Тrue feelings

У Хонбина истерика, пускай тихая, никому не заметная, но всё же истерика. Он запирается в ванной комнате, спустя час после ухода Джехвана и, включив на всю мощность воду, чтобы заглушить рыдания, скатывается по стенке. Он оказался не в состоянии сдержать эмоций, как бы не старался, комок рыданий всё-таки подошёл к горлу, обрушившись на него словно лавина. Слёзы сами подкатывают к глазам, набегают белой пеленой, затуманивая взгляд, он сворачивается калачиком на холодном кафельном полу и начинает всхлипывать. Это больно. Он потерял человека, в котором всегда, оказывается, так отчаянно нуждался. Раньше Бин и не задумывался над тем, какую роль в его жизни играет этот парень, как сильно на подсознательном уровне он в нём нуждается. Да, ему весело проводить время с Санхёком, он милый и открытый, ему приятно общество Воншика, ведь он его лучший друг, они одногодки, хорошо друг друга понимают. Даже какой Хакён и тот порой греет душу своей извечной тактильностью и болтовнёй. Но это всё не то. С Джехваном всё совсем иначе. Кен всегда открытый, добрый, ему не свойственна агрессия, нападки, злость. Он без проблем сближается с людьми, умеет подстраиваться под чужие интересы, практически никогда не упрекает. Он, как ребёнок: доверчивый, мягкий, ему нравятся детские игрушки и большие стопки шоколада, но вместе с этим он серьёзный. Если нужно извиниться или о ком-то позаботится – он это сделает и даже ничего не потребует взамен. Он домашний, спокойный, с ним всегда легко. Все его замашки с огромным потоком шума, шуток и криков – это скорее определённая черта его, извечно весёлого и дружелюбного характера, чем явный недостаток. Хонбин это в нём и ценил. Да, периодически он злился, когда старший позволял себе слишком многое, когда опаздывал, долго собираясь или, когда на пару с Ханом устраивал беспорядок в доме, переворачивая всё с ног на голову. Но он был одним из немногих, кто редко когда перечил, кто тихо проходил в комнаты, когда кто-то спал, кто спокойно делился своей едой и не обижался на чужое плохое настроение по утрам и постоянные срывы. Ему это свойственно, он всегда прощает, понимает, хоть и ведёт себя скорее, как макнэ группы, чем старший хён. И Хонбин всё это упустил. Вместо того чтобы поговорить, объяснится, всё выяснить, Ли предал: поссорился, зачем-то игнорировал, оклеветал, натравил лучшего друга, а потом ещё и понадеялся, что Кен в очередной раз вот так вот спокойно всё простит и спустит на тормоза. Лимит доверия исчерпан. Бин это только сейчас понимает. Любит ли он сам Джехвана? Раньше вижуал сказал бы, что нет: какая любовь при их профессии? Её не бывает, но сейчас словно всё меняется. Он думает, анализирует, вспоминает те многочисленные моменты, что они когда-то были вместе. Его добивались двое парней одновременно: но подсознательно его тянуло всегда только лишь к главному вокалисту, ведь он ни разу так и не дался Рави, несмотря на огромное количество возможностей. Сколько бы Воншик не пытался его обнять, прижать к себе, зажать где-нибудь в углу в пьяном состоянии, Бин никогда не испытывал от этого никаких эмоций. Было смешно и немного страшно, со старшим же Ли всё иначе. С ним ольджан действительно забывался, его хотелось, до дрожи в пальцах хотелось. А ещё эта глупая ревность. С чего бы вдруг? Да, Хонбин и сам не знал, ведь он столько раз видел, как тот же Ким касается Хакёна, но ни разу не приревновал, даже когда сидя в соседней комнате, слышал тихие стоны, пофигично проглатывал плоды чужой любви. Ему всё равно, плевать он хотел на то, что испытывают другие, он упустил собственное счастье, причём настолько глупо, что даже слёзы, бесконечно льющиеся из глаз, не