На ощупь

Илья старался прижать колени как можно теснее к груди, защищая живот от чужих ног в тяжелых ботинках. Скованные за спиной руки то и дело попадали под удар, почкам тоже доставалось, но это было терпимо. По сравнению с предательством и темнотой перед глазами это вообще было мелочью. Лесли, который в этой миссии заменял в их команде Габи, не понравился ему с самого начала. Соло фыркал, говорил, что они тоже вначале не ладили, так что надо просто немного притерпеться и сработаться. Илья молчал, потому что настаивать на своем, не имея реального подтверждения опасности их нового напарника, было нельзя, а согласиться он не мог. Не из принципа, но Лесли внушал ему мерзкое чувство, от него хотелось то ли закрыться газетой, то ли уйти в другую комнату, то ли раздавить, как таракана. У Лесли был стеклянный холодный взгляд, он словно ощупывал им, и после его осмотра невыносимо хотелось помыться. Предубеждение против него у Ильи было, а вот фактов так и не появлялось. Тот был неплохим агентом, досье подтверждало его надежность, умения вроде тоже были не придуманными. Тем не менее Илья старался держаться от него подальше и не выдавать ему информации о себе или деле больше, чем требовало задание. Никаких откровений или смутных подозрений (здесь нужно сделать так, а тут — вот так. Почему? Не знаю, просто надо) в его компании. Только для Наполеона — но Наполеон уже который раз качал головой на его недоверие по отношению к новому напарнику и просил выбросить чушь из головы. — Чего ты к нему привязался? Не смотри ты на него, раз так бесит, не так часто вы и видитесь — вы же не сидите друг у друга в номере, да и живете вы с ним на разных этажах! — Все равно приходится — работу делаем вместе. — Я читал, что запах человека может вызывать подсознательную положительную или отрицательную реакцию. Чем тебе не нравится его парфюм? — Его вообще не должно быть. — Илья едва удержался, чтобы не плюнуть сквозь зубы. — А он пахнет хвоей и гнилью. — Как ваш «Русский лес»? — Наш одеколон не такой. — Пахнет точно так же. — Ладно, — согласился Илья, потерев лоб. Все равно ничего не докажет, ни он Наполеону, ни Наполеон — ему. — Пусть так, тебе виднее, это ты у нас спец по высокой моде. Мне он не нравится. — Одеколон? — Лесли. Я ему не верю. — Брось. У тебя странные ассоциации. И хватит его подозревать уже. Илья старался изо всех сил если не поверить Лесли, то вести себя с ним ровно. И вот, собственно, к чему это привело. На очередной разведке в поместье их подозреваемого, куда они отправились вдвоем с Лесли, на Илью напали. И все бы ничего, но информацию об охране объекта им дал именно Лесли, и он же отправил его в эти подвалы, сам уйдя наверх. Но вернее всего о предательстве напарника ему сказал легкий запах парфюма, который тянулся из-за угла. Так что он успел шепнуть, потому что голос эхом разносился по коридору, в рацию для Соло: «Русский лес обманчив», надеясь, что тот поймет, а потом в него прилетело слезоточивым газом и ударом по голове. Когда он очнулся, то попытался, не открывая глаз, сориентироваться, его этому учили — полагаться не на зрение, а на слух, нюх и осязание. Руки скованы за спиной наручниками, не сломать и не освободиться, ноги связаны. Рядом с ним было трое, двое курили, третий болтал о какой-то ерунде, не имеющей к нему и делу никакого отношения. Небольшая, судя по эху, комната с каменными необработанными стенами. Пахло сырым кирпичом и мокрой штукатуркой. Болтун устал трепаться, встал, кряхтя, и через секунду на Илью вылилось ведро ледяной воды. Он не сумел