Blackout

Когда на третьем курсе я решил покончить с шабашками и устроиться на нормальную работу, я и понятия не имел, к чему это может привести. Но то, что произошло, полностью повлияло на мою дальнейшую жизнь. Оглядываясь назад, я понимаю, что все это — бесценный опыт, который дал мне больше, чем кажется на первый взгляд. Мне оставалось лишь принять это и выучить все жизненные уроки… Или же нет. Может быть, мой случай просто слишком запущенный? Возможность устроиться на работу мне подогнал Ваня, одногруппник, с которым я всегда неплохо общался. Он сообщил, что отец его приятеля — хозяин кафе, которое находится неподалеку от нашего универа. И что официанты там постоянно меняются, поэтому меня наверняка возьмут без проблем. Честно говоря, я очень обрадовался возможности, наконец, устроиться на нормальную работу. Денег в семье вечно не хватало, а шабашки, которые я набирал у младших курсов, делая за них лабораторки и курсачи, отнимали слишком много времени и не стоили затраченных на них усилий. Перед собеседованием я жутко волновался. Как человек, вечно неуверенный в себе, я страшно боялся новых знакомств и впечатлений. Я выдумал миллион причин, по которым мне могли отказать, и, как оказалось, все зря. Студенты, решившие подработать, были в этом кафе обычным делом, а вечная текучка происходила из-за того, что устраивались туда обычно иногородние ребята, которые летом уезжали к себе на родину и бросали работу. Мне же, живущему с матерью неподалеку от универа, уезжать не грозило, и взяли меня вообще без проблем. График тоже меня устраивал — два через два, с двух дня до десяти вечера. Идеально! И пары не надо пропускать, и даже отдыхать смогу. Ване я после этого был искренне благодарен. Вадима встретил в первый же свой рабочий день. О том, что он и есть тот самый Ванин знакомый, я узнал от самого Вани, который забежал в кафешку после пар, не желая упустить возможность поглазеть на меня в роли официанта. Ванек оглядел черный фартук, надетый поверх моей обычной одежды, приколотый на груди бейдж с моим именем, и поднял вверх большой палец. Было немного неловко стоять перед ним, не имея возможности присесть и нормально поболтать: Аня, администратор, внимательно наблюдала за мной. И тут входная дверь открылась, и в зал зашел Вадим. Я очень хорошо помнил тот момент, с которого моя жизнь кардинально поменялась. …Высокий молодой парень, поигрывая брелком от машины, подошел к кассе и что-то заказал, даже не взглянув в меню. Почему он сразу привлек мое внимание, что-то в нем было такое, притягивающее мой взгляд из любой точки зала. Оказалось, я уже не раз видел его в универе. Он учился на курс старше и на другом факультете, но иногда я встречал его в коридорах. Пока я вытирал столик, то заметил, что он подошел к Ваньку, доедающему свою картошку, протянул руку и поздоровался. Он присел на диван, и они о чем-то разговорились. Ваня указал в мою сторону рукой, и парень мельком взглянул на меня. Я еще тогда почему-то обратил внимание на его прическу — коротко стриженые, чуть взлохмаченные светлые волосы. Он вообще тогда очень круто выглядел… Не помню уже, во что он был одет, но смотрелось это здорово. Бывают такие люди — смотришь на них, и невозможно отвести взгляд, и все в них как-то очень в тему: голос, движения, манера поведения, одежда, даже обувь. Есть простые люди и невзрачные люди, а есть такие, как Вадик — вроде и ничего необычного и кричащего в них нет, но в то же время они особенные. Наш первый диалог вышел совсем какой-то идиотский. Мне выдали поднос с чашкой кофе и куском штруделя, и я направился за столик номер три. Ванек, набив брюхо, развалился на диване, а рядом сидел он и ковырял ключами от Фольксвагена салфетку. Я поздоровался и улыбнулся, как учила