Просто первая любовь

Оделся я самым обычным образом, как для занятий со своим учителем — безупречной белизны батистовая сорочка, галстучек синего цвета, клетчатые штанишки, доходящие до колен, с перекрещивающимися лямками, которые пристегивались перламутровыми пуговицами к поясу, новые белые гольфы и блестящие ботиночки из мягкой кожи. Покрутившись перед зеркалом, я остался доволен своим аккуратным и достойным внешним видом. Осталось собрать сумку. Присев на корточки, я выдвинул из-под кровати сундучок, открыл его. Интересно, сколько стоило обучение в школе? Подумав, я отсчитал из общей кучи десять золотых монеток. Мне показалось, что этого должно хватить. Я положил монетки в кошелек и прибрал его в сумку. Туда же опустил тетрадку и другие письменные принадлежности. Пришло в голову взять в дорогу что-нибудь перекусить, ведь путь предстоял длинный, а день обещал быть тяжелым. Я прокрался на кухню, приоткрыл дверки буфета, куда обычно ставили остатки ужина, которые прислуга потом съедала на завтрак. Все как я и предполагал. На блюде возвышалась горка холодных блинов. Я стянул несколько, завернул их в салфетку и быстро вернулся к себе в комнату. Надо было торопиться, скоро должна встать кухарка, да и отец, страдавший бессонницей, имел привычку просыпаться рано. Я набросил на плечи синий пиджачок, обшитый тесьмой и, стараясь ступать как можно более тихо, вышел из дома через дверь для слуг. Как только я переступил порог дома, меня сразу же охватила утренняя прохлада. Еще только светало, и солнце не успело прогреть воздух. Несмотря на туман, мне удалось быстро выбраться на большую дорогу, и я поспешил направился в интригующую неизвестность. Изначально, мое путешествие складывалось неудачно. Выйдя из дома и не пройдя сотню шагов, я умудрился вступить в коровью лепешку. Это значительно задержало меня, так как мне пришлось искать траву с крупными листьями и отчищать загаженную подошву. Убедившись, в очередной раз, в своей «везучести», я не пожалел, что вышел из дома заблаговременно. Вскоре туман рассеялся, и я внимательно смотрел под ноги, стараясь не вляпаться еще в какие-нибудь неприятности. Как только я вышел на дорогу, то новое чувство вселилось в мою душу. Дорога совсем узкая, слева лес, справа лес, и вокруг ни души, от чего становилось боязно. Деревья отбрасывали на дорогу зловещие тени, а шуршания листвы напоминало перешептывание. Но с восходом солнца защебетали птицы, и слышались еще какие-то подозрительные звуки, происхождение которых я не мог объяснить, от чего легче не стало. Я ускорил шаг, и вдруг на меня надвинулась огромная тень. Вскрикнув, я стал как вкопанный. Дорогу мне преградило черное чудовище с рогами, оно с сопением раздувало ноздри и яростно рыло копытом землю, склонив голову, с явным намерением напасть на меня и насадить на свои острые рога. Я понял, что если немедленно не проявлю ловкость и расторопность, то жизнь моя закончится в ближайший момент. Я дал деру. Бежал по дороге, что есть силы, не замечая ничего вокруг. Бык бросился за мной, сотрясая землю за моей спиной. Чтобы сбить зверя столку, я свернул на обочину и помчался по лесу. Пару раз я спотыкался и падал, но быстро вскакивал, боясь, что этот рогатый монстр меня затопчет, и бежал дальше, не разбирая пути. Ветки хлестали меня по лицу и плечам. Зацепившись за какой-то сучок, я услышал треск разорванного пиджачка. И вдруг деревья расступились и я выбежал к реке. Без сил, задыхаясь, больно ударяясь коленями я упал, на четвереньки, в песок. Тем временем, из леса вышел бык. Он тут же направился к воде и стал пить