Хани Ярд

      Когда они свернули к парку развлечений и почему, Адам не понял. Он только увидел гигантский остов колеса обозрения, лишённый кабин, несколько покорёженных каруселей и чудовищно изогнутый позвоночник «американских горок». Павильоны стояли поодаль, и Мэг вела его именно туда.       — Чего ты хочешь? — спросил он, вдруг начиная подозревать, что Мэг — сумасшедшая. Хотя могут ли вообще быть нормальными монстры?       — Показать, — она не остановилась, не замедлила шага и не обернулась.       Они почти подошли к одному из аттракционов, покосившаяся вывеска гласила «Мир зеркал». Наверное, когда-то она сияла огоньками, а гирлянды, опутывавшие крышу павильона, переливались, озаряя всё вокруг бликами. Но теперь тут было пусто, стены почернели от времени, не горел никакой свет. Дверь, однако, была открыта. Она повисла на одной петле, а замок оказался вывернут. В этом зрелище была какая-то удивительная беспомощность, и Адам поёжился, внезапно находя много общего между собой и распахнутой старой дверью, которая уже никогда и ничто не закроет.       Мэг глянула через плечо.       — Войди, — приказала она.       — Там темно, — возразил Адам. Нырять в черноту не хотелось, точно это вернуло бы его в сумрачные коридоры, откуда он вышел снова в Хани Ярд, а заодно заставило бы пережить всю ту же цепочку эмоций: надежда — разочарование — отчаяние…       — Войди! — она повысила голос, но в глазах её плескался страх. Адам понял, что сама Мэг не рискнёт проходить внутрь. Что же могло так её напугать?       Но сил возразить уже не осталось. Поколебавшись ещё немного, Адам перешагнул порог и замер, шаря по стене ладонью. Где-то ведь должен был быть выключатель. Он только попробует, может, здесь ещё есть электричество.       Когда пальцы нащупали пластиковый прямоугольник, Адам почти радостно выдохнул и нажал клавишу. Ему показалось, что ничего не произошло, но вдруг лампы под потолком стали медленно наливаться свечением. Старые, местами уже неработающие, они всё-таки высветили помещение, уставленное тысячью зеркал. Кое-где свет мерцал, одна из ламп взорвалась, осыпав всё вокруг осколками, но вскоре помещение оказалось залито ровным синеватым сиянием.       Адам ещё немного помедлил. Затуманенная поверхность зеркал — наверняка кривых, иначе в чём был бы смысл этого павильона — казалась ему зловещей. Но, наконец, он сделал несколько шагов и вскоре обзавёлся первым отражением. То оказалось пропорциональным, но Адам всё ещё был слишком далеко, чтобы оценить себя. Ещё один шаг, и он оказался между двух высоких и узких стёкол, что отразили его одновременно.       Они не искажали формы тела, как Адам ожидал, но всё же с зеркальным двойником было что-то не так. Теперь он вгляделся внимательно, понимая, насколько плохо выглядит. Одежда с чужого плеча висела на нём как зря, волосы растрепались, повсюду была грязь.       Щурясь, Адам попытался хоть немного отряхнуться, как вдруг замер. Он даже не сразу понял — виноваты ли зеркала, или же на самом деле они отражают чистую правду. А когда понял, то не захотел поверить.       Он быстро опустил глаза, бессильно сжав руки в кулаки. Он видел теперь — отчётливо, слишком ясно — ногтевые пластинки давно уже сменились когтями, а запястья даже покрыла чешуя. И зеркала, едва ли не смеясь, показывали ему одутловатое лицо с синими пятнами, обезображенное и гадкое.        «Что со мной? Я… мёртв? — спрашивал себя Адам. — Как?! Когда это случилось?!»       А вместо ответов он видел быстро летящие по трассе автомобили. Он слышал смех…       … — А потом она сказала…       — Ты не следишь за дорогой.       — Да брось, тут не такое уж оживлённое движение! Я могу ехать тут с закрытыми глазами! Так вот…       — Осторожнее!       — Чёрт!..       Мотнув головой, Адам резко развернулся к выходу. Ему больше не было страшно, ему не было больно. И, наверное, он что-то всё-таки понял.       Мэг ждала, прислонившись к стенке павильона. Её мёртвое лицо ничего не выражало, она просто словно отключилась от мира. Адам дёрнул плечом, понимая, что и сам был бы рад отключиться.       — Я понял, — подал он голос, чтобы хоть как-то привлечь внимание. — Я…       — Живой, — она хмыкнула, но не повернула головы.       — Почему я здесь? — теперь он знал, какой вопрос должен был задать с самого начала.       — Думаешь, я знаю? — Мэг покосилась на него. — Этот ответ у тебя внутри. Вскрой себя и посмотри, — её хриплый смех рассыпался по парку стеклянным крошевом.       Он прикрыл глаза, нащупывая в самом себе знание, которое всё время ускользало, он пытался понять, какие воспоминания настоящие, какие картины имеют хоть какое-то отношение к тому, что на самом деле произошло.       — Письма не было, — легко сказал он и улыбнулся — стёрся нотариус и конверт, исчезла Агнесса Саванж, которой и не было никогда. Адам вгляделся ещё глубже, почти что отдёрнул занавес, который скрывал от него что-то ещё, важное. — Автокатастрофа.       Мэг снова засмеялась, но как будто в отдалении, точно она всё это знала, и теперь ей было так забавно видеть, как он наконец-то разбирается в себе.       — От столкновения я вылетел через лобовое стекло и оказался на асфальте далеко впереди, — по телу Адама прошлась волна боли, и он почти сразу упал, обхватывая себя руками. — Чёрт…       Верил ли он когда-нибудь в рай или ад?.. Он не помнил такого, но почему-то никогда не сомневался, что существует Лимб, сумрачный мир, в котором нет ни жизни, ни смерти. И вот теперь он узнал его.       Сколько он пролежал у павильона на земле, Адам не знал. Мэг не торопила его, почти безразлично уставившись куда-то в наползающий туман. Вскоре всё было окутано сумрачной пеленой, и только остов колеса виднелся отчётливо и чётко. Адам встал, покачнувшись: ноги слишком затекли.       — Что теперь?..       — Теперь.       Вряд ли Мэг хотела острить. В её ответе был какой-то другой смысл, который Адаму не удавалось прочесть. Была бы его воля, он разбил бы этот чёртов Лимб на сотни кусков. Но он застрял в нём. Интересно, заключённые в инклюз насекомые тоже так мучительно долго принимали свою судьбу? Хотели они разбить янтарную смолу изнутри? Пытались ли?       Вырваться, выбраться.       Адам снова взглянул на свои руки, напоминая себе, что ему уже некуда идти. Да, его тело нашли на асфальте. В девять часов и семь минут его подняли на каталку и «скорая» помчалась, пугая ночь воем сирены. Но в тот же момент его сердце отказалось биться. Врачи сражались за его жизнь, но ничто не помогало. Он не начал дышать, сердце не сделало ни одного удара.        «Так какого дьявола ты стучишь сейчас?!» — закричал он про себя. И в его груди стало тихо.       Мэг отодвинулась от стены и побрела прочь. Адам видел, как к ней склонилась тварь, ползущая мимо в тумане. Махнув ей, Мэг ускорила шаг и скоро исчезла. Кем она была?       Теперь Адам стоял совсем один. Он впервые был по-настоящему одинок здесь. Теперь, когда принял, что сам является рядовым обитателем Хани Ярда, никому не было до него никакого дела. Они не хотели пугать его, говорить с ним, возникать у него на пути. Адам понимал почему: каждый из этих монстров день за днём бежал по тому же кругу, пока не приходил к полному безразличию.       Но всё-таки Адам не чувствовал в себе никакой апатии. А может, ему просто хотелось верить, что он всё-таки другой, не похожий, что он отличается хотя бы внутри, пусть снаружи тоже стал уродливым трупом.        «Ходячий мертвец», — обозвал он себя и направился куда-то сквозь туман. Ему неинтересно было искать дорогу, он шёл только для того, чтобы переставлять ноги — одну за другой.       Брести в тумане, не чувствуя совсем ничего — Адам и не знал, что такое может случиться именно с ним. В чём была его ошибка? Зря сел в машину с пьяным водителем? Зря не отговорил его от поездки? Почему?       