удержаться, дернул головой и закашлялся. — Очнулся, сволочь. Болтун пнул в ребра. Илья решил, что дальше притворяться бессознательным нет смысла, свернулся в комок и повернулся на бок, тут же получив еще парочку ударов. — Вот тебе за то, что сломал брату руку. Илье не было дела до брата ублюдка, он прижался горячим виском к холодному полу и открыл глаза. Темнота не исчезла. Он усиленно смаргивал воду, оставшуюся на ресницах, но ничего не менялось. — Пусти, я тоже ударить хочу. — Тебе он ничего не сделал. — Я умный, я не подхожу близко, пока такие, как он, не вырубаются наверняка. Его со всей силы ударили в челюсть, перевернув на спину. Прежде чем он сумел опять согнуть ноги, успели пнуть и в живот. — Забавно. — Что забавного? — То, что он слепой и не знает, откуда ждать удара. Что? Слепой? Илья отчаянно моргал, стараясь прояснить зрение, но оно все никак не возвращалось. И если эти уроды знают, что с ним, значит, это сделали специально и при них — отравили, что-то вкололи или… Нет, не ударили, иначе голова гудела бы по-другому, и глаза не болят, только чешутся, их не трогали. Значит, химия. Последствия могут пройти, а могут и не измениться. Черт. Ослеп. Сразу стало тяжело дышать, так что пришлось пару раз хватануть воздух ртом. Выбираться в одиночку из плена всегда тяжело, но выбраться слепому — невозможно. Да, он, если будет возможность и время, сможет освободить руки и ноги, даже сможет убить этих троих, но что делать дальше, куда идти и кого ожидать на пути? Он не знает, где он, и поэтому, даже стоя в метре от двери, не сможет сбежать. Ослеп. Черт. Прикрыть глаза, чтобы было не так страшно, прижаться к полу щекой, рукой, всем телом, ощутить камень и все трещинки в нем; втянуть затхлый воздух, набрать его полную грудь, разобрать в нем сигаретный дым, каменную пыль и запах гнилой воды — перестроиться на другой тип восприятия. Включить нюх, слух… — Разве не весело? — Очень. — К тому же он не знает, сколько нас тут, так что повеселимся. Илья знал, что их трое, знал, кто где стоит — слишком шумно они дышали, двое еще и дымили сигаретами, но это не спасало его от избиения. Он пытался представить, кто из них куда целится, но тело действовало инстинктивно, стремясь свернуться посильнее, защитить слабые места. Он цеплялся пальцами за холодные камни, за стальные браслеты наручников, лишь бы сосредоточиться, лишь бы не впасть в панику из-за боли и слепоты, спровоцированной противником, чтобы не дать слабину, не сдаться раньше времени. Он справится, переживет, прозреет, и все вернется. Камни под пальцами были мокрыми и щербатыми, они царапали пальцы, и почему-то боль в них была сильнее, чем от ударов сапог. Сквозь шум крови в ушах он не сразу сообразил, что тихий щелчок и звук падения чего-то большого связаны между собой. Когда от выстрела упал второй, Илья перекувыркнулся, чтобы третий тюремщик не рухнул на него, придавив своим телом и не дав свободы действий. И тут же застыл. Запах хвои не бил в ноздри, он был легким, едва уловимым, но все же четким. Лесли. Илья подобрался, потом отполз в ту сторону, где, по его расчетам, должна была быть стена. Она оказалась ближе, всего через пару рывков он ударился о кирпичи. Что ж, он еще врежет ногами этому ублюдку, если повезет. Но тот стоял и не двигался, чего-то ожидая. Илья не верил этой тишине, неподвижности и чужому напряженному молчанию, он ожидал шага к себе и был готов, как сжатая до предела пружина. Но вместо шагов раздалось тихое и неуверенное: — Илья. — Ковбой? — он так удивился, что не удержался от восклицания. — Да, это