Убей своих любимых

      — Сдохни, земноводное! — грубо смеется Бельфегор, смотря в сторону напарника, и, развернувшись, уходит прочь.       — Чтож, — звучит в ответ от лягушонка, без эмоций, как и всегда. — Вы отвечаете за свои слова, семпа-ай?       «Опять он растягивает гласные. Как же бесит! С этой язвой невозможно нормально разговаривать. Не в этой жизни.» Бел через плечо смотрит на иллюзиониста, и губы его растягиваются в широкой улыбке.       — Я бы не говорил их, если бы не отвечал, глупая жаба!       — В таком случае… — Фран закрывает глаза и впервые так искренне, так чувственно улыбается, а затем говорит так тихо, что Белу приходится читать по губам: — Пусть будет по-вашему, семпай.       В руке иллюзиониста появляется стилет — один из многих, которые Бельфегор постоянно кидал в него. Легким движением руки он перерезает себе горло. Кровь течет тонкой струйкой по бледной коже, потом льется ручьем. Франа начинает потряхивать. Не способный держаться на ногах, он падает на землю прямо перед принцем. Бельфегор впадает в ступор. Он никогда не думал, что напарник воспримет его слова буквально.       Тело Франа еще с минуту трясет в агонии, а потом оно замирает без признаков жизни. Даже после смерти с его губ не сходит улыбка, которая сейчас кажется жуткой.       Бельфегор теряет дар речи. Сумасшедший оскал сходит с губ, а на его месте появляются изумление и ужас. Принц терял от радости голову при виде крови, но алая жидкость, что продолжала растекаться вокруг Франа, совсем не радовала его.       — Жаба? — голос звучит надломленно. — Эй, это ни фига не смешно!       Ничего. Ни звука, ни шороха. Вообще ничего. Неужели это не одна из искусных иллюзий его напарника, которыми он вечно издевался над принцем? Бел садится на колени рядом с телом. Неуверенно протянув руку, касается чужого плеча. Настоящий, никакая не иллюзия. Сейчас Бельфегор будто очнулся от долгого сна. Схватив запястье Франа, пытается нащупать пульс, но никак не может его почувствовать.       Принц забывает, как дышать. Нет, его напарник не может умереть так просто. Не может этого быть. Руки Бела начинают дрожать. Насколько можно крепко, он прижимает тело Франа к себе, а на глаза начинают наворачиваться слезы. Это его вина. Он собственными руками убил своего напарника. Убил того, кто был дороже ему любой крови, любых убийств. Дороже его собственной жизни, которая в одно мгновение перестала иметь хоть какое-то значение.       Бельфегор просыпается в холодном поту. Снова этот сон. Сколько раз он уже видел его? Десять? Двадцать? Бел уже сбился со счета.       Принц садится в кровати и хватается за голову, тяжело дыша. Пульс его зашкаливает, сердце бьется в бешеном ритме, руки лихорадочно трясутся, и Бельфегор понятия не имеет, как это остановить и возможно ли это вообще.       Это случается уже не в первый раз. Так бывает после каждого их задания. Бел каждый раз говорит эти слова и каждый раз боится, что Фран повинуется им. Он и сам не до конца понимает, почему все это происходит, и почему именно с ним. Он говорит Франу это не от ненависти. Он просто хочет держать лягушонка от себя подальше, чтобы не стало еще хуже.       Бельфегор пытается восстановить дыхание. Плохо выходит. Все попытки успокоиться проваливаются с треском, не успев даже начать осуществляться, но Бел старается помочь себе изо всех сил. Он начинает приходить в себя, несколько раз глубоко вдохнув, и, протерев ладонями покрасневшие от недостатка сна глаза, смотрит на электронные часы на рядом стоящей тумбочке. Белые угловатые цифры на черном дисплее показывают 3:27. Снова Белу не выспаться: теперь он не сможет уснуть, окутанный волнующими его мыслями. Отлично, просто прекрасно!       