Вечно юные

Шэй прислушался к звукам леса и сощурился, пытаясь отыскать брата среди негустой пожухлой листвы, но даже так эта задача была не из легких. Ветер трепал ветки, лес шептал, мешая уловить передвижения Лайама. Тот был где-то совсем рядом, возможно, сам следил за Шэем откуда-то. Шэй решил, что лучше перемещаться, чем стоять на одном месте, и легко сорвался с места, как будто вспорхнул. Он ловко забрался на склоненный голый ствол, замер на самой вершине и огляделся. Мир вокруг потерял краски, лишние звуки приглушились. Шэй повертел головой, похожий в своих движениях на хищную птицу. Голубоватая тень мелькнула внизу. Шэй уловил ее краем глаза и тут же бросился вниз, с силой отталкиваясь от дерева. Шэй упал на Лайама сверху, но потерпел неудачу. Брат извернулся, ловко оттолкнул Шэя, и тот упал, извозившись в мокром снегу. Белые мокрые комья налипли на одежду, волосы. Шэй быстро вскочил с дикой улыбкой и опять бросился на брата. Они шутливо боролись так несколько минут, пока Лайам не смог удачно увернуться, схватить Шэя и повалить его в снег. Он оказался сверху, птицей навис над младшим ассасином. Тот вперился взглядом в лицо брата. Глаза Лайама горели азартом, светились изнутри энергией и жизнью. Шэй ощутил его тепло даже сквозь одежду. Спину обжигал мокрый снег, пропитывал ткань, и влага вскоре добралась до кожи. Шэй собрался с силами и дернул Лайама вбок, перекатился, оказываясь сверху. Он сжал пальцами плечи Лайама, низко склоняясь к его лицу. Холодный ветер заставил поежиться, мокрую кожу обдало волной дрожи. Дикие улыбки обоих потухли, исчезли в тяжелом дыхании. Шэй склонился еще чуть ниже, ловя дыхание брата. — Ну вот, — буркнул Шэй недовольно, — я из-за тебя замерз. — Конечно, всегда я виноват, — выдохнул Лайам с тем же недовольством, протянул к Шэю руку и зарылся затянутой в перчатку рукой в его волосы. — Кто меня в снег кинул? — Кто на меня сверху прыгнул? Шэй не ответил. Он наклонился ниже, повинуясь тяжелой руке на затылке, и выдохнул в теплые губы напротив. Лайам мягко оттолкнул его через некоторое время и заставил встать. «Заболеешь еще», — с усмешкой сказал он. Шэй заворчал, отряхиваясь, становясь похожим на мокрого недовольного птенца. Лайам улыбнулся, мягко, нежно, и потянул брата за собой. Вечер спустился неожиданно, как всегда бывает даже во время ухода зимы. Пусть снег уже таял, было почти что тепло, но сумрак падал внезапно, как пикирующая птица. Он забирал свет дня, окрашивал мир в грязно-синий и отражался на пропитанном водой снегу. Одежду пришлось снять и развесить на ветках. Оставшись в штанах, Шэй сел поближе к разведенному костру, поворачиваясь то одним, то другим боком. Закончив со своей одеждой, Лайам опустился рядом, подрагивая, облокотился на него, и, даже несмотря на окружающий холод, тело Лайама оказалось горячим. Шэй шумно выдохнул, закрывая глаза. — Вот заболею, будешь меня выхаживать. — До сих пор я виноват? — фыркнул Лайам в ответ. — Естественно. Лайам хмыкнул и склонил голову, ткнувшись носом во влажные волосы брата. Они сидели вот так, грея друг друга, пока одежда не подсохла, чтобы надеть хотя бы рубашки. Остальное они постелили на землю почти вплотную к костру и легли уже глубокой ночью. Шэй слушал дыхание брата, прижимаясь к горячей груди, и думал о том, что стоит запомнить этот момент. Запомнить, как ощущаются руки Лайама на талии, как чувствуется его жар и биение сильного сердца. Запах брата обволакивал, перебивал всякие другие, и Шэй дышал им. Младший ассасин закрыл глаза, и весь мир для него теперь состоял из брата, в руках которого он лежал. Иногда Шэю начинало казаться, что их единение очень зыбко, хрупко, как будто пламя догорающей свечи, дунешь — и потухнет. И дело было вовсе не в ежедневном риске, смерти Шэй не боялся вовсе, потому что просто не верил, что они могут умереть. Как? Они, такие юные, яркие, полные жизни? Глупости. Тревога терзала по другой причине. Она была неясной, мерзкой и маячила где-то на краюшке сознания, едва-едва холодила сердце и вызывала слабую внутреннюю дрожь. Каждый раз, стоило Шэю подумать об этом, она усиливалась. Вот, как сейчас. Хотя чего сейчас боятся? Что может произойти? Они вместе, в руках друг у друга, близкие, как никто и никогда более не был и не будет. И вот они оба — вечно юные, вечно живые, вечно вместе, никогда — порознь, и нет такой силы, которая могла бы разрушить их связь, их идиллию, их жизнь, которая, казалось, будет длиться вечно. Шэй искренне верил в это и отказывался принимать любое другое развитие событий. И прекрасная ночь растянулась для него на века.