Зачем?

У него на удивление мягкие губы; можно подумать у такого крепкого и сильного человека с волевым подбородком они будут сухими, покрытыми коростой или просто обветренными. А может, на самом деле, они самые обычные, и сладок сам поцелуй, хотя может и нет. Клара пока не знает, Кларе интересно; любопытство ворочается облезлой кошкой в груди, заставляет кровь циркулировать быстрее, а цвет — приливать к щекам. Глаза у неё искрятся весельем, а улыбка убегает в ямочки на щеках; Клара беззвучно смеётся и раскидывает руки и кружится, кружится. А Блок смотрит на неё с потаённым восхищением, со ввёрнутым внутрь теплом и изнаночным почти-холодом; девица — волшебница, фея с обрезанными крыльями. — Если что, — нараспев говорит она, — хоть умру поцелованной. Блок не хочет отпускать Клару в Царствие Небесное, даже если прикажут, даже если её позовут. У него в руках светлое исстрадавшееся чудо, невинное ... доброе. Все-таки, доброе, все-таки чудо; пусть и потрепанная, но синяя птица на ладонях. Он на пару десятков лет старше её, но целует. Зачем? Зачем? Юным девочкам нужны юные мальчики, не твёрдые под пальцами мундиры, но её оголенных мраморных коленей хочется больше покатых бёдер и бюстов сумеречных мотыльков. А Клара прижимается доверчиво, слушая чеканное биение сердца, и чувствует себя на своём месте, чувствует себя дома. Зачем? Зачем? Почему бы и нет?