Наследница по прямой

- Инструмент? – Руперт старательно вспоминал. – Да, мы его впервые увидели во время той прогулки по Берну. И ты сказала, что такие же подсвечники были на пианино у тебя дома. Ты не плакала, но слёзы стояли у тебя в глазах. Я помню. – Он с нежностью посмотрел на маму. – Тогда, отведя тебя в школу, я снова вернулся и разговорился с владельцем магазинчика. Имя в мире антиквариата у меня уже сложилось, поэтому было достаточно моей визитки, чтобы развязать ему язык. Он и рассказал, что этот товар он получил от своего племянника, который в годы войны работал, ну – скажем так – в трофейной команде. Поэтому и его дядюшке время от времени перепадали интересные вещички, утаённые от начальства. - Но ведь этот инструмент такой большой – как его можно было утаить от других? - А вот тут и было нечто странное и непонятное, как мне рассказал господин Райхнер, тот владелец магазина. POV Горца Негромко звякнул колокольчик над дверью небольшого антикварного магазинчика «Райхнер и Ко». - А-а, вот и Вы вернулись, верно, приглянулся инструмент Вашей девочке, - улыбнулся хозяин, ещё крепкий мужчина лет пятидесяти, склоняясь в дежурном приветствии. Для меня ещё молодой совсем, про себя подумал я и обратился к нему, доставая свою визитную карточку. Тот, мельком взглянув на моё имя, расплылся в улыбке, повесил в витрине табличку «Закрыто» и предложил мне чашечку кофе - По старинному семейному рецепту, - подмигнул он мне. – Когда-то наша семья держала одну из лучших кофеен в Берне – мы сохранили многие секреты с тех пор. Это только я пошёл по торговой линии, да племянничек… - Он перестал улыбаться и отвернулся. Было слышно, как он скрипнул зубами. – Сгинул в той войне. – И вновь обратился ко мне, профессионально улыбаясь. – Что именно Вас интересует, кроме пианино? - Мне интересно происхождение инструмента, - я холодно улыбнулся, не показывая заинтересованности в покупке. – Есть ли что-то ещё работы этого же мастера? Торговец сразу перестал улыбаться. - Мой племянник, сын моей сестры, Пауль Болл, - он тщательно подбирал слова, - в годы войны он работал в особом отряде. По сбору трофеев. Его туда устроил дядя со стороны отца. Работа хорошо оплачивалась. И нередко он привозил мне вещицы для продажи. Не забывал, впрочем, содрать хороший процент за товар. И те предметы долго не залёживались, пока он не привёз машину, груженную какими-то вещами. Он тогда сказал, что их никто и никогда не потребует обратно, что семья, которой принадлежали эти вещи, отправлена в Берлин по специальному распоряжению рейхсфюрера Германии. - А как это ваш племянник попал в отряд фашистов? - Так отец у него был немцем. Из приличной семьи. Все ещё радовались, что Эмилия вышла за него замуж. Кто же знал, что это всё так кончится? – Хозяин в тоске посмотрел в окно. – Сначала Пауль был в гитлерюгенде, потом - армия. С каждым разом привозил много ценностей – я уже тогда держал этот магазин. Но я аккуратно выплачивал ему комиссионные. – С гордостью сказал господин Райхнер. И тут же опять сник. - Потом он и сам пропал. Уехал – сказал, что там можно обогатиться, где-то в горах. И так и не вернулся. Только и оставил вещи. За прошедшие десять лет мне удалось продать всё, что он тогда привёз. Кроме этого пианино. Оно как будто проклято. - Мужчина поёжился. - Только и ценного, что выглядит старым. Оно расстроено с самого начала. Я уж и мастера приглашал – опытного, из тех ещё старых мастеров. Из прошлого времени. Так он даже не смог найти место, где открыть крышку. Долго ругался на меня. Сказал, что это – обманка. Только выглядит, как пианино. А теперь вот окончательно сломалось. - Странно это. – Я резко встал, прошёл к инструменту. Провёл рукой по крышке, стирая насевшую пыль. Отметил царапины и сколы на передней поверхности. Там, где инструмент пытались открыть, чтобы добраться до струн. Коснулся чуть пожелтевших клавиш. И инструмент отозвался. Не скажу, что я пианист-виртуоз, но за прошедшие столетия сумел нахвататься знаний и умения в разных областях. Так и музыкой не пренебрегал. И на гитаре могу взять пару аккордов, выжимая слезу у экзальтированных барышень, изображая испанского идальго, поющего серенады. И на пианино сыграть несложные пьесы. «С листа». Особенно, если эти листы принесу с собой. Хорошо мне известные произведения, заученные наизусть. Невольно улыбнулся. Дробной россыпью пробежал по клавишам, вспоминая. - Я возьму этот инструмент. Думаю, что за давностью лет к вам не может быть никаких претензий. Но я настоятельно советую вам припомнить, что ещё говорил вам племянник перед отъездом. Где находится этот Клондайк для антикваров? Поднял глаза на хозяина магазина. Тот смотрел на меня, как на призрака. С неподдельным ужасом. - Пауль говорил что-то о ледниках. Что из-за них туда трудно проехать. Поэтому о