Фигуры на доске расставлены. Замерла в ожидании королева, готовая к решительному броску. Бьет в нетерпении копытом взнузданный конь. Безмятежно-спокойна мощная ладья… Выстроен шеренгой ряд солдат-пешек. Именно им начинать. Говорят, что короля играет свита. В шахматах это актуально вдвойне, потому что король – самая слабая фигура на доске, и больше всех возможностей именно у простой пешки – она единственная из всех может измениться, превратившись в любую фигуру, даже в королеву. Ну что же, Е2–Е4 – игра начинается…
Серые тучи застилали синее, как море, небо. Ярко-желтое солнце, похожее на диск, пряталось за массивную пепельную тучу. Ветер дул сильный, развевая, белоснежные локоны девчушки, которая слегка раскачивалась на качелях, смотря заплаканными глазами куда-то вдаль. Опавшие листья танцевали с ветром осенний вальс. Где-то далеко сверкала молния, освещая окружность, грохотал гром. Накрапывал дождик, который постепенно превращался в ливень. Но тринадцатилетняя девочка не собиралась возвращаться домой, хоть и слышала, как мама звала её домой. Холод продирал до костей, но Энн продолжала качаться, злясь на отца, которого постоянно нет дома, на саму себя, ибо каждый вечер наивно его ждала, но кроме матери и брата никого рядом не было. На улицу вышел мальчик, оглядывая взглядом детскую площадку в поисках сестры. Он заметил, как ее волосы играли в игру с ветром, иногда влезая в лицо Энн, сидящей в голубом платье с белым окрасом на кромке подола; ее сандали в некоторых местах были порваны, однако девчушка старательно скрывала о ноющих мозолях. Адам слегка улыбнулся и побежал вдоль тропы смешанной с грязью к ней. — Энни, мама волнуется… — Адам замолчал, когда, остановил качели, он увидел, что сестра смотрит на него заплаканными глазами. Он единственный мужчина в доме, поэтому дал клятву себе, что всегда будет оберегать маму и сестрёнку. К сожалению, ему пришлось рано повзрослеть. В девять (он старше Энн всего лишь на пятнадцать минут) лет Адаму пришлось забыть о детских забавах и развлечениях. На его плечи лёг груз ответственности за себя, за Энни, за маму. — Ты опять плакала? — Миллиган подошёл вплотную к девочке, взяв ту за правую руку. Энни шмыгнула носом, слегка опустив голову, кивнула. Он ненавидел отца, который удосуживался приезжать только раз в год: на их день рождения, а потом снова пропадал. Мальчик провел ребром ладошки по щеке сестры, стирая оставшуюся влагу, а после обнял ее. — Я всегда буду рядом. — Обещаешь? — вновь шмыгает носом Энни, утыкаясь им же в шею брата, прикрыв глаза. Плакать больше не хочется, когда рядом находится самый близкий человек. — Обещаю, Цветочек, — от такого милого прозвища сказанного братом, Энни хихикнула и чмокнула его в щеку. Адам улыбнулся, потрепав её по волосам. — Идём домой, скоро начнётся сильная гроза. Энн спрыгнула с качели, взяв за руку Адама. Дети побежали домой, где Кейт ждала их на кухне, чтобы угостить вкусным ужином.***
Последняя тарелка домыта. Энн выключила кран и вытерла мокрые руки о подол фартука на коим виднелись большого диаметра пожелтевшие пятна. Выйдя с кухни, направилась к барной стойке. Сегодня барменом работал Рик, единственный приятель в этом городе, с которым можно круто оторваться и поплакаться в жилетку. Он позвал девушку за собой, выйдя на улицу. Посетителей почти не было, да и к тому же ее смена скоро кончится, если быть точнее, то через двадцать минут. Как только блондинка открывает дверь бара, зябко ёжится: сейчас она, со спутанными влажными волосами, усталым взглядом, выглядит, как нахохлившийся воробушек. Очень заебанный нахохлившийся воробушек, если быть совсем уж честной. Бесшумно ступая по асфальту, Энн приближается к Рику, а затем с некой долей скептицизма и удивления поднимает бровь, когда видит протянутую пачку сигарет. С времён бурной юности, когда старшеклассники собираются за школой, чтобы выкурить пару