такими огромными глотками, словно намеревался выхлебать всю реку. Я завидовал ему, так как у меня, от столь длительной и изматывающей пробежки, пересохло в горле. Еду-то я взял, а налить во фляжку отвар шиповника не догадался. Пользуясь тем, что бык не обращал на меня внимания, я тихонько отполз в кусты и затаился там. Напившись, бык, похлестывая себя хвостом по бокам, величественно удалился с места водопоя и скрылся в лесу. Наступила тишина, которую нарушали лишь птичье пение и жужжание мух. Я алчно смотрел на синий речной поток, прикидывая, умру ли, если выпью немного этой дикой воды, или же нет. Наконец, жажда пересилила, и я стал барахтаться, приподнимаясь, чтобы выбраться из кустов, которые послужили мне славным убежищем. — Эээээээй! — раздался вдруг крик совсем неподалеку от меня. — Люцифер! Черт бы тебя побрал, рогатый урод! Где ты? Люцифер! От неожиданности я снова сел на задницу и затаился, перестав дышать. Тем временем на поляну вышел деревенский парень, на пару лет старше меня и гораздо более рослый и сильный. Волосы его, цвета меда, были всклочены, в темных глазах сверкала задоринка. Одет он был в штаны из холстины и такую же рубаху, которую обхватывал широкий кожаный пояс, с заткнутыми за ним флягой и топориком. В руке юноша держал увесистый дрын, что меня очень насторожило. Он замер и стал внимательно рассматривать следы быка на песке, а потом замотал головой, оглядываясь. Сидя в своих кустах, я всем сердцем желал, чтобы парень скорее ушел, а я смог бы, наконец, напиться и сориентироваться, куда меня занесла судьба. И тут, по закону подлости, какая-то пылинка попала мне в нос. Несколько секунд я стоически терпел эту раздирающую ноздри щекотку, а потом звонко и оглушительно чихнул, да так, что вокруг меня затряслись кусты. Парень тут же насторожился, вскинул голову и, угрожающе помахивая своей палкой, двинулся в мою сторону. Удар ее обрушился на ветки прямо рядом со мной. Я пронзительно вскрикнул и на четвереньках стал выбираться, жалобно приговаривая: — Погоди, прошу, уважаемый крестьянин, не бей меня… Парень, увидев, что в кустах не демон и не эльф, а обычный человек, то есть я, в замешательстве отступил, озадаченно меня разглядывая. Видок у меня был жалкий. Я был весь в грязи и в песке, а мой школьный костюмчик порвался в нескольких местах. С трудом я поднялся на ноги, чувствуя, как дрожат мои колени, и посмотрел ему в глаза, в которых отражалось солнце. — Вот это да! — воскликнул парень. — Ты кто, заморыш? И откуда здесь взялся? — Я не заморыш, — проговорил я, стараясь сохранять остатки своего достоинства, — я — сын нашего доктора. Меня зовут Эмиль. А как зовут тебя, крестьянин? Выражение лица парня сменилось на брезгливое и пренебрежительное. Мне стало неловко под его взглядом и стыдно за свой потрепанный внешний вид. — Дик. Меня зовут Дик, — представился он. — Сын врача, говоришь? Послушай, Эмиль, или как там тебя, ты не видел, в какую сторону пошел Люцифер? — Кто? — пробормотал я, не понимая, о чем он говорит. — Люцифер! Черный бык. — Ах, — с облегчением выдохнул я, — так он напился воды и ушел по своим делам. А вот куда именно, я, к сожалению, не заметил. Я старался говорить культурно с этим Диком. Может, он поможет добраться мне до дома? В школе, в таком грязном и порванном костюме, делать было нечего. — Я всю ночь гонялся за ним, — с досадой сказал Дик, пиная камни босыми ногами. — Ты — охотник на быков? — невинно поинтересовался я, в надежде завязать доброжелательную беседу. Дик повернулся ко мне и посмотрел как-то странно, а потом стал смеяться. — Да, — сказал он