Не проходило ни дня, чтобы Бел не думал о том, что с ним случилось. Не знающий его человек ничего не заметил бы, но те, кто уже много лет живут с принцем под одной крышей, сразу поняли, что что-то в нем изменилось. Вечно неугомонный и едва ли не сумасшедший раньше, теперь он почти всегда был тихим и злым. Теперь прежнего Бельфегора можно было увидеть лишь на заданиях. Только тогда и показывалась его истинная натура маньяка-убийцы. Но стоило всему закончиться, как перед отрядом представал мрачный тип, готовый убить тебя в любую минуту просто за то, что ты дышишь. И никто даже предположить не мог, почему и без того весьма неприятная натура стала еще менее приятной. Кроме самого Бела.       Лучшее средство сейчас — холодный душ. На пути к ванной принц снимает с себя одежду, пропитанную чьей-то кровью, в которой вчера случайно уснул; кидает ее на пол, кресло, тумбочку — куда придется. Усталость. Как же Бельфегор устал просыпаться каждую ночь задолго до восхода солнца и продолжать свое жалкое существование без крохотной надежды на душевный покой. Под его глазами уже давно красуются синяки от ставшей привычкой неспособности уснуть после слишком раннего пробуждения. Повезло, что их скрывает челка.       Бел никогда не думал о Фране, как о человеке, в которого можно влюбиться. Он вообще никогда ни о чем таком не думал. Это началось совершенно внезапно после того, как Мармон, воскрешенный Юни, назвал Франа жалкой заменой ему самому. Бельфегор в тот день разозлился не на шутку, что было неожиданно даже для самого принца. Потом он начал приглядываться к своему напарнику. Со временем это переросло в зависимость, и, сколько бы сам Бел не сопротивлялся, он никак не мог выкинуть юного варийца из головы. А потом все стало так, как сейчас.       Холодные потоки воды разбиваются о горячее тело, смывая засохшую кровь и напряжение. Принц стоит, подставив лицо под воду, лишь иногда жадно ловя ртом воздух. Сонливость медленно проходит, уступая место безразличию. Хоть это чувство его не покидает, оставаясь верным ему до самого конца. Но Бел чувствует себя лучше, чем пару минут назад.       Бельфегор неохотно подходит к зеркалу. Поднимает намокшую челку. И правда, глаза его выглядят просто ужасно. Давно Бел не доводил себя до такого жуткого состояния. Ему самому больно смотреть, во что он себя превратил из высокородного принца. Но что поделать, иногда приходится мириться с реальностью.       Выходит из ванной. 4:15. Быстро, однако, летит время. Но до пробуждения Луссурии ждать еще как минимум два часа, Скуало проснется к восьми, а босс запросто может проспать до обеда. Делать в любом случае нечего. Надев форму, Бел выходит из комнаты. Тишина. В коридорах замка горит приглушенный свет настенных светильников, едва освещая путь, но Бельфегор уже выучил наизусть каждую мелкую неровность и изгиб ковра, так что ему не нужно и этого, чтобы найти дорогу к выходу. Принц идет по коридору, спускается в холл, осторожно приоткрывает дверь и уходит.       На улице темно. Звезд не видно за плотным занавесом облаков. Но без лишнего света даже лучше, и Бел, с легкостью отыскав нужную тропинку недалеко от замка, заворачивает на нее. Хруст сухих веток под ногами разносится по всему лесу. Бельфегору нравится, что на километры вокруг он окружен лишь старыми деревьями, и никого здесь, кроме него, нет. В последнее время принц подружился с одиночеством и тишиной. Это было чем-то странным, но в то же время нормальным и почти не пугало.       Бельфегор выходит к большому озеру посреди леса. Он часто бывает здесь, это место приносит умиротворение в его беспокойную душу. Темная вода легко поблескивает в блеклом свете луны, едва различимой за густыми тучами. Принц подходит ближе и ложится на берег совсем рядом с водой.       