Ojosama

Ах, эта монотонная работа… Бумаги, вроде бы и не особо нужные, постоянно приходится перезаполнять и аккуратно складывать, ведь Госпожа так любит, когда все на своих местах… Один из смятых жёлтоватых листов уже летит в мусорку, а его место занимает чистый — остаётся лишь провести по пахнущему типографской краской бланку печатью, и все вроде бы вернется на свои места. Алебарда шумно вздыхает и, поправив отглаженную юбку, резко встаёт с мягкого сидения кресла, попутно откладывая документ в сторону. После нескольких часов работы девушка уже совсем не чувствует онемевших ног, а сухость во рту принуждает выбраться из тёмного кабинета. Стойкость принципов Алебарды сыграла с ней злую шутку: принудить кого-либо заполнять бланки не удалось, ибо все министры были заняты своими маловажными делами, а работая по принципу «пока все не сделаю — с рабочего места не встану» результат получался более продуктивным, но все равно выполнялся «на отвяжись» Тут в некотором смысле сыграла роль Госпожи — девушка с волосами цвета голубой стали никогда не стала бы работать бесплатно, но хорошее вознаграждение всегда следовало после хорошей работы. Чем именно награждался Первый Министр, было тайной за семью печатями, да и никто из других управляющих этим особо не интересовался. Чем качественнее выполнена работа, тем слаще последующее вознаграждение. Вознаграждение, может быть, не в привычном-будничном смысле этого слова, скорее, о подобном обычно не распространяются. Вот и Алебарда, что и без того достаточно скрытна, любые придворные тайны, принадлежащие лишь Госпоже и ей, оставляет позади себя, на мятых простынях королевской опочевальни. Ей до ужаса стыдно вспоминать покрытое испариной лицо Госпожи с несвойственной ей грязноватой ухмылкой, стыдно вспоминать чужие руки, блуждающие по худощавому бледному телу. Это абсолютно неправильно. По прошествии нескольких месяцев она же без проблем завоевала доверие правительницы, чем и продолжала в наглую пользоваться. При дворе изредка шептались, мол между ней и Алебардой промелькнула интрижка, но слухи быстро пресекались. Но сама Стальная чувствовала, что всё-таки влюблена в свою Госпожу, в её длинные волосы, большие голубые глаза и мягкий певучий голос, который лишь Алебарда слышала не через репродукторы над городом, а вживую. Чиновница явно помнила вкус её губ, когда они целовались впервые — мятный, с тонкими нотками зелёного чая. Тогда Госпожа была не в духе: нахмурив брови она то и дело сновала взад-вперед по своему кабинету, жалуясь на неработающих министров и чуть не плача. Остановившись на секунду и почувствовав чужие губы на своих, голубоволосая резко успокоилась, будто завороженная происходящим, и, раскрасневшись до безобразия, попыталась разорвать поцелуй. Несмотря на строптивость Госпожи, это «вопиющее безобразие» продлилось ещё около минуты. Вскоре, одним из холодных вечеров, когда в Зонтопии небо становилось серовато-голубым, она и сама осознала, что министр, которая совсем недавно была безжизненным куском блестящего металла, нравится ей до безумия. Ещё одно осеннее утро Алебарда проводила у себя за столом — в душе её скребли кошки, впрочем, как и обычно. Через некоторое время один из слуг Госпожи заявился в пыльную комнату и прямо с порога сообщил о том, что голубоволосая ожидает её лично у себя, вместе со всеми документами за прошедшую неделю. Чиновница, злобно стрельнувшая глазами в сторону нарушителя спокойствия, все-таки отправилась в кабинет, где её уже ждала Госпожа. Зайдя в обитель своей возлюбленной, она тут же была встречена робким поцелуем в щеку. Краснеющая девушка предстала пред ней во всей своей красе, несильно оголив грудь и держа в руке пачку бумаг. Глаза Госпожи горели голубым огнём, казалось, что сейчас пламя вырвется наружу и вмиг погубит все на своём пути ради развлечения. Присев на кресло возле письменного стола, Алебарда уже собиралась описывать в общих чертах положение экономики в стране, как вдруг её остановила её же единственная слушательница — примостившись на коленях, она мягко поцеловала чиновницу в щеку, оставив влажный след. Не выдержав, Алебарда резко перехватывает её губы, проникая языком внутрь.

***

Встретив Госпожу в коридоре, как обычно одетую в неизменный темный плащ с капюшоном, и удостоверившись, что рядом больше никого нет; Алебарда прижимает хрупкое тело к холодной стене, попутно облизывая сухие губы, грубо и порывисто лаская чужой язык, прикусывая и посасывая его мягкий кончик. Рукой приподнимает край плаща, проводит рукой по ягодицам синеволосой, по-хозяйски оттягивая ткань кружевных трусиков под длинной юбкой. Слишком душно и запредельно горячо. Синеволосая смутно ощущает внутри себя худощавые пальцы прислужницы, прогибаясь и поддаваясь ее движениям всем телом и прикусывая нижнюю губу до еле заметно выступающих капелек крови, когда чувствует, как внизу живота тянет с запредельной силой. Они творят подобное не впервые — возможно, просто привыкли к теплу друг друга, поглощённый сладостной негой. Щёки Госпожи во всю пылают, но, продолжая поддаваться движениям тонкой кисти Алебарды, девушка вздрагивает от каждого прикосновения к промежности, будто первый раз в жизни чувствует холодные пальцы чиновницы между своих ног. Когда один из них нащупал бусинку клитора и мягко надавил на нее, синеволосая не выдержала и довольно громко простонала, пытаясь устоять над острым желанием отдаться Алебарде прямо в коридоре, пытаясь дышать спокойно и тихо. Пальцы, насквозь пропитанные смазкой, уже плавно скользят внутри Госпожи, холодно и ритмично двигаясь вперед-назад, периодически ускоряя и без того быстрый темп, принуждая прогибаться и стонать вполголоса. Останавливая движение кисти на самом пике сладостных ощущений, Алебарда извлекает пальцы и аккуратно поднимает Госпожу на руки. Медленно вносит её в королевскую спальню, наслаждаясь нетерпением. Закрыв дверь на замок и опустив девушку на кровать, чиновница стаскивает с нее ненужную одежду, оставляя её в кружевном пеньюаре. Резко входит в нее тремя пальцами, уже не сдерживая влажных стонов, с жаром вдавливая худощавое тело в пуховую перину. Синеволосая лишь выгибается под железной хваткой Первого Министра, царапая её оголенные плечи, ненароком задевая шею. Мятые простыни с едва заметными затяжками так и остались лежать на кровати неровными буграми. Что же, в пыльном кабинете её ожидают ещё три стопки заявлений.