я. Илья выдохнул, но расслабляться не спешил. Не может быть. Кроме него, в этой комнате только один человек, который пахнет Лесли и говорит голосом Соло. Голос можно подделать, как и запах. Человек мягко шагнул к нему, так делал Наполеон, но Илья покачал головой, притянул ноги к груди для удара. Разбитые губы саднило, и он, понимая бессмысленность слов, все же сказал: — Не подходи. — Ладно, не буду. — Соло дышал неровно, как будто до этого бежал. Или нервничал. Но обычно на заданиях он был спокоен и собран, временами даже расслаблен. А если так, то что случилось сейчас? — Ты успокойся, это правда я. — Где Лесли? — Илья мотнул головой, отгоняя от себя подозрения по поводу Соло. Если и этот предатель, то… В любом случае, он, слепой, против пистолета не выстоит. — В соседней комнате. Хотел с тобой поговорить. — Что ж не пришел? — Илья все же успокаивался от голоса Соло, от того, что это и правда он, а не тот урод. Манеру говорить и шутить Лесли, конечно, мог подделать, но не так похоже. Он вообще не знал, как они общаются на заданиях, так что это точно Ковбой. — Я с ним поговорил. — Голос Соло на миг затих, как будто он повернулся, показывая, где остался бывший напарник. — Он, правда, не хотел слушать, так что пришлось применить пару силовых приемов. — Вы обнимались? — Пусть этот запах леса будет от прикосновений, а не потому, что Лесли стоит в дверях и лыбится, ведь он ведет себя как доверчивый идиот. — Большевик? — Он бы многое отдал, чтобы увидеть лицо Соло в этот момент, потому что удивление в его голосе было неподдельным. — Ты в порядке? Ты задаешь странные вопросы, и это меня пугает. — Как ты его? — Илья почти опустил ноги, чтобы Соло мог к нему подойти без опаски. Но нужно было уточнить. — Твоим фирменный захватом. — Соло что-то сделал рукой, зашуршав одеждой. Если захват горла со спины, понятно, почему от него несет этой гнилью. — Это так важно? Большевик, да в чем дело? — Все нормально. — Он расслабился и прислонился ноющим затылком к камню. — Я ни черта не вижу. — Знаю. Это пройдет дня через три. — Врешь, — он мгновенно отлип от стены, которая так приятно холодила больную голову. Он боялся поверить Соло и в то же время боялся ему не поверить. — Заливаешь. — Ничуть. Слушай, я тебе все расскажу, но позже, — голос Наполеона чуть дрожал от напряжения, он всегда так говорил, когда чувствовал опасность, и этот раз вряд ли был исключением. — Нам нужно отсюда убраться, и чем скорее, тем лучше. Я тебе ноги развяжу, ты только не пинайся, ладно? Он еще что-то говорил, но Илья уже чувствовал его руки на своем теле, как он осторожно ощупывал тугие веревки, как резал их ножом. Впрочем, Илья и не думал сопротивляться или причинять ему вред. Не та ситуация. — Наручники, — Илья повернулся к нему спиной, едва не врезавшись носом в стену. Едва — потому что Соло придержал его за плечо. Илья уперся в кирпичи лбом и прикусил губу, чтобы не выдать своего страха. Да, его учили действовать вслепую, но его не учили быть слепым. Он почти не заметил, как Соло освободил его руки, пробежав ловкими пальцами по замку и щелкнув там чем-то. — Идем. — Соло потянул его за рукав куртки, приподнимая и помогая встать на ноги. Илья собрал волю в кулак, заставив себя забыть, что его избили и едва не сломали — не время. Вот выберутся в безопасное место, там можно будет дать себе волю, ощутить ноющее тело, а пока нельзя. — Или ты не можешь идти? — С чего это? — Он разобрал его тихий выдох сквозь стиснутые зубы. — Так паршиво выгляжу? — Если честно, то да. Лесли после смерти и то лучше выглядел. — Ну