Запах свежей травы ненавязчиво разносится вокруг. Бел вытягивает ноги так, что вода затекает в сапоги и безжалостно мочит ступни. Холод растекается по всему телу, на какое-то время отвлекая от всех остальных мыслей, заполнивших голову принца. Понимание, что после подобных водных процедур будут проблемы со здоровьем, придет позже. Главное, что сейчас ему хорошо.       Он не думает ни о чем. Собственно, для того Бел и приходит сюда: чтобы не думать. Здесь нет уже порядком надоевших повседневных забот, нет специальных заданий, требующих обдумывать и анализировать каждую незначительную мелочь. Нет тех, о ком просто думалось. Это место полностью расслабляло разум, даря возможность отдохнуть от обычной суеты. Свежий воздух, не нагруженный табачным дымом и запахом спиртного и других горючих жидкостей, позволял вздохнуть глубже. Потому Бельфегор и любил это место.       Принц лежит так, пока не начинает светать. Он равнодушно смотрит в небо, меняющее свои оттенки с иссиня-черного на багряно-красный. Лишь когда солнце выглядывает из-за горизонта и день медленно оттесняет ночь, Бел с тяжелым вздохом поднимается и направляется к замку.       Он медленно шел по знакомой тропинке. Как же ему не хотелось возвращаться: не хотелось снова оказываться под натиском рутинных проблем и скучных бумажек. Выйдя на выложенную гравием дорогу, он останавливается. В некоторых окнах замка уже горел свет: холл, кухня, комнаты Луссурии и капитана, некоторых младших офицеров. Что очень радовало, лягушонок еще спал. Меньше всего Белу хотелось видеть его сейчас. Еще меньше хотелось, чтобы напарник видел его таким.       Оставляя за собой мокрые следы, Бельфегор ударом ноги открыл дверь и вошел в замок. Это не скрылось от зорких глаз Скуало, сидевшего на одном из диванов в огромном холле. Обычно капитан находился здесь по утрам, когда никто еще не проснулся, и можно сидеть в просторном месте, а не в своем душном кабинете. Встреча с капитаном Бела не обрадовала.       — Где ты шлялся, кусок мусора? — раздраженно прорычал Суперби, откладывая документы, которые только что читал.       Не удостоив его ответом, Бельфегор сел рядом и откинулся назад.       — Я, что, со стеной разговариваю? — Капитан повысил голос, не дождавшись ответа.       — Не ори, — устало произнес принц, отстраняясь от шумного варийца. — То, что мы с тобой не спим, не значит, что нужно будить других.       — Не переводи стрелки, — нисколько не снизил тон капитан и добавил, возвращаясь к работе: — И протри, где наследил, да ботинки поменяй. Не хватало тратиться на лекарства для таких отбросов.       Бел его не слушал. Для того, чтобы вытирать пол, здесь есть обученные этому люди, а лекарства он и сам был в состоянии себе купить. Скуало продолжал бубнить что-то себе под нос о том, как ужасна его работа, и как он ненавидит босса за то, что заставил выполнять ее с утра пораньше. Только когда военный командир ушел, собрав все бумажки в одну кучу и захватив с собой, Бел позволил себе тяжелый вздох. В холле повисла тишина, нарушаемая лишь дыханием, да и та ненадолго.       — Что это вы такой хму-урый, семпа-ай? — Ну почему сейчас? Почему именно тогда, когда принц наконец перестал о нем думать? — Неужто… нашей маленькой принцессе приснился кошмар?       Бельфегор до боли сжал зубы. Секунда, и в сторону Франа летит стилет. Бел не целился в него. Так, припугнуть хотел. Но он попал. Тонкий порез украсил правую щеку, начав слабо кровоточить. Бел со злостью посмотрел на напарника, прямо в глаза, и уловил в них мимолетные эмоции. Удивление и испуг. Не ждал? А стоило бы.       Бел давно научился различать чувства Франа в самых незаметных их проявлениях, будь то движение бровью или взмах руки. Ничто не могло от него скрыться. Он выучил весь спектр эмоций, который можно было различить в этих глазах. Лишь радости Бельфегор никогда не замечал. Это чувство никогда не появлялось на его лице даже мимолетно.       