Любовь слепа

***

      Было холодно, очень холодно. Дул промозглый ветер, и даже стены не были для него преградами. Погода бушевала, море сходило с ума. Огромные волны обрушивались на старинную крепость, стоящую на небольшом каменном островке. Небо полностью заволокло тёмно-серыми тучами, ветер свистел в коридорах. На кушетке сидела растрёпанная женщина в грязной тюремной робе, её волосы пришли в полный беспорядок и торчали в разные стороны. Лицо осунулось и похудело, глаза ввалились. А сами некогда синие очи утратили былую красоту и блеск, в них больше не было доброты, нежности и любви ко всему живому, только вселенская мука и жуткая боль. Элизабет Баркер смотрела на стену, по которой стекали капли воды, шёл дождь, порывы ветра заносили капли в холодную камеру.       Дементоры ушли на несколько часов из коридора, где сидели самые опасные преступники, отпетые ублюдки и убийцы. Что такого сделала Лиза, раз она разделила участь своего возлюбленного? Что она сделала, раз сидит по соседству со слугами лорда Волдеморта? Ничего особенного. Просто влюбилась. Влюбилась в его верного последователя. Влюбилась в Рудольфуса Лестрейнджа.       Где справедливость, если Лиза обречена страдать от своей же любви? Где справедливость, раз она заживо гниёт в Азкабане? Где справедливость? Ответов на эти вопросы нет и не будет. Кому она нужна? Кому? Лиза закрыла глаза. Темнота — это хорошо, темнота — это не страшно. Как же она не хочет, чтобы мрак покидал её! Она не хочет видеть серую, грязную стену, по которой стекают капли дождя или ещё чего-то, о чем лучше не думать.       Элизабет ложится на подобие кровати, прижав ноги к груди и обняв себя. Так она делает всегда. Это даёт ощущение защиты и нужности. На самом деле она никому не нужна. Совсем никому. Лиза снова смотрит на стену. Капли стекают на пол, на котором стоит железная тарелка с помоями и кружка с ледяной водой. Это вся её пища за день. Узники никому не нужны, их вычеркнули из списка живых. Они обречены гнить заживо и переживать самые ужасные моменты жизни.       За что ей это? Почему она? Элизабет хочет плакать, хочет, но не может. Она в этом месте полгода. Полгода. Целых шесть месяцев. Сто восемьдесят три дня.       Элизабет подносит к лицу руки и начинает на них дуть, желая хоть немного согреться.       — Как ты, Басти? — доносится тихий шёпот. Он ей знаком, она знает этот голос.       — Ужасно, — отвечает второй. — Холодно только, ещё отец снился и сын… — добавляет он.       Послышался тяжёлый вздох. Элизабет пытается вспомнить эти голоса, она знает их. Слышала когда-то. Между тем в душе поднимается буря, словно Лиза что-то забыла, что-то важное. Или кого-то? Кого-то родного и близкого?       — Мне тоже, — был ответ.       Элизабет поднимает голову и смотрит долго на дверь камеры, из окошка видна только такая же дверь, как и её. Она хмурится, память её подводит.       — Лиза, Лиза, ты меня слышишь? — спрашивает тот же самый голос.       Элизабет продолжает смотреть на дверь пустыми глазами, она не сразу понимает, что зовут её. Она уже своего имени не помнит, так сильно влияют на неё дементоры, условия и пытки на допросе. Лиза не отвечает, она с головой заворачивается в покрывало и всхлипывает.       За что ей эти муки, за что? Элизабет хочет плакать, хочет, но не может. Слёзы закончились, организм сильно истощён и ослаблен, она давно должна была умереть, но вопреки всему жизнь ещё не покинула слабое тело.       — Элизабет Баркер! — доносится до ушей мужской крик, больше похожий на рык зверя. — Отзовись! — рявкает он же.       Лиза мотает головой, надеясь прогнать этот кошмар. Ей кажется, что за ней кто-то наблюдает, наблюдает из тёмных углов камеры.       — Оставь ее, Руди, — доносится женский простуженный голос. — Оставь. Она, должно быть, уже свихнулась или умерла, что тоже не так плохо, — хрипло смеётся ведьма.       Лиза снова выглядывает из-под покрывала и смотрит на дверь камеры. Она прекрасно знает эти три голоса. Два мужских и один женский. Мужчины сидят рядом с её камерой, напротив, наискосок камера женщины. У неё длинные, кудрявые волосы, безумные карие глаза. Эта ведьма олицетворяет безумие, голод и ненависть. И Элизабет знает её. Вот только имя забыла.       — Помолчи, Белла, — шипит Руди. — Элизабет, держись! Ты не виновата, на тебе нет грехов, тебя освободят, — продолжает волшебник.       