и хрен с ним. Илья вырвался из его рук, на ощупь нашел тело одного из своих тюремщиков, торопливо обыскал. Нож в чехле — на пояс, пистолет — щелкнуть магазином, посчитать патроны; маловато, но сойдет. — Где остальные? — Один на шаг влево, другой — еще два туда же. Голос Соло звучал неровно, словно он оглядывался на дверь — или на выход, если тут нет двери. Илья едва не споткнулся о труп, но это не помешало взять у него оружие. — Ты решил унести все? Или организовать свой склад боеприпасов? — Помешает? — спросил он, обыскивая третьего. У него были только сигареты, Илья взял их тоже, иногда ему хотелось затянуться сигаретой-другой. — Нет, но если ты уже нашел все, то пойдем. Не нравится мне это место. Илья не стал говорить, что тоже не в восторге. Соло пошел вперед, Илья слышал его шаги — мягкие, почти незаметные, — и, сжав в обеих руках по пистолету, двинулся следом. Он ориентировался на легкое шуршание одежды, едва слышное дыхание, на тепло, исходящее от напарника в этой стылой тюрьме. Илья почти видел его, знал, как тот ступает, крадется как кот, легко, осторожно и опасно для врага. И старался повторять его движения, пусть и не так грациозно. А потом звуки внезапно исчезли. Просто прекратились, как будто Соло исчез. Не застыл рядом, не спрятался — дыхания не было слышно, тепло тоже пропало. Илья протянул руку вперед, чтобы найти напарника, но его не было. Он шагнул раз, другой, продолжая траекторию их пути — медленно, осторожно, словно по минному полю, и легко поводил руками перед собой. Нащупал левой рукой стену, провел по ней кулаком с пистолетом — сразу стало спокойнее, хоть какая-то опора, хоть что-то привычное. Черт. Он на миг прижался лбом к стене, успокаиваясь, не давая себе провалиться в панику или ярость, все равно не поможет. Черт, неужели и Соло — тоже?.. — Большевик. Голос Соло раздался внезапно, так что он чуть не ударил напарника пистолетом. Хорошо, что выстрелить не успел, вовремя остановился. И как только подобрался? Или он сам так распереживался, что оглох от своего страха? Надо переключиться, надо настроить слух и восприятие так, чтобы они оба смогли отсюда выбраться. Вдох, выдох. Вперед. — Идем. — Соло поймал его правую руку, тоже с пистолетом, положил себе на плечо. — Там чисто, я только что проверил. Илья не стал отвечать, только кивнул. Ему очень хотелось выбросить пистолет к чертовой матери и вцепиться в Соло, сжать до боли пальцы, стиснуть его руку, найти опору в этом черном мире, но он сдержался. Легко соскользнул рукой вниз, до пояса, ощущая костяшками пальцев ткань куртки и едва касаясь ее дулом пистолета, давая Соло свободу маневра. Впрочем, он повторял все движения Наполеона, застывая, когда тот замирал, вжимаясь в стену, когда тот старался сделаться незаметным. Звуки, которые до них долетали, не были голосами, и это радовало. Так они и шли, и если бы не нервы, напряженные до предела, Илья бы посмеялся над этой картиной — то ли играют в паровозик, то ли танцуют летку-енку. Соло дернул ладонью, задержав ее возле груди Ильи — стой, не двигайся, и он послушно застыл. Не потому, что Соло видел, а он — нет, а потому, что Илья уже привык ему доверять, привык полагаться на его интуицию и действовать без слов и лишних объяснений, которые могут отнять время на спасительный рывок. Вот и теперь Соло не стал ничего говорить, приложил руку Ильи к стене и легко подтолкнул его ногу вперед. Носком ботинка Илья ощутил первую ступеньку, потыкал ногой, проверяя ее высоту и ширину. Соло нервно тронул его свободную руку, коснулся одним