Фран долго всматривался в челку принца. Очень уж хотел разглядеть глаза. Капли крови стекали по его щеке, падая на пиджак и расходясь по и без того темной ткани еще более темными пятнами. Это зрелище не приносило Бельфегору ожидаемого удовольствия, и он поспешил отвернуться. Опять он ранил лягушонка. Опять.       Сзади послышались тихие шаги, направляющиеся в его сторону. Бел наблюдал, как иллюзионист подошел к дивану напротив и мягко сел на него. Фран открыл принесенную с собой книгу и начал читать примерно с середины, а для принца осталось загадкой, почему его напарник решил почитать именно здесь. Он мог лишь предположить, что у них с капитаном одна причина на двоих.       Сейчас Бельфегор мог видеть все. Он видел, как изумрудные глаза стремительно бегают по строкам. Как подрагивают пушистые черные ресницы, когда Фран моргает. Как спокойно он дышит. Как тонкие бледные пальчики перебирают потертые страницы. При желании можно было заметить даже то, как расширяется и сужается зрачок. Для Бела все будто происходило в замедленной съемке, отчего становилось не по себе.       Бельфегор пристально разглядывал каждый сантиметр кожи, каждую складку на одежде напарника. Попроси его кто-нибудь, он описал бы Франа в мельчайших подробностях хоть через десять лет. Он искренне надеялся, что зеленоголовый ни о чем не догадывается. Ни о том, что Бел каждый раз прожигает в нем дыру глазами, когда тот появляется в поле зрения принца. Ни о том, что каждый раз, когда Бел срывается на грубость, ему хочется обнять лягушонка и сказать «Прости». Ни о том, что чувства принца уже давным-давно переросли обычный интерес.       Большие напольные часы, купленные очень давно где-то на распродаже устаревшего барахла, показывали без трех минут семь. Только сейчас Бельфегор задумался. Почему лягушонок не в постели? Ведь когда принц возвращался, свет в его комнате не горел. Этот вопрос начал терзать Белу мозг. Невыносимо хотелось спросить, но принципы и королевская гордость… Будь они неладны!       Холл начал медленно заполняться людьми. Летящей походкой вниз спустился Луссурия, мурлыкая себе под нос какую-то песню. Бросив короткое утреннее приветствие, он скрылся в кухне, откуда через пару минут вышел уже с двумя кружками чего-то горячего и ароматного. Громко хлопнув дверью, из спальни босса вылетел злой Скуало, матеря Занзаса как в последний раз. Развалившись на своем прежнем месте, капитан в пылу злости пнул стол, отчего тот отъехал на приличное расстояние, царапая стальными ножками деревянный пол. Туда-сюда ходили рядовые солдаты, перенося с места на место отчеты, платежки, чьи-то вещи. Некоторые бездельно маячили перед глазами, вызывая лишь приступы раздражения.       — К завтрашнему дню надо сдать развернутый отчет о вашем вчерашнем задании, — усмирив свой гнев, капитан обратился к Белу. — Сколько человек убито, сколько из них — Хранители колец и так далее по списку. Как обычно. В конце подписаться не забудьте. Оба. Чтобы не пришлось переделывать все, как обычно.       О, да, вчерашнее задание. Бельфегор помнил его лучше, чем хотелось бы. Он собственными руками перерезал больше трех сотен представителей вражеской семьи. Самоуверенная семейка, оказавшаяся всего лишь сборищем какого-то сброда, решила выступить против альянса и заплатила за это соответствующую цену. Но особенно четко принц запомнил совсем другой момент. Тот, когда он в очередной раз сорвался на Франа. Лягушонок начал язвить и доставать его — ничего нового. Бел не контролировал то, что говорил и делал, но отлично все помнил, поэтому ему оставалось только вспоминать произошедшее и прятать совесть в дальний ящик.       — Кстати, Фран. Кто тебя располосовал? Час назад пореза не было. — Скуало пригляделся к иллюзионисту. С чего-то в нем вдруг проснулся «материнский инстинкт» и интерес к таким мелочам.       