Солнечные пятна

      Чувствовать собственный зашкаливающий пульс в кончиках пальцев, отчаянно сжимающих рукоять пистолета, и бесплодно пытаться успокоить сердцебиение, но все равно упорно пробираться к выходу. По спине течет пот, по левой руке кровь, из глаз рвутся слезы, а во рту пересохло… к грязному лбу прилипли не менее пыльные волосы, которые она безуспешно пытается убрать. Тот взрыв отрезал ее от преследователей… ненадолго, но это была последняя граната. Некогда белый подол когда-то красивого платья путается в ногах, но босые стопы упрямо идут вперед. Наверное это было бы красиво… ужасно красиво, красное всегда хорошо сочеталось с белым, что с белым платьем, что с бледной, кажется почти фарфоровой кожей… когда бы девушке не было так страшно.       Она подбирается к повороту, прижимается спиной к стене и, задержав дыхание, еще чуть крепче сжимая пистолет с почти пустым магазином, выглядывает в поперечный коридор. На несколько миллиметров. На одно мгновение. И снова прячется, вновь позволяя себе тяжело, но обязательно тихо, дышать.       В дальнем конце коридора были люди. Солдаты. Первое, что подсказали Селестии инстинкты — бежать к ним и просить помощи. Она принцесса этой страны, это ее дворец, это ее стражи и они должны ее защищать! Так было всегда. Но не сегодня. Сегодня она вынуждена убегать от этих людей с автоматами и в бронежилетах традиционно-королевского золотого цвета. Только сейчас Селестия поняла, почему на границе солдаты не используют такой красивый золотой цвет — гвардейцев очень легко заметить. Но это не делает проще задачу скрыться от них. Несмотря на то, что их автоматы блестят как лучшие драгоценности короны, стреляют они от этого ни чуть не хуже.       Пол холла устелен мягким ковром, кое-где усыпанным гильзами, пулями, осколками хрустальных люстр или уже просто залитым кровью. Уже засохшей. Противостояние с верными короне длится уже восьмой час. Восьмой час войны в рамках одного дворца.       И по этому мягкому ковру шаги босых ног почти не слышны. Свои красивые модельные туфельки принцесса сбросила где-то пару часов назад, когда капитан ее личной охраны буквально заставил девушку спуститься из окна третьего этажа в окно второго, дав в руки пистолет с запасным магазином и три гранаты: боевую и две дымовых, и когда она попала из огня да в полымя: погоня на третьем этаже ушла за капитаном Корэджем и остатками отряда, а вот патруль на втором весьма обрадовался буквально свалившейся с неба беглянке. Пришлось снова бежать. И быстро. Каблуки в этом деле оказались не лучшими помощниками. Пришлось швырнуть их в преследователей. В тот раз, да и потом, спасло принцессу только прекрасное знание собственного дома, включая все секретные ходы. Вот только как выяснилось, и со стороны противника их тоже кто-то знал… И теперь Селестия пытается пробраться в сад, чтобы сбежать из дворца. Из собственного дома, который принцесса всегда считала своей крепостью. Сегодня крепость пала.       Но надо двигаться дальше. Девушка выдыхает, неприлично высоко поднимает подол платья, пытаясь завязать его на поясе — оторвала бы, да сил не хватает, крепче сжимает в потной ладони постоянно норовящий выскочить пистолет, вновь набирает полную грудь воздуха и бежит. Один рывок, еще один коридор, еще на несколько метров ближе к надежде. Никогда раньше эти коридоры не казались Селестии настолько широкими.       Но либо она все же слишком тяжело дышала, либо ковер оказался не достаточно мягким, чтобы заглушить звук шагов, либо просто не повезло и кто-то из недавних гвардейцев не вовремя обернулся в ее сторону — уже преодолев створ коридора принцесса услышала такой нежеланный оклик «Стоять не двигаться!» — пришлось продолжить бег не щадя не привыкших к таким нагрузкам ножек. А сзади ее вновь преследовал топот. Пролетев, не оглядываясь, еще один поперечный коридор, девушка «собрала» еще несколько преследователей. Все что оставалось — бежать, пригибаясь от летящих казалось во все стороны пуль и осколков красивейших когда-то люстр. Принцесса знала, что военные — не мазилы, просто ее было велено взять живой и по возможности невредимой, так что стреляли в воздух, по люстрам, не прицельно… что впрочем не спасало от рикошета и только приближало тот момент, когда начнут целиться по ногам.       Но добраться до сада, где можно бы было скрыться меж деревьев, молодой правительнице было не суждено. Почти случайно открывшаяся на ее пути дверь закрыла девушке путь к свободе. Еще бы поворот и вот она, стеклянная галерея выводящая в сад — ее невозможно перекрыть — не хватит людей, а открыть можно любое окно галереи зимнего сада… любое, но Селестия до туда не добралась. Попытка не врезаться на полной скорости во внезапно возникшую преграду привела к столкновению пусть не носом с дверью, но спиной с декором стены. Что тоже весьма и весьма неприятно. В голове еще как-то совсем некстати промелькнула мысль, что счет ранений пополнился синяками на спине, что дополнительная нагрузка на и так выдохшийся биологический ускоритель, а значит теперь рука будет заживать еще дольше, если вообще будет…       Вышедший же из открывшейся двери, в отличие от принцессы, не растерялся ни на мгновение. Вот что значит профессионал. Продолжает действовать даже если удивлен, а удивление в его глазах Селестия точно заметила. Заметила и, получив мощный удар в солнечное сплетение, буквально вжавший ее в стену, отключилась.       