пальцем, вторым, третьим, ведя обратный отсчет. Прикосновения всей ладонью Илья не стал дожидаться, рванул за Соло вверх, почти касаясь лицом его одежды. Он не успел сообразить, когда лестница закончилась, потому что Наполеон грубо и сильно рванул его за собой в сторону, практически вжал собой в стену. Закуток, закоулок, каморка? Тесная, узкая и маленькая, так что не развернуться толком. Илья чувствовал заполошное дыхание напарника шеей и губами. Они немного переждали, вздрагивая от резких звуков, потом Илья, уловив ритм ударов и разобрав почти неслышный скрежет, тихо сказал: — Машина работает, стучит. Людей сейчас тут нет. — Уверен? — в голосе Соло слышалось сомнение, с другой стороны, он тоже привык полагаться на его умения. — Да. — Тогда идем. Он почти взял его за руку, легко касался пальцами тыльной стороны ладони, пошел рядом, прижимаясь левым боком. — Пять ступеней вниз. Соло чуть припоздал с предупреждением, Илья пропустил первую, но вовремя удержал равновесие. Наполеон резко выдохнул, похоже, выругался про себя, прижался к нему теснее, приспосабливая свой шаг к его. — Еще три. Здесь все прошло гладко. Они шагали в ногу, и эта синхронность напомнила Илье армию и плечо Лехи, который был чуть выше его и в строю стоял правее. Почему-то это воспоминание тоже успокоило — в армии всегда все было строго по расписанию, никаких неожиданностей и сюрпризов. Не считая боевых тревог, естественно. — Две. После этих ступеней Соло опять утянул Илью в сторону, прижал к стене, надавил на плечо ладонью, заставляя присесть, сделаться маленьким и незаметным. — Я сейчас вернусь, разведаю и вернусь. Молчи, не шевелись. Илья не расслышал, но, кажется, тот выдохнул «просто дождись меня». Он кивнул, но вроде бы Наполеон уже ушел и не видел этого. Вокруг было тихо. Илья устроился поудобнее, присел у стены так, чтобы можно было вскочить в любой момент. Еще раз проверил пистолеты, подсчитал патроны. Приладил чужой нож к ремню на щиколотке — на поясе было неудобно, он мешался, все время тыкал в живот. Размял плечи, которые тут же заныли, как и ноги, и избитая спина, ссаженные локти и колени, саднящие запястья. «Нет, сейчас — все нормально», — он заставил себя сосредоточиться на другом. На запахах и звуках, на ощущениях. Он был на улице, сидел возле какого-то каменного строения, на плечи сыпалась бетонная пыль — наверняка какая-нибудь вспомогательная пристройка. Ветер шумел, шурша деревьями и сухой травой, которая ломалась в пальцах. Пахло гарью. Где-то вдали иногда лаяла собака, слышался гул моторов — машины, наверное, рядом шоссе. Здесь же все было тихо и спокойно, как будто простой загородный дом, а не центр заговора и предательства. Соло не было долго, и Илья начал волноваться. В голову полезли глупые мысли — а вдруг он его бросил, а вдруг он там нарвался и погиб, а Илья сидит и ждет его, надеется, что он его выведет. Он помотал головой, нужно прекращать думать всякую ерунду, у него есть настоящие проблемы, зачем еще что-то выдумывать. Вдох, выдох. Все в норме. Слева зашуршали тихие шаги, и Илья повернулся в ту сторону. Соло уходил в другом направлении, но кто его знает, как там сложилось с разведкой, он мог и поменять маршрут. Да, это был Наполеон — это он так крался, слегка припадая на левую ногу, сминая траву сразу всей ступней, а вот правой шагал мягко, перекатывая с пятки на носок. Соло. Илья приподнялся, готовый пойти за напарником, если тот потянет его за собой, решив обойтись без слов, как разобрал еще одни шаги. И еще одни. Два человека. Один шел за Наполеоном, который оказывался в