меня Аня. — Санька, это Вадим, — представил меня Ваня. — Это как раз тот чувак, через которого мы и устроили тебя, — и он снова мне подмигнул. Тогда-то я и понял, что Вадим — сын владельца заведения. Он протянул мне руку и кивнул. Рука была гладкая и теплая, а мои руки, кажется, превратились в ледышки… Вообще я не очень хорошо себя чувствовал в тот день, видимо, переволновался. Кажется, по мне было это заметно, потому что Вадим заинтересованно и с легким подозрением смотрел на меня, пока я раскладывал заказ. Ваня ушел, а Вадим достал из сумки ноутбук и еще около часа сидел за столиком, заказав при этом еще две чашки кофе и тарелку эклеров. Как в него столько помещалось? Лично я кофе вообще никогда не понимал. Принеся ему третью, я вдруг не подумав, ляпнул: — Кофе как наркотик, да? Вадим вздрогнул и удивленно посмотрел на меня, а затем усмехнулся. — Есть немного. Моя слабость. — Как и сладкое? — спросил я, убирая тарелку с остатками штруделя. — И оно тоже, — Вадим приподнял ноутбук, давая мне протереть под ним крошки, и продолжил что-то в нем писать. – Что, и ты кофезависимый? — Вообще его не пью, — покраснев, ответил я, жалея, что вообще начал этот разговор. Решив, что мне стоит держаться от него подальше с таким дурацкими вопросами, я поспешил отойти. Но когда я украдкой обернулся, то заметил, что Вадим задумчиво смотрит мне вслед. До сих пор не пойму, почему мы начали с ним общаться. Вернее так — почему он вдруг захотел со мной подружиться. Когда я вернулся чтобы принести пирожные, то Вадим вдруг стал спрашивать, нравится ли мне тут работать, как меня встретил персонал, работал ли я раньше где-нибудь. Чтобы я, отвечая на его вопросы, не топтался неловко перед ним, он предложил присесть рядом. Благо посетителей пока больше не было, и мне не пришлось никого обслуживать. Меня почему-то тогда это очень тронуло. Человек, который настолько внимателен к обслуживающему персоналу своего (или отцовского) заведения, просто не мог быть плохим! Я работал в кафешке по два дня, и практически каждый раз после пар или уже ближе к вечеру туда заходил Вадим. Иногда к нему присоединялись его друзья, и они подолгу сидели за столом у окна, общаясь и смотря MTV по телеку. А когда народу было немного, и Вадик был один, он часто подзывал меня к себе и мы с ним подолгу болтали о всякой ерунде. Из-за этого наша администратор Аня меня невзлюбила — с ней Вадим обычно не перекидывался больше чем двумя фразами. Не было такого, что я или он пытались выйти на общение, мы просто начали трепаться обо всем на свете. Когда мы разговаривали, я чувствовал, словно был знаком с ним очень давно. Как будто он — мой друг детства, понимающий с полуслова. Например, мы часами обсуждали музыку, фильмы, книги — у нас оказались очень схожие книжные предпочтения. А вот в музыке мы кардинально различались, и я безуспешно пытался подсадить его на тот хардкор, что обычно слушал сам. Мою страсть к играм он не разделял, а вот фильмы нам нравились одни и те же. Я приходил на работу и каждый раз ждал, когда же он зайдет и, пожав мне руку, подойдет к кассе, закажет свой стандартный набор, а затем будет ждать, пока я подойду с его заказом и присяду поболтать. Даже Аня была не в силах отказать сыну шефа в общении со мной и не гоняла меня, пока мы были с ним. Сидя на парах, я придумывал кучу тем, о которых мы могли бы поговорить потом, но никогда их не использовал: беседы начинались сами собой и не подчинялись никаким сценариям. Они просто текли, словно горный ручей, уверенно огибая неловкие моменты и неудобные паузы. Я в жизни столько не разговаривал, как в те первые недели нашего общения! Это могла бы быть настоящая, долгая и удивительно крепкая дружба, если бы мне не приспичило вдруг все испортить… Спустя