Зачем он ей это говорит? Зачем поддерживает? Лиза потирает израненные руки, которые усыпаны синяками, она получила их во время допроса в Министерстве. Авроры не очень хорошо с ней обращались, еенбили, пытали, накладывали Империус, заставляя выполнять мерзкие желания. Ссадины остались на её теле, как вечное напоминание, в Азкабане они просто не могли зажить, да и целители не осматривали заключенных, они могли только констатировать смерть. Так было с Барти Краучем, который умер пару месяцев назад, может, больше, может, меньше.       — Её никто не спасёт, Рудольфус, о ней просто забыли, замуровали живьём в каменный склеп и забыли, — отвечает Белла. — Она обречена, до возвращения Повелителя не дотянет, слишком слаба.       — Кэрроу может её вытащить, да и это сборище идеалистов, — поддакивает Рабастан. Перед этим он громко кашлял, промежая приступы отборным матом.       — Кэрроу вытащил только своих любимых близнецов, её же изгнали из семьи из-за ребёнка, — отвечает женщина.       Лиза вздрагивает. Ребёнка? Ребёнка. В голове возникает образ маленькой рыжеволосой крохи с зелёными глазами, румяными щечками и милой улыбкой. Как она могла её забыть? Как? Элизабет хватается руками за голову и стонет. Её девочка, её малышка, где же она? Что с ней? Жива ли она?       — Не представляю, что будет с моей дочерью, — словно прочитав мысли Лизы произносит мужчина.       Элизабет замирает, вместе с образом дочери в голове всплывает образ возлюбленного. Его рыжие волосы, такие же зелёные глаза, как и у малышки, брови с изломом…       — Я слышала, Кэрроу забрал девочку, — отвечает Рабастан.       Рудольфус, так звали второго волшебника, который постоянно первым завязывал диалог с Пожирателями, пытаясь сохранить ошмётки своего разума и своей личности, рычит.       — Пусть только попробует навредить ей, я обращу его жизнь в ночной кошмар, — снова рычит мужчина. Послышались шаги, словно он заметался по камере.       — Если выйдешь отсюда живым, — встревает кто-то в диалог Лестрейнджей.       — Как оптимистично, Антонин, — ехидно замечает Белла. — Повелитель жив, и он придёт за нами. Я дождусь его вопреки всему! — говорит Беллатрикс, прильнув к окошку на двери.       Внезапно повеяло могильным холодом. Элизабет задрожала всем телом. Она знала, что последует за этим. Знали это и другие узники. Разговоры в одно мгновение стихли. А после из самого начала коридора донёсся отчаянный крик. Дементоры приступили к обходу. По мере того, как темные твари приближались к камере Элизабет, вопли усиливались. И вот закричал Рабастан, моля у кого-то прощения. Из камеры Рудольфуса донёсся звук падающего тела и сдавленные хрипы. Несколько дементоров остановились у камеры леди Лестрейндж. Почему-то эти твари очень любили Пожирательницу Смерти, они могли часами не отходить от её камеры. В такие моменты Рудольфус, едва оправившись от очередного визита деметоров, подбегал к своей двери и начинал бить её, крича, чтобы они оставили её в покое, чтобы выбрали его. Разумеется, они его не слушали.       Беллатрикс держалась до последнего, она сдерживала крики ужаса, но тоже сдалась. Женский крик дополнил симфонию смерти, как называл эти вопли Долохов. Элизабет забилась в самый угол кровати, заворачиваясь в покрывало и скрываясь под ним с головой. Из глаз брызнули слёзы страха. Она боялась их до дрожи в коленках. Ей было ужасно страшно. Вот тёмный силуэт остановился у её камеры. Скрипнула дверь. Дементор влетел в камеру и завис над кроватью. Элизабет закричала, но это был сдавленный писк, поскольку она давно сорвала голос от своих воплей. Наконец страж поставил на пол миску с едой и вылетел из камеры, надёжно заперев дверь. Но Элизабет не могла прийти в себя. 2 декабря 1968 года. Больница Святого Мунго       Девочка посмотрела на лекаря.       — Как мама, когда мы поедем домой? — спросила Лиза. Целитель вздохнул, дамы догадались, что случилось…       — Понимаешь, малышка, так бывает, что люди уходят от нас, — взяла ситуацию в свои руки медсестра, подходя к ребёнка ближе.       — Мама не могла оставить меня, я хорошо себя вела, — упрямо вскрикнула девочка.       — Её нет, она уехала, — хмуро заметил врач, получив две пары гневных взоров от женщин. Ребёнка же затрясло.       — Нет, нет, нет, — протараторила она, начиная всхлипывать, обратив взгляд на целителя, в нём читалась непередаваемая вера. 25 декабря 1978 года. Лестрейндж-холл       — Твоя мать, наверное, думала так же, — хмыкнул Лестрейндж, встретив её взгляд. Элизабет обняла себя дрожащими руками, стремясь защититься. — Не думала, что дочери придётся жить без любви…       — Но вы же любите меня… Вместе мы справимся, я не понимаю, почему вы не хотите ребёнка, — тихо, словно убеждая саму себя сказала Лиза. Рудольфус как-то странно на неё взглянул, после чего испустил тихий, холодный смешок.       — Если по счастливой случайности ты стала моей любовницей, это не значит, что я тебя люблю, Лиза.       Она сжалась ещё сильней, втянув голову в плечи. Её щеки покраснели, глаза болезненно заблестели. Узел в области солнечного сплетения затянулся ещё туже, а сердце, казалось, ушло в пятки от этих беспощадных слов. Больше всего на свете она хотела не слышать этих слов, забыть этот ужасный день, который начинался так хорошо. Ах, если бы Лиза знала, чем это обернётся. Она бы не летела бы сюда на крыльях любви, стремясь воссоединиться с возлюбленным. Рудольфус тем временем беспощадно продолжил пугающим, холодным голосом, словно происходящее никак его не касалось: — Мы просто спим вместе, а спать, не значит любить. Мне безразлична твоя жизнь, твои интересы и твои чувства. Для меня ты пустое место, вещь, игрушка, красивая, глупая кукла, которой удобно пользоваться, поскольку ты ничего не требуешь, кроме пресловутой любви…       — Я ничто для вас? — дрожащим голосом вопросила Элизабет, всё ещё надеясь, что она ослышалась и что-то не так поняла.       — Да, пустое место, — добил морально ее Рудольфус.       Лиза опустила голову, сотрясаясь от хриплых рыданий. Как же ей не хотелось жить… Лестрейндж безразлично глядел на неё зелёными глазами, даже не думая как раньше подойти и обнять, успокоить, сказать ласковых слов, пообещать лучшего. Он просто сидел за столом, словно статуя. Красивая и бесконечно далёкая. 26 декабря 1978       — Мой ребёнок, что с ним? — тихо спросила Элизабет слабым голосом. Женщина у столика обернулась, глядя на неё сочувствующим взглядом. Она приблизилась к постели.       — Мне жаль, — проговорила незнакомка, покачав головой. У неё были рыжие волосы, стянутые в пучок и зелёные глаза.       — Его больше нет, — послышался холодный голос с другой стороны. Лиза повернула голову и вздрогнула. У стены, скрестив руки на груди и нахмурившись, стоял Рудольфус, которому и принадлежали эти слова.       Лиза, всхлипнув, положила руку на живот, зажмурившись. 30 декабря 1978       — Элизабет, — обратился Рудольфус к Лизе. — Нам нужно прекратить наши встречи…       — Что? — глупо переспросила та. — Мы же и так почти не видимся…       — Совсем прекратить. Мы расстаёмся, — жестко проговорил Лестрейндж, заставив Элизабет побледнеть.       — Сэр, — тихо проговорила она, с большой нежностью в глазах глядя на возлюбленного, лицо которого, как обычно, совсем ничего не выражало.       — Когда мы говорили… Перед тем, как я лишилась чувств. — Лиза запнулась, отведя взгляд и не смея смотреть в его лицо. — Вы сказали, что мы расстаёмся, это правда? — Она замерла, боясь услышать подтверждение своим словам и молясь всем известным богам.       — Да, мы расстаёмся, — подтвердил Лестрейндж, заставив хрупкий мир Элизабет разлететься на тысячи осколков. Она сделала судорожный вдох, словно одним ударом из лёгких вышибло весь воздух.       — Почему? — с ощутимыми слезами в голосе спросила Лиза, подняв брови. Она скинула с себя одеяло и попыталась встать на ноги, эта попытка не увенчалась успехом.       — Ты мне безразлична, — проговорил Рудольфус те слова, которые Лиза больше всего на свете не желала услышать.       — Позвольте быть с вами, не отвергайте меня, у меня кроме вас никого нет, — продолжала стенать Элизабет, не думая о том, что унижается и выглядит довольно жалко.       — Довольно! — оборвал её речь Лестрейндж, окончательно потеряв терпение. Он поднялся на ноги, грубо отшвырнув её в сторону. Элизабет отползла к тумбочке, на которой стоял кубок с недопитым вином. — Какая же ты жалкая и никчёмная, — зло прошипел Рудольфус. — Пошла вон, пока я тебе шею не сломал, — добавил он.       Элизабет кричала, билась в истерике, ударяясь головой об каменную стену. Боль чуть-чуть отрезвляла её, но не давала полностью уйти призракам прошлого. Лизе всегда казалось, что они скрываются в тёмных углах камеры. Она сплюнула на пол кровь — снова сильно прикусила язык, а от воздействия дементоров носом пошла кровь. Элизабет вытерла краем покрывала лицо и застонала от сильной головной боли, значит, ещё не всё. Ноябрь 1981 Элизабет сидела на матраце, поджав под себя ноги. Она смотрела на стену, по которой стекали капли воды. Послышались торопливые шаги. Кто-то шёл по направлению к её камере, и не один… Лиза забилась в угол и втянула голову в плечи, стремясь занять меньше места, чтобы её никто не увидел. Дверь отворилась, и на пороге появилось трое мужчин. Они, о чём-то переговариваясь, вошли в помещение.       — А вот и наша девочка, — проговорил один из них, рассмеявшись.       Элизабет задрожала всем телом, выставляя перед собой руки в защитном жесте. Мужчина подошёл к её импровизированной постели и сел на корточки, глядя в перепуганное личико, на котором были видны синяки и кровоподтёки. — Посидишь у меня на коленях, девочка? — Он улыбнулся и спустил лямку её изорванной робы, обнажая точёное плечико. Вчера после допроса на неё натянули это подобие одежды и оставили давиться слезами. Элизабет скользнула взглядом по пришедшим в надежде на спасение. Их она узнала, каждый раз к ней приходили стражи порядка, чтобы поразвлечься. Так продолжалось несколько дней, хотя кто его знает. Лиза спала довольно часто, чтобы прийти в себя и не сойти с ума.       На этот раз среди авроров было одно знакомое лицо. Джек. Джек, её друг. Что он здесь делает, что? Она с надеждой посмотрела на молодого аврора, который глядел на неё в упор с омерзением.       — Помоги, пожалуйста, помоги мне, Джек, — начала шептать Лиза, протягивая к нему руки, покрытые синяками и ссадинами. В первый раз она сильно сопротивлялась, её избили за это. Парень сделал шаг назад.       — Тебе уже ничто не поможет, не надо было путаться с Пожирателями, — прошипел он с отвращением.       Элизабет заплакала, понимая, что помощи не будет. Все повторится, как в прошлый раз. Мужчина, что сидел перед ней, рассмеялся, наблюдая за её страданиями.       — Пожалуйста, отпустите меня, отпустите! Я ни в чём не виновата, не виновата! — как в бреду шептала Элизабет, заливаясь слезами. Мужчина поднялся, а в следующий миг грубо схватил её за руки и поставил на ноги.       — Как она вам? — спросил он, повернувшись к товарищам. Джек стоял с каменным лицом и ухмылялся, а его спутник подошел к Лизе и прищурился.       — Без одежды определённо будет лучше, — хмыкнул неизвестный.       Его товарищ захохотал, после чего одним резким движением порвал робу на Элизабет. Обрывки грубой ткани упали к ногам Лизы, та сразу же попыталась прикрыться. Но чародей перехватил её руки, глядя в напуганные глаза. Элизабет рыдала, молила о пощаде, но она понимала, что её не пощадят. Она расплачивается за свою любовь, за свое счастье, платит за грехи любимого мужчины.       — Что ты прикрываешься, как недотрога? Я могу перечислить, кого ты уже обслужила, — мерзко улыбнулся маг, притягивая к себе слабую Лизу, которая тут же забилась в его объятьях, как птица в клетке. Она пыталась вырваться, пыталась избежать неизбежного. — Вот интересно, через скольких Пожирателей ты прошла. — Аврор засмеялся, перехватывая хрупкие запястья. Ему нравилась его власть, её мольбы о пощаде.       — Чарли, начинай уже, — поторопил друга второй.       Джек стоял с каменным лицом, наблюдая за развернувшимся представителям. Чарльз услышал соучастника, он схватил Лизу за волосы и швырнул на пол, как вещь. Она свалилась, больно ударившись головой. Чарли навис над ней, начиная ласкать груди. Элизабет тихо плакала, пытаясь вывернуться. В какой-то момент она сильно ударила мужчину по лицу, за что получила грубую пощёчину. Сопротивление ослабло, аврор воспользовался этим, раздвинув худые ноги, устроившись между ними. Он спустил штаны, после чего вытащил волшебную палочку и дотронулся ей до виска Элизабет.       — Круцио.         Лиза закричала от сильной боли, ублюдок быстро снял проклятье, но для слабого женского организма этого было достаточно. Она безвольно обмякла, глядя в потолок.       — Ещё раз дёрнешься — убью и никто мне слова не скажет. — С этими словами мужчина вошел в неё.       Элизабет бессильно плакала от боли и унижения, она не могла оказать сопротивления. Лиза только желала, чтобы всё закончилось поскорее. После Чарльза ей овладел Уил, после Уила Джек, который выместил на ней свою ненависть. Рудольфус убил его родителей.