Пестики и Тычинки

В подземелье стало тихо, лишь скулёж Майки и рычание Лазло нарушали тишину. Фредерик, Грегори и Нико так и не вернулись. Возможно, они остались у деда, возможно, спрятались в пещере, где сохранялись дома. Кэрлу нужно было в это верить. Потому что в противном случае... Тишину пронзил гортанный вой. Лазло откинулся на спину и вцепился пальцами в свои плечи. Артур сидел рядом, гладил его бледно-синие в свете свечей щёки и повторял, что всё будет хорошо. Кэрл тоже хотел в это верить. Кэрл хотел быть сильным... Но вместо этого стал реветь, задыхаясь в этом маленьком душном гробу. Скуля испуганно и загнанно, как воет брошенный своей стаей волк. Нико – его стая, его половинка. И от понимания того, что он может его больше не увидеть, Кэрл себя не мог контролировать. Не мог сдержать рвущегося отчаянья и слёз. Майки всхлипывал рядом, держась за его руку, Арне пытался его успокоить. Так же как и Артур Лазло, Арне гладил Кэрлу щёки, грел дыханием онемевшие пальцы и пытался целовать. Но губы Кэрла одеревенели, он не чувствовал больше сладости и восторга от прикосновений лиса. Словно Арне перестал быть для него альфой. Единственный альфа Кэрла ушёл в грозу и не вернулся домой... Кэрл не знал, что творится на улице, но временами Артур или Арне подходили к закрытому люку и проверяли, близко ли гроза. Пару раз Кэрл слышал жуткие удары, когда молнии били в громоотводы. Неоднократно по воздушной шахте проходил гулкий шум, и тогда ему начинало казаться, что их завалило, и они просто задохнутся. Кэрл больше не плакал, смотрел на бледного Майки, на пытающегося натянуть на лицо кривую улыбку Арне, сосредоточенного Артура и вновь вернувшего самообладание Лазло. Глаза его стали совсем холодные, словно ледяные глыбы, они смотрели сквозь земляную преграду и видели что-то, что было доступно лишь ему. — Они живы, я уверен, — в который раз произнёс Артур, раздавая детям еду. Кусок в горло не лез, но Кэрл заставлял себя жевать. — Конечно, живы, — холодно отвечал Лазло. Наверно, он пытался утешить Кэрла и Майки, а может, и убедить себя. Майки эти слова помогали. Сейчас испуганный и зарёванный, он выглядел совсем ребёнком. И Кэрл теперь отчётливо понимал, что Майки действительно ещё маленький мальчик, мечтающий о самолётах и конструкторе. Ребёнок, ставший Кэрлу лучшим другом и заменивший ему оставленных родных братьев. Так же как и Арне. Хитрый Лис никогда не обманывал. Привирал, приукрашивал – быть может. Но он больше остальных поддерживал, веселил и помогал влиться в новый быт, в новую жизнь. Кэрл же по глупости повесил на него клеймо, боялся его шуток и весёлого нрава. Кэрл просто отталкивал их всех, не желая заменять своих родных братьев новой семьёй. Но... это его семья. Теперь Кэрл был рад, что его отправили в другой город, был рад стать пчелой, несущей пыльцу для оплодотворения, и хотел стать пестиком, встретить свою тычинку и помочь сохранить Вантаа. Хотел, чтобы его новые братья были рядом с ним всегда. Чтобы спустя годы, когда у него появятся дети, Майки и Арне помогали их растить, проводили с ними время, делились мечтами и своими шутками. Просто были рядом. Как и Нико. Нико. Он должен был быть сейчас с Кэрлом. Греть его ладони в своих руках, поддерживать и помогать верить. Кэрл бы больше не сомневался. Он бы подставил ему свою шею и попросил бы поставить метку. «Пожалуйста, силы священного Тараниса, пусть Нико вернётся. Пусть моя семья будет целой. Пожалуйста...» Кажется, Кэрл стал молиться вслух, стал шептать имя Нико, и просить богов сохранить их городок. — Нико наверняка спрятался у деда, — улыбнулся ему Арне, чувствуя его нервную дрожь и видя ужас в глазах. — Знаешь, он хоть и здоровый, но очень трусливый! И стеснительный, — Лис похлопал Кэрла по ноге. — Я помню, в детстве он участвовал в городской викторине. Задания с ответами проверяли анонимно, но когда на городской ярмарке назвали его номер, он побоялся выйти за призом! — Да, — улыбнулся Лазло, и Кэрл удивлённо посмотрел на него, — тогда за призом мы послали семилетнего Арне. Он-то никогда ничего не боялся. Лис на комплимент рассмеялся, и его тёплый смех в этом страшном сыром помещении казался лучиком света. — А помнишь, как отец первый раз взял Нико на баржу? Хотел показать лесные массивы. Ведь парень всегда мечтал отправиться в путешествие. Но испугался реки. Он, вообще-то, и плавать не умеет, потому что воды боялся всё время! — Ну, один раз он, конечно, сбежал с баржи от страха, — вклинился Артур, защищая племянника, — зато потом сам на лодке поднялся против течения и почти неделю пропадал. — Да, уж, его скоропостижные решения и необдуманные поступки изрядно подпортили мне нервы! — Лазло пересел ближе к Кэрлу. Втиснулся между Арне и стеной. Положил руки на плечи. — Прости Кэрл, — произнёс он ему в ухо, — я не должен был поддаваться отчаянью и расстраивать тебя. Нико вернётся. И Фредерик тоже, — он тяжело сглотнул ком в горле. — Ведь им есть за кем возвращаться... Время