могли заглушить звука давящей боли где-то в глубине души от осознания, что возможно всё кончено. Он сам виноват, всё разрушил, растоптал то, что Джехван с таким трудом пытался построить, он проигнорировал попытки Кена отвоевать его, а ведь вокалисту вообще не свойственна борьба, но он полез на того, кто раза в два сильнее, только чтобы сам Бин, не достался другому. Он ломал его, когда молчал в телефон, спокойно вешая трубки, когда не реагировал на сообщения, когда отфутболивал любые попытки к примирению. Он уничтожил его той ложью, клеветой, приятной дьявольской улыбкой и последующей за ней предательством, он делал это так выверено и системно, что сейчас даже сам удивляется тому, что старший так долго продержался, что всегда так легко прощал, до последнего оставаясь самым близким другом. – Хён, – За дверью слышится обеспокоенный слабый голос макнэ, о нём волнуются, ведь Хан всё видел, всё слышал и явно понимал, что между этими двумя происходит, не удивительно, что он пришёл проверить, убедится, всё ли хорошо. – Иди от сюда, – Но Хонбину никто не нужен, во всяком случае, не сейчас, он хочет побыть один, пострадать в одиночку и выслушивать скулёж младшего, явно не намерен. – Хочешь поговорить? – Когда-нибудь этот мальчишка, возможно, сможет стать отличным другом и прекрасным человеком: отзывчивым, добрым, если, кончено, не впитает всё то дерьмо, коим напичканы его хёны. – Я сказал, пошёл вон! – Это уже крик, но отчаянный, сорванный, вижуал знает, знает, что так нельзя, но всё равно срывается. Какое им вообще всем дело, что он чувствует? С чего они взяли, что могут вмешиваться, помогать, почему раньше они этого не сделали? Почему макнэ идёт сюда? Где эти расхвалённые хёны с их извечным синдромом родительского воспитания и поддержки? Бин орёт, хотя крик частично и заглушается водой, но младший больше не настаивает, не его это дело, пускай кто-нибудь другой берёт на себя всю эту головную боль, ему не интересно. Хан лишь медленно плетётся в комнату Хакёна, без стука открывая дверь, но наткнувшись лишь на обжигающую тишину, рискует заглянуть в соседнюю, так же бесцеремонно вторгаясь в чужое личное пространство. – Ой, – Санхёк, кажется, краснеет, виновато отводя взгляд в сторону и потупляя его в пол. Ча на такую выходку младшего лишь краснеет, испуганно закутываясь в одело по сильнее и отрываясь от тёплой груди репера, которого подобный приход, кажется, вообще не вывел из колеи, он как лежал голый на кровати, лишь слегка прикрытый одеялом в позе Апполона, так и продолжал. – Хён, там это… Хан даже не знает, к кому точно обращается, то ли к лидеру, то ли к хозяину комнаты, но заставать старших за подобным занятием, явно не рассчитывал. Ему неловко, он лишь хотел кого-нибудь позвать на помощь, а наткнулся на это чудо. – Ну, говори уже, – Рави хоть и выглядит спокойным, но очевидно злится, он даже на крики в коридоре не обращал никакого внимания, решив, что сейчас его ничего не способно будет заставить выпустить из тёплых объятий мягкого и податливого лидера, а тут этот ребёнок нагрянул, отвлекая. – Хонбин-хён в ванной заперся и плачет, – Хану стыдно, когда он видит, с каким обеспокоенным взглядом, Хакён подрывается со своего места, судорожно начав искать на кровати свои хаотично разбросанные вещи. – Он с Джехван-хёном поругался, ну, точнее как… Договорить макнэ не успевает, Рави лишь заслышав знакомое имя, громко вздыхает, устало растирая ладонями лицо и всё же поднимаясь, как и старший, со своего места. Только вот он в отличие от лидера свои штаны находит быстро, надевая их прямо на голое тело и сразу же выскакивая из спальни в сторону ванной комнаты. Не сказать, что сейчас у Кима есть