Бессилие всесильных

      Черная карета без опознавательных знаков, с задернутыми наглухо окнами, катила по дороге в Санли.       Кардинал, сквозь маленький просвет между занавесками, наблюдал за знакомым пейзажем, проплывавшим мимо. На Ришелье был черный камзол с серебряным позументом, просторный черный плащ и высокие сапоги из тончайшей кожи. На груди кардинала на длинной золотой цепочке висел большой крест, украшенный драгоценными камнями.       Напротив Его Преосвященства сидел Рошфор, чьи глаза рассеянно следили за пробегавшими мимо просторами Франции. Граф старался не встречаться взглядом со своим покровителем.       Через два часа карета подъехала к глухой каменной ограде, увитой плющом. Внутрь двора вела маленькая старая калитка, которая запиралась на ключ. Но, когда кардинал в сопровождении Рошфора приблизился к ней, калитка отворилась, и Его Преосвященство встретила аббатиса Фредерика Лакло. Она присела в легком реверансе и поцеловала обтянутую черной перчаткой кардинальскую руку. Не произнося ни слова, все трое направились к главному зданию монастыря.       Рошфор любовался чистой и уютной территорией двора с маленьким садом, где цвели десятки самых разных цветов. Выложенные песчаником стены монастыря и зелень увивавшего их плюща превращали эту маленькую скромную обитель в царство света. В этой обстановке особый контраст создавал Ришелье, чьи черные одежды и суровое лицо выбивались из идиллической картины.       Пройдя по многочисленным коридорам, все трое подошли к деревянной двери, которая вела в келью.       - Оставьте нас, - приказным тоном, сказал Ришелье, взявшись за массивную ручку двери.       На мгновение он заколебался, но тут же вошел в келью.       На стуле, посреди маленькой, аскетично обставленной комнаты, сидела худенькая девушка. На вид ей было около 27 лет. Одета она была в простое белое платье, которое гармонично смотрелось на фоне ее бледной кожи. Слегка вьющиеся пепельные с рыжинкой волосы свободно ниспадали на плечи. Ее большие, бледно-голубые глаза были устремлены куда-то в пространство.       Кардинал плотно затворил за собой дверь. На его появление девушка никак не отреагировала. Кошачьим шагом Ришелье приблизился к ней и мягким, тихим голосом позвал:       - Николь*...       Девушка осталась сидеть неподвижно. Кардинал опустился на колени прямо перед ней и сказал:       - Это я, Арман...Твой брат...       Он взял ее худые руки в свои и начал нежно их гладить.       - Я так скучал по тебе...Как ты?..Тебе нравится здесь?..Мать-настоятельница сказала, что ты была такой умницей все это время...Я так горжусь тобой...Смотри, что тебе привез наш старый друг Фабри...       Ришелье надел ей на шею медальон. Николь не реагировала на его слова. Ее взгляд оставался таким же безучастным и пустым.       - А помнишь, как таким же летним днем я, ты и Жан ходили запускать воздушного змея? Ты еще тогда сказала, что он похож на огромную белую чайку...А потом мы сидели у реки и пытались угадать, кто пройдет по мостику следующим: мужчина или женщина...       Николь вздрогнула, как будто ее на мгновение вернули к жизни старые воспоминания из детства. Но тут же вновь стала отрешенной.       Кардинал чувствовал, как его начинают душить слезы.       - Милая...Милая моя Николь...Моя девочка...       Ришелье больше не мог сдерживать себя. Его сотрясали молчаливые рыдания. Он, обливаясь слезами, целовал руки и глаза любимой младшей сестры, которая уже пять лет как погрузилась в апатию, граничащую с безумием. Он отдал бы все на свете, чтобы вернуть прежнюю жизнерадостную Николь, но никакая власть, никакое золото не могло купить ей выздоровление.       Любая его воля могла быть сию же минуту исполнена, любой приказ, любое желание...Но Всесильный кардинал был бессилен помочь любимому, единственному родному существу на свете...       Кардинал был бессилен...       Ришелье так и продолжал стоять перед ней на коленях, а Николь все смотрела прямо перед собой невидящим взглядом. Их освещал луч приглушенного солнечного света, который проникал в келью через единственное маленькое окно.

* * *

      Рошфор уже второй час бродил по монастырскому саду, когда дверь в дормиторий отворилась и на пороге показалась черная фигура Ришелье. Он обменялся парой фраз с аббатисой, а затем передал ей большой золотой перстень с бриллиантом, который снял со своей руки. Фредерика Лакло с поклоном приняла его, стараясь не смотреть на мертвенно бледное лицо кардинала.       Всю дорогу до Парижа Его Преосвященство не произнес ни слова. Погруженный в себя, он сидел, глядя куда-то вниз.       Сквозь маску холодности и бесстрастности были видны серо-голубые глаза, выражавшие затаенную, безмерную скорбь души.