Он тысячу раз спросил себя почему, но не смог найти никакого ответа, кроме того, что он и до аварии жил так же, как сейчас. Он не имел цели, а вся его жизнь была лишь пародией, только движением по инерции. Теперь это движение прервалось, как и должно было согласно физическим законам. Но только там — вне Хани Ярда — он мог замаскировать пустоту, он пытался заполнить её никчёмной работой, ничтожными друзьями, обрывками музыки и фильмов. Это не делало его живым, но помогало носить маску. Теперь же пустота смотрела на него, а ему пришлось показать ей истинное лицо.       Адам остановился. Вокруг плыл туман, но под ногами давно уже была трава и прелая листва. «Я опять вышел в какой-то парк?» Вопрос остался без ответа, как и предыдущие, которые Адам задавал сегодня снова и снова.       Внезапный порыв ветра взбаламутил белёсую мглу. Адаму даже показалось, что по ней разбежались круги, точно ветер был камнем, брошенным в воду стоячего пруда. Несколько мгновений спустя белизна поредела, открывая Адаму поле. Вдали виднелись очертания рощи или леса — туман не развеялся настолько хорошо, чтобы можно было сказать наверняка.       Меланхолично оглядев местность, Адам пожал плечами. Ничего не изменилось, его пустота оставалась с ним.        «Я всё так же мёртв, — сказал он себе. — И смена обстановки тут не поможет».       Он вспомнил тысячи советов: «если вы чувствуете апатию, то вам пора в отпуск», «поменяйте свою жизнь», «вам стоит заняться хорошим сексом»… Это всё была пустота — за каждой из масок скрывалось одно и то же. Он просыпался в отеле на берегу моря и ничего не чувствовал, он менял работу и выбирал спортивный зал, но получал всё то же хмурое и пустое утро, он кончал в стонущую под ним женщину и видел в её глазах собственную смерть. Так и было, понимал он это или нет, не имело значения.       Глухо зарычав, Адам упал на колени и опустил голову. Сейчас он чувствовал, как саднящая ужасающая боль разливается в его груди. Ей не было объяснения.       А перед глазами скользили одна за другой картинки его воспоминаний. Когда он умер на самом деле? Это ведь произошло не в карете скорой помощи, нет. Он скончался задолго до того, и никто не догадался его похоронить. Но когда? Где найти хоть одну свежую — живую — эмоцию?       Тысячи лиц слились перед ним в едином потоке, тысячи тысяч слов ворвались в уши. Он вспоминал себя, но не мог ничего найти среди этого ужасающего вороха. Любил ли он когда-нибудь? Тишина сердца отвечала, что нет. Помнил ли он кого-либо? В ответ раздавался зловещий хохот.       Вцепившись в собственную грудь увеличившимися когтями, Адам задрал голову, рыча в бессильной злобе. Он пытался сбежать из Хани Ярда, а тот жил в нём с самого начала. Он замкнут внутри самого себя!       — Когда? Когда я был живым?! — закричал он в пустое белое небо, впиваясь в кожу сильнее, почти разрывая её, точно она была всего лишь ещё одной рубашкой.       А потом вдруг затих, тяжело дыша, хотя воздуха ему и не требовалось. Он что-то нащупал. Обезображенное лицо вдруг оживила странная улыбка, острые зубы разорвали губу, выпуская чёрную жидкость, наполнившую его теперь вместо крови.       — Да, — прошептал он.       Грудь под его пальцами словно ожила, она клубилась мраком, ходила волнами. Тело Адама сотрясла крупная дрожь, но он только сильнее запрокинул голову. Та темнота — она не принадлежала ему — он хотел выпустить её.       — Да! — и вместе с этим хриплым криком-стоном из его сердца вырвалась первая чёрная птица. Она легко пробила грудину и с карканьем полетела прочь. Уже через секунду за ней погналась целая стая.       Адам смеялся, а птицы всё летели и летели, пока он весь не превратился в птичью стаю, что взметнулась в белое небо, запятнав его чернильными каплями.       Городок кутал туман, чёрные деревья застыли без всякого движения. Стальная лента пустого шоссе огибала Хани Ярд широкой дугой. По дороге неспешно ехал небольшой и слишком ярко-красный автобус. Он остановился у навеса, заменявшего остановку, выпуская паренька со спортивной сумкой через плечо.       — А когда обратный рейс? — спросил он водителя.       — Там есть расписание, — буркнул тот себе в усы.       Автобус шатнулся в сторону и быстро набрал ход…