сигарет — а иногда и косяков — она редко когда притрагивалась к табачным изделиям, хотя, казалось бы, почему бы и нет? Иногда можно позволить себе такую шалость. Так что, мудаки, что составляют и клеят «устрашающие» таблички на пачках сигарет, выкусите, курение нихрена «не вредит» её здоровью. Возможно, даже напротив — помогает выжить. Миллиган хмыкает, а затем вытаскивает из протянутой пачки сигарету, щёлкает позаимствованным у приятеля, прикуривает и не без наслаждения выдыхает дым. Даже никотин, чтоб его, не настолько горький, как её собственная жизнь. Как она сама. Сделав затяжку, Энн достала телефон, надеясь на то, что хотя бы у одного из Винчестеров проснется совесть, и, наконец-то, ее перестанут нагло игнорировать. Но нет, ни одного пропущенного, не сообщений. Девушка фыркнула, убирая бесполезную вещь подальше от греха. Очередная продолжительная затяжка, к которой не хватает немецкого коньяка. — Не перезвонил? — интересуется Рик, заранее зная ответ. Энн как-то будучи пьяной излила ему душу (о чем она сейчас очень сильно жалеет), естественно, упустив много нюансов, но суть он понял: некогда пропавший брат нашёлся, а два других злых — не позволяют ей видеться с третьим. Чертовщина какая-то. — Ну разумеется, ты не хочешь пытаться помнить прошлое, избавиться от воспоминаний ведь куда проще, чем научиться жить с ними, — пора ей мозги на место вставить. — Не беси меня, — злится девушка, холодно смотря на парня, — не тебе меня учить, ты многого не знаешь… — Будем тяжёлым прошлым мериться или ты, наконец, поймёшь, что от самой себя не сбежишь? — перебивает Рик, слегка повысив тон, — ты хочешь забыть не только свою боль, Энн, ты хочешь забыть всё хорошее, что когда-либо случалось с тобой. Оно того стоит? — Отвали, — рычит Миллиган, — я в психологе не нуждаюсь, иди посетителям промывай мозги, а меня не трогай. Рик ушёл, потому что слова девчонки обидели его, ведь эта дурочка не понимает, что, проработая с ней год, она стала ему, как родная, и он просто-напросто волнуется за неё. Только вот есть глобальная проблема: Энн не подпускает людей к себе. Миллиган делает очередную затяжку и выдыхает в сторону дым, смотря вслед собеседнику. Вообще-то, Рик отчасти прав, и в целом довольно точно описал её чувства, но она это не признает. Просто потому, что это будет означать её поражение. Она вздрогнула и обернулась, когда услышал мотор подъезжающей к бару машины. «Импала. Винчестеры», — мелькнула мысль. Твою мать. Сознание решило сыграть с ней в злую шутку, раз сразу же подбросило воспоминание о том, как отец учил водить Импалу Адама, а она в это время сидела на заднем сидении, слушая классический рок. В груди больно кольнуло в районе сердца, а в глазах предательски защипало. Не сейчас. Энн встряхнула головой. Что эти уроды забыли здесь? Винчестеры собираются идти в сторону бара, а ей захотелось спрятаться. Энн целый день ждала от них весточки, а когда столкнулась носом к носу, решила сбежать, как последняя трусиха. Нелогично, да, но ещё одного психологического разговора сегодня она не выдержит. Энн заметила, как её руки слегка дрожали, нервы ни к черту, а не докуренная сигарета давно выпала. В городе столько баров, а им нужно было именно сюда тащиться? Бурлящие эмоции, застилающие разум и не дающие ясно мыслить, боль, душевная и физическая, рвущая на части и заставляющая до кровавых следов сжимать кулаки и закусывать внутреннюю сторону щеки, чувствуя металлический привкус, замешательство, предательство, ярость, чувство врезающихся в бледную кожу лезвии ножа — и всё это может отобразить всего одно слово, оно говорит о стольких вещах таким малым количеством букв. Блять. Энн дёргается, почувствовав прикосновение холодного метала к своей шее, сжимает зубы и вздёргивает голову вверх. Винчестер-старший недоверчиво пронзал девушку своим взглядом, слишком много раз в последнее время нечисть притворялась