Фран вытер рукавом выступившие капли крови и перевел взгляд на Бельфегора. Тот смотрел в потолок, а после слов Суперби начал сверлить глазами лягушонка. Фран вновь уставился в книгу и без всяких эмоций произнес:       — Ваша ма-ама.       Капитан вновь вспыхнул злостью, с угрожающим видом отрываясь от дивана.       — Еще раз что-то подобное вылетит из твоего рта, я проведу симметрию и отправлю твой дух к праотцам!       Бельфегор подорвался с места вслед за капитаном и, схватив Суперби за волосы, прижал стилет к его горлу.       — Это могу сделать только я, уяснил? — зашипел он.       Только лезвие коснулось шеи, как в ту же секунду на ней выступила кровь. Шокированный поведением варийского гения, Скуало округлил глаза, злясь еще сильнее, и уже поднял на него меч, чтобы поставить принца на место, но его окликнули.       — Капитан. — У лестницы стоял рядовой солдат, с некоторой опаской наблюдая за происходящим. — Босс хотел вас видеть.       Будто в подтверждение его слов в глубине коридоров прозвучал выстрел, а с потолка белой пудрой посыпалась штукатурка. Прибывающий в ярости Суперби на этот раз был вынужден отступить. Оттолкнув руки принца, он поправил волосы и презрительно фыркнул.       — Советую тебе больше так не делать, — все еще злясь, произнес он и быстро поднялся по лестнице. Рядовой последовал за ним.       Бельфегор проводил капитана рассерженным взглядом, а потом незаметно перевел его на напарника. Фран, не подозревая, что глаза Бела сейчас направлены на него, не пытался скрыть удивление. Он вжался в спинку дивана и наблюдал за Бельфегором. Лягушонок впервые видел, чтобы принц вел себя так, а Бел даже подозревать не мог, что это поразило Франа до глубины души.       Взяв себя в руки, Бельфегор поспешил уйти. Находиться один на один с Франом было для него просто невыносимо. Тем более после подобных заявлений.       — Семпай, — еле слышно прозвучал голос лягушонка, когда Бел уже шагнул на первую ступень лестницы. Сейчас в его голосе не было привычной издевки.       Бел остановился. Этого. Именно этого он боялся все это время. Этой то ли жалости, то ли беспокойства, а может, и вовсе чего-то еще, о чем Бел даже не подозревал. Все это могло с легкостью растопить его сердце или, наоборот, сломать его до конца. Ни того, ни другого Бельфегор не хотел.       Вырвавшись из собственных мыслей, принц поднялся наверх, оставляя Франа одного. К горлу подступил ком, и Бел начал задыхаться. Ему был просто необходим свежий воздух. Вот уже кончилась лестница, за ней длинный коридор, еще несколько ступеней в башне — и он уверенно распахнул дверь на крышу. Воздух тут же мощной волной ударил в лицо, ероша непослушные волосы. Бельфегор глубоко вдохнул его, пытаясь остудить разум.       Осеннее небо плотно укуталось серыми тучами, не давая шанса даже крохотному лучику света проникнуть сквозь них. Мрачно, но красиво. Такая погода держалась уже вторую неделю, если не дольше. В последнее время не было ни одного ясного денька, что ни у кого не вызывало удивления. Обычная осенняя погода, не более того.       Бельфегор стоял у самого края, держась за парапет, и смотрел вдаль. Просторный лесной массив, где-то очень далеко сталкивающийся с небесной гладью, простирался на многие километры. На его фоне блестели купола небольшой церквушки, не так давно построенной недалеко от замка. Бел бывал там. Каждый раз он садился у самого выхода и безвольной куклой сидел, слушая длинные проповеди пастора. И, как ни странно, это успокаивало и позволяло на время забыть о надоедливом лягушонке. Черт! И что в нем такого, что принца так тянет к нему?       Бел тяжело вздохнул и выпрямился. Жить так стало слишком сложно. С этим определенно надо было что-то делать. И Бельфегор догадывался, с чего начнет.