Comatose

dom!No – Захлебнуться весной

      Бобби приходит в себя уже дома, лёжа на кожаном диване и с перевязанным запястьем. Во рту до неприятного сухо, а в голове совершеннейшая пустота. Он помнит визг тормозов, крики людей и асфальт, пахнущий сыростью. Ему кажется, что это чертовски плохой сон. Кошмар, который закончится в ближайшие секунды. -Ханбин-а? Комната отвечает холодной тишиной. -Ханбин, пожалуйста... Просьба врезается в стены, отлетает и бьет рикошетом по Чживону, заставляя внутри всё сжиматься. Почему-то хочется подойти к окну, распахнуть шторы, раскрыть раму и прыгнуть вниз. Просто разбиться об асфальт. Подобно каплям отвратительного дождя, бьющего по окнам опустевшей квартиры, падать с самого неба, разгоняясь и не имея ни шанса выжить. Чживон помнит медсестру, помнит беспомощного себя и пустой холл больницы. Помнит закрытые глаза Ханбина и его побелевшее лицо. Если постараться, то Бобби сможет даже вспомнить выражение лица водителя легковушки, так бездумно ударившего по газам. Кисть перевязана, но не болит. От этого бинт становится каким-то никчемным, как и жизнь, как и дождь, как и этот диван, пропитанный виски. Очень глупо было покупать столько алкоголя, поить им Ханбина до поздней ночи, а потом не спать до утра. Очень глупо было прижимать рыдающего Ханбина к себе, перед этим напугав его. Бобби думает, что, наверное, все пошло не так месяца три назад. И «не так» - это очень мягко сказано. Как выразился однажды Ханбин: «все пошло по пизде и этому нет конца». ***       То утро было совсем другим, ярким, летним, пахнущим свежестью. Бобби любил подолгу спать и ненавидел распахивать шторы, потому что свет, бьющий в воспаленные глаза, очень мешал жить. Во многом Чживон жил как-то не так, как надо. Он бросил учебу, уехал от родителей и поселился в однокомнатной квартире на окраине города. Была ли причина? Да. «У всего есть причина» - думает Чживон. Вспоминать себя того времени, когда он только – только перебрался сюда, не доставляет особого удовольствия. Пустой взгляд, желание прокормить себя, доказать всем, что он сильный и независимый, что он сможет жить, даже если всё потерял. Да, тогда Бобби думал, что он всё потерял. Но откуда не возьмись в жизнь ворвался этот парень. Ханбин пришел с хозяйкой квартиры, слегка поклонился и обещал не мешать. А Чживон просто смотрел на него и понимал, что нельзя в жизни только терять, иногда можно и обретать. ***       Рука невольно тянется к комоду и вот уже Бобби листает толстую, исписанную от корки до корки тетрадь. Это дневник. Дневник, в который Чживон старался всё записать. Первая запись - о рыбалке с отцом, ему тогда было пять. Вторая – о поездке в горы. Страниц через пятьдесят – о первой любви. Через сто – о сломанном пальце, после этого – о боях без правил. Брошенный вуз, болезнь сестры и полные горя глаза матери. Сломанное ребро, молитвы отца и запущенный в небо воздушный шарик. Чживон никогда не рассказывал никому про себя, но рассказал Ханбину про шар в небе. ***       Это было девяносто дней назад. На часах было четыре утра, и Чживон елозил на надувном матрасе, играющем роль кровати. Ханбин тогда кутался в плед, стараясь скрыть как можно больше себя. С одной стороны ему нравилось то, что Бобби пожертвовал для него диван. А с другой, очень уж неудобно он себя ощущал. -Эй, Ханбин-а, хочешь, я расскажу тебе историю? -Не хочу. Бобби только тихо рассмеялся, глядя на нарисованные на потолке облака. Ханбин сам нарисовал их. Тогда он очень старательно обводил контуры, вырисовывая небо, заставив всю