Девятнадцать

Прохладным осенним утром в Мистик-Фоллс оживают улицы и дома, и туман уступает свою власть утреннему солнцу и людям, но это только до заката. Вместе с остальным городом, в доме у парка просыпается и Виктория. Она кутается в халат, опускает ноги на холодный пол и уходит на кухню, оставляя Малакая спать. Всё еще сонная, Виктория уже автоматически достает из холодильника пакет с кровью. Никогда бы не поверила, что однажды все будет так - усмехается она, поправляя черные косы. Даже в самые страшные моменты своей прошлой жизни, даже тогда, когда бешеная Юля, а потом Лиза округлив глаза уверяли, что видят призраков, она думала, что уж вампиров, ведьм и леших точно быть не может. Сказки, да и только. Она допивает и медленно приходит в себя. Прикрывая глаза, улыбается и оставляет на мраморной столешнице белоснежную чашку с каплями рубиново-красной крови по краешку. Проходит вечность пока она собирает свои мысли воедино. Острый слух улавливает шевеления в спальне, шаркающие шаги босых ног - Малакай. - Доброе утро, - Шепчет Кай над ухом Виктории, почти касаясь губами мочки. Он так близко, что по телу разливается приятная слабость и хочется быть тряпичной куклой в его руках. Дыхание застревает где-то ниже живота, превращаясь в горячие мурашки. - Доброе утро, - Выдыхает в ответ и закусывает губу, улыбаясь. И Малакай думает, что это счастье однажды дорого обойдется ему. Как дорого - он еще не понимает, но чувствует, всем своим существом чувствует. Малакай ловит даже самые малейшие изменения, даже самый маленький вздох, а когда он с ужасом обнаруживает, что этот самый вздох "не такой", он готов поклясться, что сердце буквально падает в пятки. А еще он готов поклясться, что иногда, нет-нет, да и просыпается тот самый Паркер, чертов психопат, которого он похоронил в себе ради нее. Из-за нее. Паркер везде видит опасности, везде ищет подвох. Ведь, думает он, не может быть все так просто. И Паркер как никогда прав. Паркер знает, что он прав, но старается об этом не думать, упорно загоняя мрачные мысли туда, где они его не достанут. Виктория целует его с таким самозабвением, так, что хочется променять все пять чувств на одну только её любовь и преданность. И он, черт возьми, клянется, что разорвет любого, кто попробует отнять это у него. Он определенно намного сильнее рядом с ней. Кай не может это объяснить, но он может почувствовать этот странный прилив сил, когда касается подушечками пальцев ее ладоней, плеч, лица. Он не знает. Но чувствует это движение магии в своем теле. Неимоверное количество магии. Опьяняющее... Так вот, утро в Мистик-Фоллс в действительности рассеивает туманы и заставляет людей подниматься из теплых постелей. Мистик-Фоллс вообще городок теплый. Энергичный, можно сказать. Пусть и маленький, пусть люди в этом городе никуда не спешат, но Мистик-Фоллс однозначно прекрасен. Виктория уже почти 20 лет живет здесь. Не постарев ни на день. Она уже и не вспомнит момент, когда поняла, что ни за что не променяет возможность быть вечно молодой даже на самую большую и светлую. Да и, говорит она, заливисто хохоча, нет такой на свете, а затем тревожно озирается и замолкает, задавлено смотрит в пол и пытается забыть. Каждый раз - первый. А затем она снова обретает свое обычное спокойствие и снова хохочет и улыбается. И вот так она сидит на светлой кухне до тех самых пор, пока Кай, едва заметно щурясь от удовольствия, опустошает бокал, а затем (она) покидает его, надолго закрывшись в своем кабинете. Он ей не мешает, он её не останавливает, лишь смотрит как её длинные, вьющиеся черные волосы покачиваются, соприкасаясь с её плечами, спиной, поясницей. Малакай оставляет бокал на столешнице рядом с её чашкой и, уже не глядя ни на её плечи, ни на её спину, уходит в ванную. Здесь, в ванной, он одурело стучит затылком по холодному кафелю. Потому что Кай не дурак. Кай все прекрасно понимает. Немного успокоившись, он поворачивает рычаг, и из душевого смесителя льется прохладная вода, под струи которой он встает, даже не обращая внимания, что забыл раздеться. И он раздевается. Быстро. Стягивает себя промокшую насквозь футболку, нижнее белье и остается нагим. А пока он в душе, она