членом его семьи. Очередной демон, перевертыш, гули? Он отчётливо помнит, как Энн в тот день чуть ли не кричала, что только через собственный труп с ними пересечется (собственно, поэтому он игнорировал звонки и сообщения от Энн, думая, что очередной развод). Миллиган почувствовала жгучую боль в руке. Косо посмотрев на нее, увидела небольшой порез, из которого сочилась кровь. Что за? Посмотрев вновь на Дина, она получила подарок в виде святой воды в лицо. Вот только девушка не задымилась дымом, да и в оборотня не превратилась. Это был «ритуал» проверки на нечисть. Однажды она уже проходила подобное, словно это было вчера. В тот день Энн, как полчаса назад сошла с самолёта (на пару недель девушка отправлялась к тете в другой штат) и шла по родному городу домой. Один звонок, и весь её мир отправился в Тартарары. Слезы до сих пор текли по щекам, обжигая кожу. Зайдя в дом, ноги девушки подкосились, увидев трупы мамы и брата. Конечно, она им тыщу раз звонила, но трубку никто не брал, а подумать, что они мертвы, и в голову не пришло. Сглотнув, Энн на ватных ногах подошла к трупу старшего брата, ибо труп матери выносили на носилках. Присев на корточки возле Адама, она коснулась пальцами щеки брата. — Ты же обещал всегда быть рядом… Ты обманул меня, — прошептала девушка, закрыв глаза. Адам… Она его потеряла… навсегда. Миллиган-младшая задыхалась от слез, сжимая руку брата. Почему он? Адам должен был познать все прелести взрослой жизни: учёба в универе, первая любовь, семейная жизнь… Так нечестно, мать вашу! Почти все покинули дом, кроме двух федералов. Они переглянулись и подошли к ней. Вопрос, который один из них задал, убил ее наповал. — Твой парень? — спросил тот, что повыше. Энн вытерла слезы левой рукой и обернулась, не отпуская руки Адама. — Брат, — тихим голосом прошептала. С этого момента и началось все веселье. Мужчина зарычал, который сильно напугал девушку. Он взял руками ее за воротник рубашки и поднял с пола одним рывком, словно девушка — кукла. Он что-то прошептал, но ей хватило сил только разобрать «достала нечисть поганая». Ее не хило прижали к стене, об которую ударилась головой, и стали поливать водой из флакона. Ничего не произошло, но вот капельки стекающее по лицу попали в рот. На вкус обычна вода. Мужчина выпучил глаза и обернулся к другому, пониже ростом, сказав, что она — не демон. Чего-чего? Какой к черту демон? Второй не менее странный тип пожал плечами и сказал, что она, возможно, и вправду приходится сестрой Адама. Высокий отошел от неё, подошел к тому и стал что-то кричать. Энн скатилась по стене. Откуда они знали ее брата? Кто они, черт возьми, такие? Миллиган закрыла лицо руками, глубоко вздохнув. Слезы кончились, просто устала плакать. Девушка чувствовала себя разбитой, словно ее сердце вырвали. Она была опустошена, чувства все больше и больше накалялись, так и хочется нажать на рычаг и отключить их. Больно, адски больно в груди. Застрял ком в горле. Послышались шаги в ее сторону, но не обращала внимание, пустым взглядом смотря на труп Адама. Это ведь сон, не так ли? Кто-то опустился возле нее на корточки. Энн подняла глаза, увидев другого агента, который по-доброму улыбнулся, а тот (высокий) недоверчиво и с некой злобой смотрел в ее сторону. Миллиган закатила глаза, громко фыркнув. Даже в таком положении не утрачивая гордость и силу духа. Что же, признаться честно, она совершенно не удивлена, такого поведения от Винчестеров следовало ожидать. — Энни? — удивился Винчестер-старший. Она поморщилась, ибо никому не позволено так к ней обращаться, кроме Адама, разумеется. — Вы всегда сначала нападаете на людей, а после выясняете кто это? — в который раз её сегодня злят? Энн с трудом, но скидывает со своей шеи руку Сэма с ножом, которые как ни в чем не бывало стоял сзади девушки. — Прости… — попытался извиниться Сэм, однако Дин его перебил. — Следишь за нами?