квартиру впитать запах краски. Смешение голубого, синего и нежно фиолетового успокаивало, погружало в мысли и заставляло окунаться всё глубже и глубже в себя. -Однажды мы с сестренкой пошли гулять... -Я не знал, что у тебя есть сестра. -Не перебивай, идиот... – Чживон невольно улыбается, вспоминая того себя. – Дело было летом. Знаешь, такое теплое – теплое, безветренное, цветущее и полное красок лето. Моя сестрёнка очень любила гулять, бегать по полям и ловить кузнечиков, или кого там обычно ловят дети? Так вот, тот день был, правда, классным. Слушай, Ханбин, а ведь в моей жизни было всего несколько таких дней. По пальцам одной руки можно пересчитать. Я тогда бежал вперед и смеялся очень громко. Я был счастлив. Я любил природу, сестрёнку, себя. И моя сестра, она тоже смеялась. Она не могла бегать, и ей было сложно дышать, но я видел, что она счастлива. У меня в руках тогда был воздушный шар. Он был голубой, как та краска, которой ты красил облака в центре комнаты. Моя сестренка любила голубой цвет, как и ты. Я бегал и держался за нить, которая удерживала шарик. А сестра смеялась и говорила, что вместе мы – цепочка: я, нить и шар. И если кого-то из нас убрать, ничего не выйдет. Шар не будет парить в воздухе, не улетая в облака. Нить будет просто бесцельно лежать где-нибудь в коробке, а по полю не будет разноситься мой смех. Такая вот ерунда. Мы тогда придумали одну вещь - загадать желания. Загадать и по секрету прошептать шарику, самое важное, самые сокровенные слова. А потом выпустить его, что бы он улетел высоко-высоко, на небо. И тогда наши желания точно исполнятся. Знаешь, Ханбин, моё желание не исполнилось. А желание моей сестрёнки... – Бобби чувствует, что становится слишком сложно произносить слова. Ком встает в горле. И нарисованные облака уже не так хорошо видно за неоткуда взявшейся пеленой. – Она...она загадала, что бы я был счастлив... Понимаешь, потратила своё желание на меня. А потом, когда ей стало совсем тяжело, когда её глаза закрывались, она крепко – крепко сжала мою ладонь и прошептала «Чживони, ты будешь счастлив, я обещаю. Я шарику это загадала». Прошептала...и... Бобби рвано вдыхает воздух и не может вытолкнуть из себя слова. Облаков не видно и в голове проносится глупая мысль, что с таким обзором погода была бы объявлена не летная, а самолету пришлось бы аварийно садиться в аэропорту, пугая пассажиров и заставляя их замереть на местах. Бобби чувствовал себя этим самолетом. Взлетевшим и попавшим в ливень, в ужаснейший циклон. Он чувствовал себя так ровно до того момента, пока его щеки не коснулась теплая Ханбинова рука. -А потом она заснула, да? Бобби тогда ничего не ответил, просто закрыл глаза и позволил обнимать себя. ***       Даже сейчас, от одних воспоминаний теплых рук Ханбина, понимания в его глаза и спокойного голоса, стало лучше. Роясь в воспоминаниях, позволяя себе целиком и полностью уйти в себя, Чживон возвращался к началу. ***       Ханбин был тихим и спокойным. В первый же день купил продукты, раскрыл тяжелые шторы, проветрил комнату и изучил квартиру, однако, не стремился лазить по чужим вещать. -И давно ты здесь живешь? – Взгляд у Биая тогда был изучающий, немного недоверчивый. -Достаточно. Бобби не хотелось вникать в историю его переезда, вешать лапшу на уши нового соседа, придумывать себе качества, которых нет. -Чем ты занимаешься по жизни? -У тебя красивые глаза. Ханбин краснеет и резко отворачивается, а Бобби начинает хохотать. -Очаровательно смущаешься, я просто без ума от тебя! -Идиот... – Шипит в ответ Ханбин. Шипит, отворачивается и уходит на кухню. В которой грязно и жарко. Бобби не очень-то любил убирать, мыть посуду и вытирать пыль. Ночью он работал, потом отсыпался и только к вечеру приходил в себя. -Как тебя зовут? – Бобби кричит из комнаты, свешиваясь с кожаного дивана и стараясь увидеть нового соседа из-за угла. -Ханбин. Чживон кивает сам себе и думает, что обязательно запомнит. Хан-Бин. С Биаем в доме становится чисто, в холодильнике появляется еда и больше нельзя врезаться в стены, приходя ночью домой, потому что это мешает соседу спать. С Ханбином жизнь наполняется смыслом и хочется смеяться. А еще Ханбин приносит с собой веру. Он рисует облака на потолке красками и моет окна. Но больше не раскрывает шторы по утрам, позволяя Чживону спать и не морщиться от ослепляющих бликов. Ханбин любит дождь и яичницу на завтрак, а еще у него очень красивые пальцы и ключицы. Бобби почти не скрывает то, что ему нравится Ханбин. -Ты больше любишь осень или весну? – Бобби любит задавать вопросы невпопад, особенно утром, часов в шесть, когда Ханбин сонно смотрит на него с дивана, а иногда и вовсе не открывает глаза. -Весну. -Почему? -После весны наступит лето. После осени – зима. Я не люблю мерзнуть. Ханбин очевидно хочет спать, ему лень двигать языком, вникать в суть вопроса. И именно поэтому Бобби спрашивает его в шесть утра. Никогда Биай не бывает так откровенен, как в это время. -Зимой не всегда холодно, Биай. -Меня зовут Ханбин. Бобби не спорит, просто смотрит на соседа. -Зимой я очень хочу спать. – Шепчет Биай. Чживон кивает, представляя Ханбина в свитере и шарфе, в теплом пальто, такого зимнего и уютного. -А ты? Это, наверное, первый раз, когда Ханбин адресует вопрос обратно Бобби. Иногда Чживону даже кажется, что Биай его презирает. Особенно когда тяжелый взгляд изучает новые синяки на руках, свежие ранки на сбитых костяшках и царапины на скулах. -А я люблю тебя. Ханбин не отвечает. Может, спит. А может, просто в сотый раз игнорирует глупые фразы своего глупого соседа. Бобби не хочется спать, ему хочется поговорить, обсудить осень. Или весну. Или Ханбина. -Биай... Эй, Биай. –Тишина в ответ, значит спит. – Ханбин. Стоит повысить голос, и на диване начинается легкое шевеление. -Что? -А чем ты занимаешься по вечерам? -Молюсь за тебя. Бобби замирает и молча смотрит на плед, обнимающий его соседа. Где-то в середине груди на секунду замирает сердце и Чживон думает, что это не то, что он готов был услышать. Это не то, чего он ждал. И не то, что сказал бы обычный Ханбин. Не спящий Ханбин. Повседневный Ханбин. Ханбин, который не заставляет сердце замереть, от которого не становится невозможно дышать. Для Бобби, который почему-то растерял всё, от веры и надежды до умения мечтать, эти слова становятся роковыми. Они аккуратно вырезают раскаленным лезвием на всем его существовании одно имя. Ханбин - бесконечный, в нём слишком легко потеряться. И Чживон ловит себя на мысли, что он просто помешан на своём соседе. Биай занимает все его мысли, превращается в смысл его существования, становится неотъемлемой частью его «я». Потому что Бобби уже давно какой-то пустой, потерявший свой звонкий смех в полях, отпустив его в небо с воздушным шариком. И теперь он не один. Теперь у них всё на двоих. ***       Бобби спит на кожаном диване, обнимая плед, пропитанный чужим запахом. Ему не холодно и не жарко. Больше не хочется пить. Не хочется есть. Не хочется открывать глаза. Воспоминания убаюкивают, дарят покой и согревают. Пусть Ханбина и нет физически рядом, но он все равно будет рядом всегда.