недели две с нашего знакомства я понял: что-то пошло не так. Я вдруг осознал, что практически все время думаю о Вадике. Не важно, чем я занимался — сидел ли на паре, шел куда-либо, ел, спал, общался с семьей — мои мысли были только о нем. И даже отвлечься на что-то уже практически не получалось. Я шел на работу уже с одной целью — увидеть его. В те редкие дни, когда он не приходил в кафешку, настроение стремительно портилось, словно меня в последний момент лишили праздника, которого я ждал целый год. Но зато стоило ему повстречаться мне в коридоре универа (а мы теперь стали сталкиваться чаще, потому что я выбирал пути, пересекающиеся с его расписанием), или стоило ему войти в кафе во время моей смены, как я ощущал такую радость и теплоту, что мир вокруг казался раем. В глазах темнело, дух захватывало, а сердце начинало биться быстрее, стоило ему позвать меня по имени и улыбнуться. Меня кидало то в жар, то в холод, когда я смотрел на его руки, игриво крутящие ключи от машины, или когда я ощущал витающий в воздухе запах его туалетной воды. Когда мы разговаривали, я смотрел в его глаза и не мог оторваться, словно оказавшись под гипнозом. Мир вокруг переставал существовать, и я мог вообще позабыть, что мы не одни, ведь звуки вокруг исчезали, оставляя лишь его ласковый мягкий голос. Мой собственный же голос помимо воли становился тихим и воркующим, когда я с ним разговаривал, а на лице сияла глупая улыбка. Мозг в этот момент совершенно отключался, словно все лампочки внутри вдруг лопнули и я стал ходячим мешком обнаженных эмоций. Наверное, со стороны я был похож на дурачка. Я с ужасом наблюдал за собственными метаморфозами и не мог поверить в происходящее. Все симптомы были на лицо: я по уши в него влюбился. По правде говоря, для меня не было шоком, что объектом моего обожания стал парень. Еще с подросткового возраста я понял, что способен испытывать влечение к обоим полам, и меня это не особо пугало. Но настолько сильные эмоции были для меня в новинку… До этого я встречался только с девушками, но это все было лишь бледной тенью того, что я ощущал рядом с Вадимом. Многие наши моменты, в которые мы становились ближе друг к другу, я помню слишком хорошо. Все, до мельчайших подробностей: эмоции, фразы, запахи, погоду, музыку. Виделись мы в основном только на работе и в универе. Он посещал кафе нерегулярно, но чаще всего все же приходил. Тогда рабочий день для меня был праздником. Я носился по залу окрыленный и чувствовал, как он иногда на меня посматривает. Как-то в пятницу — мой последний рабочий день на той неделе - посетителей было особенно много, и я сильно умотался. Клиенты еще попались проблемные: их не устроило поданное мясо, и они решили высказать все свои претензии мне. Вадика не было, я ходил, как в воду опущенный, а после того, как мне в лицо ткнули тарелкой и выплеснули весь негатив, скопленный за неделю, стало совсем хреново. Я посматривал на часы: оставалось всего полчаса до закрытия. Сил уже практически не было, и я встал, привалившись к барной стойке, и глядел в окно, дожидаясь, пока последние гости доедят свой ужин. Прозвенел колокольчик на двери, и вошел Вадик. Мое сердце встрепенулось, когда я увидел его в дверях, но я настолько устал, что даже не соизволил улыбнуться в ответ на его приветливую улыбку. Он не стал ничего заказывать, а вместо этого поздоровался с кассиром и Аней и пошел к своему дивану. Я, как сонная рыба, таскался от столика к столику, приводя их в порядок, коротая время до закрытия. Наконец, часы возвестили о десяти ноль-ноль, и Аня прокричала, чтобы мы (персонал) уже выматывались. Я уже направился в подсобку, когда Вадик меня окликнул. — М-м? — я устало повернулся к нему. — Ты как? — он подошел и привычным жестом пожал мне