огромное желание разгребать весь этот эмоциональный завал, но всё-таки Ли его друг, он не может вот так вот просто бросить его в эту трудную минуту, тем более, что у него самого с Ча всё хорошо, нужно и вижуалу помочь. – Бин, это я, открой дверь, – Воншик крутит ручку для пробы, а потом всё-таки стучит в дверь, привлекая к себе внимание. Он прислушивается к шуму воды за стенкой, к тихому чужому скуление и сорванному, подрагивающему голосу. – Уходи, – Хонбин злится, в особенно на Рави, искренне считая, что именно Ким заварил всю эту кашу, ведь если бы он не вмешался, то не началась бы вся эта борьба. Кен так и бегал бы за Хоном хвостиком, не зажимал бы в углу девушек и сам вижуал, не стал бы мстить, стравливая и подставляя. Всё было бы как обычно, их отношения развивались бы плавно и гармонично, а теперь всё разрушено, уничтожено. – Ты всё испортил! – Открой и мы поговорим, я помогу тебе, поговорю с Джехваном, всё ему объясню, – Репер виновато закусывает губу, он и сам понимает, к чему ведёт Хонбин, он честно, хочет исправить собственные ошибки, то, что успел сломать. – Он тебя боится, – Бин скулит, но, кажется, всё-таки поднимается с пола и, судя по звукам и всхлипам, подходит к двери, хватаясь за ручку. – Открой. – Рави торопит, предпринимая ещё одну попытку постучать в дверь, потому что за спиной уже маячит заинтересованный ребёнок и крайне обеспокоенный лидер – лишние свидетели ему сейчас не нужны, он должен сам, без посторонних поговорить с Бином, всё обсудить. – Подождите нас на кухне, ладно? Пожалуйста. Кидая умоляющий взгляд в сторону старшего, Воншик молча проходит в открытую Хонбином дверь, надеясь, что Ча не взбредёт в голову начать подслушивать. Всё-таки уже взрослый человек, к тому же ещё теперь и любимый, должен же поверить. Ли стоит прямо перед репером, дрожащими руками хватаясь за подол собственной рубашки, Ким ещё никогда не видел его таким разбитым, сломленным, с красными от слёз глазами и потерянным видом, кажется, он сломался. Ему хочется рыдать ещё больше, биться головой об стенку, лишь бы только вернуть то, что он упустил, того, кого он так цинично предал. – Он сказал, что уйдёт из группы, если я ещё раз к нему подойду, – Бин срывается, прижимаясь к Воншику, словно ища в нём поддержку, защиту, ответы на свои скомканные, но такие важные вопросы. Он чувствует, как тяжело дышит Рави, обдумывая его слова, ощущает, чужие крепкие руки на собственной спине, что, как и его, дрожат, не в силах совладать с эмоциями. Реперу теперь нужно не только помочь одному другу, но и вернуть былые отношения с ещё одним, всё-таки раньше он с Кеном ладил отлично, это потом отношения испортились хуже некуда. – Мы всё обсудим, не переживай, просто не нужно на него сейчас давить, – Воншик успокаивающе начинает поглаживать плачущего ольджана по спине, тщательно стараясь подобрать слова. – Это он под эмоциями так сказал. Он любит эту работу, эту группу, он любит тебя. Тебе нужно успокоиться, Бин, если ты будешь просто рыдать, ты не решишь эту проблему, слышишь? Ким честно пытается, ему искренне жаль, он заставил стольких людей страдать, просто чтобы развлечься от скуки, устроил весь этот цирк, чуть ли не разрушив чужие судьбы. Репер правда теперь так считает, наблюдая за горькими слезами друга, считает, но пока даже не представляет, как сможет всё это исправить и изменить. – Воншик~а, – В дверь неожиданно стучит Хакён, несмело заглядывая в ванную комнату в приоткрытую дверь и бросив на плачущего младшего волнительный взгляд, всё-таки продолжает: – Там Джин позвонил, сказал, что Джехван слишком много выпил, может, съездишь, заберёшь его? Вам ведь всё равно нужно поговорить, как я понимаю.