Возвращение сознания в тело было весьма… неприятным. Все суставы ломило и казалось выворачивало, а все остальные части тела дружно против такого протестовали, не говоря уже про невероятно тяжелую голову.       — О, к нам вернулась принцесса! Доброе утро Ваше Высочество! Чаю, кофе, потанцуем? О, знаете, я так хорошо танцую, особенно поутру, хотя сейчас вообще-то глубокая ночь… Ну тогда самое время станцевать ламбаду! — Раздался радостный, преувеличенно громкий голос, звучащий, казалось, со всех сторон, хотя Селестия едва успела открыть глаза, и то только чтобы зажмуриться от резанувшего по ним света.       Проморгавшись через некоторое время, и едва снова не отключившись от боли в висках, принцесса наконец смогла рассмотреть что находится вокруг. А вокруг располагался ее собственный тронный зал. Место, где она зачастую проводила почти целый день. Подчиненные, просители, визитеры важные и не очень… Как же сейчас все это далеко, кажется спокойствие и гармония остались целую вечность назад.       А сейчас прямо перед все еще немного затуманенным взглядом Селестии один тип весьма странной наружности кажется действительно пытался танцевать… ну что-то схожее с ламбадой. Хотя больше это походило на больную фантазию пострадавшего мозга, так что принцессе потребовалось некоторое время чтобы понять, что именно эта странная картина все же реальность. Угнетающая реальность.       Высокий нескладный мужчина неопределенного возраста с недлинными, но очень растрепанными и неухоженными волосами не то седого, не то соломенного цвета почему-то с черными кончиками выделывал весьма странные па прямо посреди тронного зала королевского дворца в Кентерлоте, а стоящие вокруг гвардейцы (бывшие гвардейцы) смотрели на это действо как будто так и должно быть. Себя Селестия обнаружила на полу со связанными за спиной руками. Пол был холодным.       — Кто ты? И что тебе надо? — Девушка не узнала свой собственный голос, не могло быть это карканье насквозь простуженной вороны ее голосом.       Танец резко прекратился — мужчина буквально завис балансируя на одной ноге.       — О, принцесса, я столь ничтожен, что просто недостоин вашего внимания! — Восторг пополам с радостью просто зашкаливал в голосе мужчины. — Я лишь скромный, совсем скромный хозяин этого мира.       — Что тебе нужно?! — Попыталась встать принцесса, но ноги ее не слушались.       — Ничего особенного: всего лишь погрузить эту страну в Хаос. — Он сделал драматическую паузу. — Согласись, Тия, такая мелочь совершенно не стоит твоего внимания. — Теперь его голос был спокоен, проскальзывали даже нотки всепоглощающей скуки.       — Ты сумасшедший! — Крикнула Селестия в отчаянии. Она все четче понимала, что ничего не может сделать.       — Вполне возможно. — Он опустился на трон, расправив полы своего коричневого… нет, не пиджака, кажется, это был фрак. Перед глазами у девушки все по-прежнему расплывалось.       — Но зачем?!       Селестия все же не оставляла попыток хотя бы встать: ноги затекли, но в отличие от рук не были связаны. Сбежать бы не получилось, ее надежно охраняли еще недавно верные гвардейцы, чьи взгляды сейчас выражали лишь равнодушие в ответ на безмолвную мольбу принцессы, но сделав хоть что-то она бы хоть не чувствовала себя столь жалкой и беспомощной. Возможно.       — Даже и не знаю. — Теперь он кажется… грустил? — Это весело? Но тебе же совершенно наплевать на все. Мелочи, мелочи…       — Моя страна не «мелочь»! — возмутилась принцесса.       — Ну так это же замечательно! — Не пойми чему обрадовался он. Подскочил с трона, приблизил свое лицо вплотную в лицу девушки, удерживая ее за подбородок так, что ей оставалось только смотреть в его безумные, красные от полопавшихся сосудов, глаза. — Значит у меня действительно есть причина погрузить Эквестрию в пучину Хаоса. Смотри же, Селестия, — Шипел мужчина ей в лицо. — смотри, как рушится и гибнет то, что тебе дорого.       — Но зачем?! — Слезы сдерживать уже не получалось. Она дернулась, но узурпатор схватил ее за волосы, снова разворачивая к себе.       — Неужели до сих пор не поняла? Я хочу разбить твое сердце на тысячи, миллионы, мириады маленьких осколочков, как когда-то ты разбила мое. Но ты, Принцесса, никого в этой жизни не любишь и не любила. Даже собственную сестру. О, бедная Лу-лу, а она так тебе верила! Единственное, что когда-либо тебя волновало — Эквестрия, а значит я разрушу эту страну!       Девушка сидела не понимая абсолютно ничего. Этот странный, нескладный человек, узурпатор, которого она ненавидела, говорит, что разрушит королевство из-за нее? Что она разбила ему сердце? Но она не помнила ничего подобного! И человека этого она не знала! Уж эти безумные глаза она бы не забыла никогда. Они буквально просвечивали девушку, как рентген.       И похоже он увидел, что Селестия к нему испытывает только презрение и ненависть, даже не пытаясь понять, или, может, вспомнить. Он отвернулся, вновь сел на трон, закидывая ногу на ногу, и безразлично махнул рукой гвардейцам:       — Бросьте ее в темницу.