руку. — Устал немного, — признался я, сильно преуменьшив масштаб проблемы. Вадик покосился на Аню, смерившую меня недовольным взглядом. — Пора бежать? — Ага… — Слушай, хочешь, подвезу? У меня внутри вдруг разом надулись сотни воздушных шаров — Спасибо, Вадь, но я тут совсем недалеко живу, — вымученно улыбнулся я. — Да пофиг, мне все равно по пути, — отмахнулся он. Шарики уже подобрались к горлу и норовили оторвать меня от земли. — Тогда давай. Через три минуты я уже вышел из подсобки умытый и немного посвежевший. Выйдя через черный ход, я увидел темно-синий "Фольксваген" Вадика, припаркованный у задней двери. Пассажирское стекло поползло вниз, и я увидел, как он машет, чтобы я садился в машину. Я кинулся к двери и уселся на мягкое теплое сиденье. Когда мы оказались с ним в темном замкнутом пространстве, у меня совсем сорвало крышу. Я сидел, вдыхая запах его машины, его запах, слушал его дыхание и боялся посмотреть на него. Он повернул ключ зажигания и завел машину. — Покажешь, куда ехать-то? Я опомнился, только когда бархатный гул двигателя отвлек от звука его дыхания совсем рядом, и объяснил, где живу, жалея, что это не другой конец города. Вадик кивнул и поехал, рассказывая мне про какую-то выставку, куда его позвал кто-то из друзей. Я молча слушал его, наслаждаясь глубоким мелодичным голосом, и, закрыв глаза, представлял, словно мы каждый день едем вот так же с работы домой, и Вадик рассказывает мне, как прошел его день, а потом мы поднимемся в нашу квартиру, а потом… Я вздрогнул от нахлынувшего возбуждения. Его рука на рычаге переключения передач была совсем рядом, мне стоило лишь немного сдвинуть пальцы, чтобы коснуться ее. Но я лишь долго и с сожалением смотрел на нее, не смея перейти запретную грань. — Санька? — кажется, я снова залип и отключился от внешнего мира. — Что с тобой сегодня? Вадик остановился прямо напротив моего подъезда. Фонарь снова не работал, и свет из окон и соседних фонарей был намного тусклее приборной панели, делающей его лицо оранжевым. Он улыбался немного смущенно и, выгнув бровь, глядел на меня. Я помотал головой. — Все в порядке. Спасибо, что довез. — Да не за что! Если не буду занят, могу подвозить тебя. Душа моя пела. А еще я понял, что окончательно пропал. В течение того месяца мы все больше с ним сближались и проводили друг с другом время. С однокурсниками у меня были в основном хорошие отношения, но друзей среди них особо близких не было, поэтому все свое внимание я сосредоточил на нем. Тогда я по-прежнему искренне удивлялся, почему человек такого круга, как Вадик, стремился к общению со мной. Мы были совершенно разными — и внешне, и вообще. Он — высокий, накаченный, с офигенной машиной и крутыми друзьями, одетый с иголочки, любитель потусить, и я — обычный девятнадцатилетний парень, не блещущий ни умом, ни чем-то особенным. Конечно, уродом я себя никогда не считал, и меня моя внешность полностью устраивала… Да и я вполне отдавал себе отчет в том, что нравлюсь девушкам, но при этом умудрялся страшно себя недооценивать во всех других смыслах. У меня было несколько подруг и в школе, и в универе, были и близкие отношения, и секс, и признания, но с Вадимом я совершенно не представлял, как себя вести. Мне хотелось постоянно быть рядом с ним, не важно где: на переменах, на работе, после пар, и я ходил за ним хвостом, понимая, что выгляжу со стороны очень глупо. Но если бы только он дал мне понять, что его это напрягает, или я видел, что досаждаю ему, я б сразу прекратил это дело. А тогда я видел с его стороны некую взаимность, видел, что ему со мной комфортно, и он сам не против нашего общения, поэтому меня это окрылило настолько, что я начал лелеять мысли о том, чтобы увести наши отношения от дружбы к чему-то большему.