нём некоторое время не будет ничего слышно. – Почти шёпотом сказал господин Райхнер. – Я поначалу и не волновался. А потом у нас прошёл слух о сильной лавине – как раз в Ледниковом ущелье. Я насторожился. Пауль так и не вернулся. Возможно, что именно под ту лавину он и попал. - Ледниковое ущелье? – Переспросил я. – Это самостоятельное название? Или просто так называют определённое место? - Определённое место, - кивнул тот. – Долина между тремя вершинами – Юнгфрау, Мюнх и Эйгер. Там ледники с гор спускаются прямо в долину. А в самой долине три городка образуют знаменитый курорт Гриндельвальд. - Гриндельвальд? – переспросил я, не ожидая услышать фамилию Розалин, которую отыскал брат Дариус по своим каналам. - Да, три городка – Гриндельвальд, Венген и Мюррен. А курорт один. После войны он стал быстро развиваться. Стал модным местом. Проложили новые канатные дороги. Отремонтировали старую железную дорогу, которая была проложена ещё в годы моего детства. – Он смущённо хмыкнул. - Многие любят отдыхать там, потому что благодаря этим ледникам кататься на лыжах в долине можно в любое время года. - То есть именно в том городке ваш племянник что-то нашёл. А потом не вернулся из второй поездки? Хозяин только кивал. Он был потрясён и даже не взял с меня полную стоимость пианино, махнув рукой. - А-а, я же считал уже его совсем невыгодным приобретением. Жаль, что место занимает. И тяжёлое, а то уже давно бы отправил инструмент в сарай к прочей рухляди. - И у вас совсем ничего не осталось из тех вещиц? – переспросил я перед уходом. Больше для очистки совести. - Ничего, только флюгер. Я его поставил на крыше. Но он, видимо сразу проржавел, не крутится. Только жалобно скрипит, если дует сильный ветер. - Тогда и его продайте – в придачу к пианино. Он был рад избавиться и от флюгера. Только мне пришлось за ним самому лезть. Господин Райхнер сослался на боли в суставах. - Возрастное, - пожаловался он мне. И в ответ на мою ухмылку, заметил. – Вот доживёте до моих лет, молодой человек. Я с трудом удержался от язвительного комментария, что я уже давно пережил его возраст. Всё равно он не понял бы. А радость Розалин при виде инструмента, который она помнила по родительскому дому, затмила все неприятности, сопровождавшие покупку. И флюгер пригодился. Именно его я поставил на крыше дома, который приобрёл мой зять в Коукворте. Опять же – сам залез. И ничего не сказал Розалин. Чтобы лишний раз не бередить ей раны напоминанием о счастливом детстве. Конец POV Горца - Гриндельвальд, - задумчиво произнесла Эйлин, - помню. Он установил в Европе террористический режим, убивал непокорных, иных заключал в построенную специально для этой цели магическую тюрьму Нурменгард. – Она с трудом выговорила это название. - То есть - Гриндельвальд устроил весь этот переворот в Германии. Точнее – он и его организация магов «Ради Общего Блага» стояли за спиной у тех, кто развязал Вторую Мировую Войну. Именно его победил в сорок пятом Альбус Дамблдор, тогда ещё просто профессор Трансфигурации в Хогвартсе. И заточил Гриндельвальда в его же Нурменгарде. - Никогда бы не подумал, что маги и тут приложили руку, - пробормотал Тобиас. – Война – это страшная вещь. А мой отец буркнул что-то неразборчивое. Скорее всего, ему на память пришла фамилия, которой матушка назвала меня после рождения. Да и матушка была белее мела. Эйлин увидела её состояние, вскрикнула, захлопотала, предложила свои зелья. Мама осторожно отвела её руку. Выпрямилась. Собралась с силами. - Должна признаться, друзья мои, - сказала она тихо. – Моя девичья фамилия – Гриндельвальд. Мой отец Патрик – сын того самого Геллерта Гриндельвальда, о котором Эйлин рассказала ужасные вещи. – Голос её окреп. – Но я могу поклясться, что никогда не назову этого человека своим дедом. Ибо именно он причинил моей семье столько зла и боли, что я не могу его простить. Даже спустя столько лет. И она рассказала всем нам ту историю, которую недавно поведала мне. Закончив рассказ, она всхлипнула и спросила папу: - Ты теперь будешь меня ненавидеть? - Да ты что? – с испугом вскрикнул отец. – Я полюбил тебя, а не твоего деда. Да и то, как он поступил с тобой, и меня приводит в ярость. - Согласен, - сказал Тобиас, - дети за родителей не отвечают. Когда-то довелось мне узнать, что Магда Геббельс своей рукой вколола своим девочкам смертельный яд, боясь мести приближающихся русских солдат. А потом и сама покончила с собой. Мне не было жаль эту воинствующую нацистку. А вот девочек мне было искренне жаль. – Он вздохнул, крепко прижимая к себе сына. – Они-то не виноваты в том, что у них были такие родители. А Руперт сидел в глубокой задумчивости. Потом поднял голову, встретился со мной глазами. Слабо улыбнулся. - Вовремя ты надела нам эти браслеты, Лили, - сказал он устало. – Такие тайны – убивают.