спокойная, почти безразличная, восседает в кресле. Чуть сгорбившись, наклоняется над ежедневником и пишет. Пишет медленно, с усердием вырисовывая буквы, иногда закусывая губу. Она так давно ничего не писала. Так давно ничего не чувствовала. "Дорога домой навсегда потерялась в моей памяти. Сегодня я наконец осознала, что это пугает меня намного больше, чем я думала. Чем я пыталась думать. Иногда мне кажется, что время остановилось. Но, так ведь и есть на самом деле. Для меня оно навечно стоит. Когда я смотрюсь в зеркало - оно стоит. Когда я работаю - оно стоит. Даже когда я сплю - оно стоит. Всегда. И с каждым днем осознавать это все страшнее. Но это и привлекает меня. У меня в запасе сотни тысяч лет. Миллионы возможностей. Молодое тело. И жажда. Вечная жажда крови и плоти. Людей я не ем, конечно. Жажда плоти выражается в ином" Виктория хищно скалится, проводя ладонью по шее. Малакай уже закончил с душем. Она смотрит на дневник а затем, снова чуть сгорбившись, продолжает писать. "И все же, иногда (совсем редко) мне хочется изменить свою жизнь. Оказаться в другом месте. В окружении других людей. Но такой возможности больше нет. И людей этих больше нигде не отыщешь" Виктория захлопывает дневник и прячет его в столе, переводит взгляд на часы и удивленно вскидывает брови, а уголки её губ опускаются максимально вниз. Она сидит уже около часа в своем кабинете, будто затворник. Виктория поправляет черные вьющиеся волосы и, оставляя ручку на столе, покидает свой кабинет. Она, как всегда, спокойна. Она, как обычно, ничем не заинтересована. Разве только Малакай является её главным интересом. Она опирается боком о дверной косяк и рассматривает его, испытывает взглядом, оценивает. И улыбается, накручивая на палец прядь волос. Тихо шуршит шелковая рубашка, пуговицы поддаются сильным рукам Кая, скрывая тело за куском ткани. Виктория подходит ближе. Кай напрягается. Она разворачивает его к себе за плечо. Кай злится. Обещает себе не поддаться искушению прижать её лицом к стенке и в порыве гнева сорвать с нее и так не очень скромный наряд. И подается вперед, обнимая её за талию, оставляя красные следы на шее. Он злится еще несколько секунд. Пока прижимает её ладонью к стене, пока судорожно расстегивает пуговицы на шелковой рубашке, пока она тяжело дышит и улыбается, упираясь ладонями в стену. Несколько секунд, и злость проходит, остается только желание. И кому нужна эта злость, когда он хватает её одной рукой за бедро и, развернув к себе лицом, с силой вжимает в стену. Ослабив хватку, Малакай улыбается, утыкаясь своим лбом в её и смотрит. Он не дурак, но упорно пытается им быть, упорно пытается отыскать в ее глазах не желание, не похоть. Любовь. Хоть немного любви в её глазах. Но Виктория, почти жмурясь, закрывает глаза и остервенело целует Малакая, остервенело отдается ему, вжатая в стену, остервенело не любит его. Или ей так кажется? И Кай хватает её за запястья. Улыбается хищно, как когда-то давно, еще до того, как она появилась в его жизни. Кай почти отшвыривает её, словно мягкую игрушку, на постель, хватает за щиколотки, за коленки, тянет к себе, обезумев от ярости, впивается пальцами вспотевших рук в бедра и медленно раздвигает её ноги. Малакай очень умный мужчина, он прекрасно знает, что она ни на йоту не любит. Никого. Ни одну живую душу. Малакай знает, он прекрасно знает, что в ней умерло это чувство. И поэтому резко подается вперед, упираясь руками в мягкий матрац. К черту её любовь. Он любит. Ему этого достаточно. Почти эйфория И ровно в тот самый момент, когда Виктория отдается Каю так самозабвенно, так увлеченно, когда желание, неиссякаемое желание, взявшееся откуда ни возьмись, желание, которое превращает ее тело в пристанище сотен тысяч мурашек, когда, он целует её в ложбинку груди, когда спускается ниже, целует где-то в районе солнечного сплетенья, когда от накатывающего волнами возбуждения потеют стены и стекла, когда в ответ на горячие пальцы между бедер она издает сдавленный рык, вот тогда, именно в тот самый момент Мистик-Фоллс очаровывает нового жителя, обещает ему спокойствие и счастье. Ровно в этот момент, в эту секунду, Мистик-Фоллс возвращает себе очередную душу. Его по праву.