи, снова оставляя на нём свои хозяйские метки. Гарри улыбается. Теперь он по-настоящему счастлив - он увидел, что власть над братьями в его руках. - С Днём Рождения.