зоне поражения, второй шагал немного со стороны. Он только хотел сказать Соло, чтобы тот обернулся, как разобрал тихий щелчок металла. — Ложись, — Илья вскинул оба пистолета на уровень груди и тут же выстрелил. Услышал падение двух тел, но опускать оружие не торопился. Как и радоваться тому, что попал. Может, в Наполеона, который не успел уйти с линии огня. От этой мысли сразу сделалось тяжело, пришлось сделать пару глотков воздуха, который резанул изнутри, обжигая легкие. Сердце колотилось, как бешеное, в ушах гудело, голова опять начала раскалываться на части, в глазах потемнело. Нет, он по-прежнему ни черта не видел, но стало намного темнее. Не дождавшись от Соло отклика, он не удержался, сел на колени, потянулся всем телом туда, где, по его расчетам должен был быть напарник, наугад тыкая пистолетом в пустоту перед собой: — Ковбой? Там зашуршало — кто-то переворачивался. Вот только кто — Соло или?.. Илья направил пистолет в лицо тому, кто поднимался с земли: — Стоять! — Ну ты снайпер, Большевик. Илья судорожно выдохнул, ухмыльнулся. Кажется, губы дрожали, по крайней мере, он ощущал в них свой неровный пульс. — Черт, не делай так, смотреть страшно, — Ковбой звучал сам на себя не похоже. — Не смотри. Соло сел рядом с ним, и Илья ощутил, как он кивнул головой «спасибо» и сглотнул: — Ладно. Ты как? — Готов идти дальше. — А что он еще мог сказать? Что боится до чертиков, что если он подумает мгновением дольше, то хрен отсюда уйдет, просто не двинется от сковавшего его страха и бессилия и подохнет. — Что у нас там? — Дальше у нас бег на скорость, метров триста до следующего укрытия. Бежишь изо всех сил, ни о чем не думаешь, я буду рядом с тобой. Илья склонил голову, медленно дыша открытым ртом и успокаиваясь. Метров триста — бегом вслепую — как нечего делать. Лестницу же он преодолел, и с этим справится. Он сможет. Да. — Илья? — Скажешь, когда бежать. — Сейчас охрана пройдет, и рванем. У нас где-то минута, потом нас обязательно увидят. — Минута на триста метров — вполне хватит, — он набрал полную грудь воздуха, чуть не захлебнулся. Только без паники, все нормально. — Да, хватит. — Там трава или кусты? — хоть знать, что его ожидает. — Трава, но дорога неровная, не поле для гольфа. — Жаль. — Горки и впадины. Я буду рядом, просто повторяй за мной, до этого у тебя отлично получалось, Большевик, — в голосе Соло чувствовалась подбадривающая улыбка, насквозь фальшивая. Наполеон не умел утешать мужиков ростом под два метра и при этом беспомощных. — Хорошо. По сигналу Соло они побежали. Тот не летел со всех ног, притормаживал, чтобы Илья поспевал за ним. Наверное, зря, потому что иначе бы он мчался, ни о чем не успевая думать, не пугаясь тех опасностей, которые могли встретиться у него на пути. А вот стоило подумать о плохом, как оно случилось. Он запнулся обо что-то, перекувыркнулся через голову, чудом не сломав шею. Соло пробежал вперед пару метров, потом сообразил, что случилось, рванул за ним назад — Илья разобрал его сбитое дыхание. Но он уже поднялся на ноги и побежал ему навстречу. Тот развернулся, подхватил его под руку, под локоть, потом едва касался его рукава, чтобы указывать направление, но этого не требовалось — они бежали плечом к плечу, ровно, синхронно. Илья не мог сказать, как ноги несли его и не спотыкались, но в этом и заключалось его везение на данный момент — не стоит думать, нужно полагаться на тело, инстинкты никогда его не подводили. Соло резко остановился, потянул его за собой, резко дернув за руку, уронил спиной в какую-то стену — откуда здесь столько