сквозь смех. — Вот именно. Я охочусь на быков с помощью вот этой палки. Догоняю его и бью по голове, прямо между рогов. Оглушенного быка я взваливаю себе на спину и тащу в деревню, там зажариваю целиком на костре и съедаю. Этим и живу. Вот. Честно говоря, этот рассказ не внушил мне доверия, как-то было не реалистично, что такого здорового быка можно завалить с помощью удара палки, а потом еще в одиночку дотащить до дома. Дик явно солгал. Но зачем? Меня это не на шутку озадачило. — Боже! — закатил глаза Дик. — Ну ты и тупой… Пастух я! А этот бык, между прочим, самый ценный производитель, отбился от стада! Ясно? — О, какое несчастье, — посочувствовал я, — ему, наверно, так страшно и грустно, одному, в лесу… А что он производит? Опять зависла тишина. Дик, хмуро, разглядывал меня с головы до ног, словно неведомую зверюшку, которая вдруг неожиданно с ним заговорила, а потом произнес с глубокой печалью в голосе: — Да… Ты — полный придурок. Ты не знаешь, кто такой производитель? Я мотнул головой. Откуда мне было знать, если я видел этого зверя, в живую, впервые, а наше знакомство было, хотя и динамичным, но столь коротким? — Он телочек трахает, — понизив голос, доверительно сообщил мне Дик. — Слышал когда-нибудь про такие дела? — Чем трахает? Зачем трахает? — брякнул я, понимая, что скорее всего, опять сказал что-то не то. — Понятно, — тяжко вздохнул Дик. — Правильно мне говорили, что у врачей рождаются исключительно дауны. Мы опять замолчали. Я первым прервал эту тягостную тишину, так как мои насущные потребности заставили меня сделать это. — Дик… Я очень хочу пить. У тебя не найдется отвара шиповника или хотя бы чая? — Отвара чего? — спросил он меня, округлив глаза. — Нет, такого нету. Но если хочешь, то могу угостить тебя вином. Вот, держи. Оно отлично утоляет жажду. Я никогда в жизни не пил вино, в нашем доме вообще было не принято держать спиртное, поэтому опасливо принял из его рук флягу, которую он вытащил из-за пояса, принюхался и осторожно сделал маленький глоток. — Пей, не бойся, — ободрил меня Дик, с кривой ухмылочкой. — Это почти, как твой отвар шиповника, только еще круче. — А у меня не будет от него сыпи или расстройства желудка? — обеспокоился я. Вкус у вина был странный, оно обжигало рот и все внутри, но у него было одно значительное достоинство — оно было сладким, поэтому мне очень понравилось. — От него чаще всего бывает расстройство мозгов, — заверил Дик. — Дристать не будешь, клянусь. Я сделал еще несколько приличных глотков и предложил своему новому приятелю, так любезно меня напоившему: — А у меня есть блины. Хочешь? — Конечно, — оживился он, — Сто лет не ел блинов! Все одни быки да быки. Доставай. Мы мирно расположились на берегу речки. Я сел прямо на траву, уже не заботясь о чистоте своего, изрядно потрепанного, костюма. Мне было удивительно хорошо. Пригревало солнышко, в реке плескалась рыбка, летали стрекозы, щебетали птички. Дик ел блины, прихлебывая вино из фляги, я тоже к нему присоединился, отрывая по кусочку от блинчика и, принимая у него фляжку, делая из нее глоток-другой. По телу постепенно разлилось приятное тепло, захотелось смеяться, радоваться, бегать, делать какие-то глупости. Шаловливо я толкнул Дика в плечо. — Да ты придурок! — выругался он. — За каким чертом ты толкаешься? — А у меня есть золотые монетки, — сообщил я, загадочно хихикнув. — Десять штук. Хочешь, я отдам их тебе, а ты отведешь меня домой? И опять тишина, которая стала меня раздражать. Ну, что же он не отвечает? — Да, — кивнул головой Дик. — Отведу. Но за это мне вполне хватит и одной монеты.