в подземелье замерло. Сложно было понять – день или ночь, Артур отмерял часы по свечам, но Кэрл старательно пропускал его слова мимо ушей. Ему хотелось, чтобы всё закончилось, чтобы гроза утихла, и в их бункер спустился Нико. Улыбнулся, сжал Кэрлу руку и увёл за собой в тёплое молчание. Нико, так сильно непохожий на Кэрла, всегда будет надёжной стеной стоять рядом и поддерживать. Пусть без слов, пусть скрывая свои эмоции и чувства, но Кэрл будет уверен, что Нико всегда где-то рядом. Стоило только обернуться... *** Свечи подходили к концу. В темноте было холодно и зябко, а за пределом их маленькой гробницы стояла мёртвая тишина. Дождь прекратился, и даже ветер не завывал в воздуховодах, буря ушла, погода успокоилась, но от тишины не было спокойно – на душе кошки скребли, и хотелось, чтобы снаружи раздались хоть какие-нибудь звуки. — Пора выходить, — Артур уже несколько раз выглядывал за внутренние двери и всё пытался заставить Лазло согласиться. Но омега упрямо отказывал, говорил, что надо ещё подождать. — Не тяни время, Лазло. Этим ничего не изменишь! — Прекрати! А будешь на меня давить – двину между глаз. Они сидели долго, словно ждали какого-то знака. Словно это ожидание действительно могло что-то изменить. Но Кэрл, так же как и Лазло, не хотел подниматься. Смотреть на их разрушенный дом, смотреть на выжженную долину и ждать возвращения Нико... Лазло за эту неделю много рассказал о старшем сыне, говорил о его детстве и юношестве. Он без объяснений понял, что у Кэрла на душе и на кого пал выбор. Наверно Лазло это понял даже раньше, чем Кэрл – заметил по печальным вздохам вслед Нико и то, как Кэрлу трудно отвести от него взгляд. Он мог бы даже попытаться объяснить, чем именно привлёк общительного и жизнерадостного юношу скромный и молчаливый альфа. Но разве можно объяснить любовь – нечто необъективное и упрямое. Любовь, которая приходит без приглашения и остаётся без дозволения. И чем сильнее от неё прятаться, тем глубже она пробирается в сердце. — Пойдём, Лазло, — настойчиво произнёс Артур, — сколько можно задницы морозить! — Там, наверху, наверно, тоже холодно, — тихо произнёс Кэрл. Он знал, почему Лазло не спешит, и сам не хотел выходить. Страхи – они почти как физические раны. Можно прогонять их, уговаривать верить в лучшее, но, словно колючий осколок льда, страх будет резать при любом движении. Если они будут двигаться – им будет больно. — Скоро солнце всё согреет! — внезапно громко произнёс Лазло, поднимаясь на ноги и заставляя встать и детей. Он сжал кулаки и с уверенностью посмотрел на Кэрла. — Мы быстро отстроим дом, восстановим завод и весь город. И будем жить дальше, так же как и прежде, искать лучшее, верить в будущее. Будем учить своих детей быть смелыми, не бежать от трудностей и непогоды. И когда-нибудь ты, Майки, сможешь управлять самолётами. А ты, Арне, станешь знаменитым актёром. Кэрл, ты поступишь в университет и будешь учиться. И всё у тебя получится. У тебя будет большая семья, и Нико всегда будет рядом. И не потому, что ты омега и обязан этой планете рожать детей до последнего вздоха. Нет, Кэрл, ты должен жить, чтобы исполнить свои желания, чтобы выучиться, найти профессию по вкусу и лишь потом... Во внешние ставни забарабанили, и Лазло рванул к выходу, отталкивая со своего пути недовольно качающего головой Артура. Кэрл сначала медленно, неуверенно, а потом всё быстрее и быстрее бросился следом. Солнце на мгновение ослепило. Яркие лучи заполнили всю долину, залили жёлтым светом, изменяя её, превращая во что-то новое. Пронзительно голубое небо, казалось бесконечно-далёким и невообразимо-прекрасным. Почерневшая от копоти земля лежала густыми комьями там, где раньше цвели деревья и зеленели поля. Старый город был стёрт, уничтожен. Сгорела даже табличка на въезде, оставив лишь куски искорёженного металла. Вантаа больше не существовала. Но на его месте рос новый город. Чумазые, побледневшие узники подземелья выбрались на свободу и встречали своих родных. Крепкий и непоколебимый, как скала, Лазло плакал, обнимая своего мужа, и Фредерик, утешая, прижимал его к себе. Кэрл не видел пепелища, что осталось от их дома, не видел машущих им руками строителей с лопатами, которые проверяли коммуникации, не видел, как с гор спускаются повозки с домами и почти не пострадавшей церковью. Он видел лишь Нико – побледневшего и осунувшегося, бросился к нему в объятья, прижался лицом к грязной рубашке, пропахшей потом и навозом, вцепился в его плечи, не желая никогда в жизни отпускать, и тихо шептал «Нико, мой Нико». Над ними – яркое небо, бесконечное и прекрасное, как и грядущий день. Тёмные горы с белыми пиками – неприступная защита. С вершин небольшими стайками спускались маленькие птички в поисках нового дома. Новой жизни. Счастливого будущего... Слёзы хлынули у Кэрла из глаз. Его сердце разрывалось от восторга, и он не смог удержать рвущиеся всхлипы радости, когда зубы Нико прокусили ему кожу у основания шеи...