вспомогательных построек? — Молодец. — Наполеон рвано дышал ему в лицо, мял руками воротник его куртки, иногда касаясь мокрыми горячими пальцами шеи. — Дыши, все нормально, можно… — он закашлялся, — передохнуть. Илья даже не стал отвечать, просто сполз на землю, цепляясь за траву и ломая сухие стебли. Черт. Он никогда не думал, что пробежать триста метров будет так сложно и так страшно. Впрочем, Соло боялся сильнее него — потому что за них обоих. — Сейчас отдышимся и рванем, последний раз, обещаю. — Ковбой перевел дыхание, облизнул сухие губы, потом начал четко излагать: — Последний участок, метров пятьсот, дорога такая же, в конце — трехметровый забор. Когда он будет рядом, я крикну «Прыгай». И ты прыгнешь. До верха не долетишь, но пальцами можно будет уцепиться, долезем, перелезем, а там до машины пять шагов. — Он помолчал, ожидая его реакции, но Илья даже кивнуть не мог. — Ты как? — Я понял, — он справился с собой. Пусть пятьсот метров, пусть, он добежит, Наполеон его не бросил там и сейчас не бросит. Один он, может, и не справился бы, но вдвоем обязательно все получится. Вот только он приведет дыхание в норму. — Метров пятьсот, трехметровый забор. — Пистолеты убери, а то руки сломаешь. Давай я уберу. — Я сам. — Ладно, Большевик, сам так сам. Ты как? — Добегу, не надейся. — Вот и хорошо. Ну, прячь пистолеты, и рванем. А то как-то шумно тут становится. Илья повернул голову в ту сторону, откуда они прибежали. Там и правда лаяли собаки, гудели людские голоса; выстрелов не было слышно, как и рева машин, но поднявшаяся суета наводила на очень неприятные мысли. Он встал, спрятал пистолеты сначала за ремень штанов спереди, потом сзади. Они выпирали, падали, мешали свободно двигаться. Соло тут же вмешался, тронул его за рукав: — Давай один мне. А может, оба выкинем? — Нет, — с оружием ему было спокойнее, особенно после того, как он понял, что ни черта не видит и поэтому может умереть в любой момент. — Хорошо, — покладисто согласился Соло. — Но мне один отдай. Я прикрою, если что, я тоже умею стрелять, ты же помнишь Берлин и нашу первую встречу. — Ты промазал. — Это ты слишком быстро уклонился. Большевик, отдай мне один пистолет. Пришлось отдавать. Илья не понял, что Соло с ним сделал — то ли выкинул, то ли выронил по дороге к свободе, то ли спрятал так, что он потом вывалился. Но пистолет его не особо интересовал. Потому что Соло помог ему подняться, повернул за плечи в нужном направлении и тихо сказал: — Раз, два, три. И они опять побежали. В этот раз было легче, Наполеон не убегал слишком далеко, не снижал темпа, бежал ровно, явно стараясь выбрать дорогу получше, потому что пару раз они свернули с прямого пути. Потом Соло ускорился, заставляя его бежать быстрее и быстрее, и, когда скорость стала дикой и почти невозможной, он крикнул: — Вверх! Илья прыгнул, со всей силы оттолкнувшись от земли, взлетел, на миг ощутив под ногами воздух. Тут же врезался в железную сетку забора, больно приложился лицом и грудью, заскользил ботинками вниз. Торопливо стал перебирать руками, чтобы добраться до верха, перемахнуть и выбраться, наконец, на свободу. Проклятые три метра забора все никак не кончались, и он ощутил острую пронизывающую боль в ладонях, а потом и в ребрах. — Черт, колючая проволока, — взвыл рядом Соло. Илья на автомате переставлял руки, почти не осознавая боли от колючек, не давая себе ее осознать, неожиданно перекувыркнулся на ту сторону. Он пытался ухватиться руками за проволоку, за сетку, но не получалось — пальцы горели от порезов, скользили, не успевая зацепиться, а потом всю левую сторону тела обожгло огнем, как будто с него содрали кожу. Перед глазами стало совсем темно.

***

Пришел в себя, потому что Соло без конца повторял: — Илья, ну ты как? Илья, отзовись, Илья, ты живой — нет? — Живой, — лишь бы отвязался, не дышал в ухо, не ломал мозг, потому что голова раскалывалась, а тело… Тело было сломано, размолото, смято и уничтожено. Он понял, что Наполеон поддерживает его под руку, почти тащит на себе, заставляя идти вперед по высокой шуршащей траве. Левый бок по-прежнему горел. Илья был почти уверен, что он содрал с него кожу до кости, а ребра еще и раскрошил в пыль. Нет, в крошку — вон как колется, осыпается на землю. Смешно. Соло тащит его вперед, а он рассыпается на части. Интересно, сколько себя он уже потерял? Ни черта не видел, а теперь еще и чувствовать не сможет. Слуха, кстати, тоже почти не осталось — все перекрывал шум крови в голове. — Илья! — Соло встряхнул его, возвращая на землю. Между прочим, больно. — Что случилось? — Ты скатился с забора, почти упал на землю, я не успел подхватить. — Он помолчал, было слышно только его тяжелое дыхание. Ну да, тащить на себе Илью — нелегкое занятие, это не Габи на руках носить. — Они нас уже не догонят. Сейчас дойдем до машины, осмотрим тебя, подлатаем. — Ладно. — Он послушно переставлял ноги. — Слушай, а машина близко? — не было никаких сил, даже мыслей не было. Голова стала пустой, а вот тело налились свинцом и тянуло вниз. — Да, близко. Большевик, ну же, давай, раз-два-левой! Вот так, молодец, держись! Еще пару шагов. Все! Илья ощутил под ладонями холодный металл, вцепился ломающимися пальцами в угол — крыша, что ли? — и упал грудью вперед. — Дверь не сломай, Большевик. — Соло возился рядом, скрипел ключами или какими-то железками, ругался вполголоса, затем довольно выдохнул: — Все, можешь садиться. Илья согласно хмыкнул, но двинуться уже не смог. Было смертельно страшно отпускать кузов машины, твердый и надежный, он бы так и остался полулежать на нем. Но Соло потянул его вниз, опять надавил рукой на голову, заставил склониться, чтобы не врезаться макушкой в металлическую верхнюю часть над дверцей авто. Он почти уронил Илью на сиденье и недовольно пропыхтел: — Теперь ноги. Большевик, спрячь их уже, надо уехать отсюда как можно скорее! — Хорошо, — он откинулся на мягкое кресло и застыл, размяк, растекся. — Черт, Илья. — Соло тронул его за рукав и, похоже, хотел похлопать по щеке, потому что занес возле лица руку. Илья подумал — пусть бьет, пусть делает все, что угодно, сил у него все равно уже нет. Видимо, Наполеон это понял, так как оставил его в покое: — Ладно, я помогу, ты только не пинайся. — Я — и пинаться? Ты что-то придумываешь, Ковбой. Хотя какой ты ковбой, ты… Он еще что-то говорил, или думал, что говорит, в то время как Соло подхватил его под колени и затолкнул его ноги в машину. Кажется, при этом он сломал их в трех местах, но Илья не стал возмущаться — ему стало тепло и сонно. Кажется, Соло захлопнул возле него дверь, выругался и завел машину. Да, так оно и было, потому что иначе бы они остались там, а они там не остались. Кажется, они ехали по тому, что даже в России не назвали бы дорогой: сплошные ямы и ухабы, его трясло так, что голова моталась из стороны в стороны и жутко тошнило. Соло что-то говорил, обещал мягким голосом, но Илья почти не слышал — в голове гудело, звенело в висках. Он проваливался в сон, но Наполеон то и дело толкал его в бок, левый, который и так болел нещадно. Впрочем, боль уже почти перестала фиксироваться уставшим мозгом.