Тень лунатика

Через завесу дымки были слышны отчуждённые перешёптывания. Они предвкушали что-то заманчивое задолго до многих других. Всё вокруг было покрыто пеленой тумана, похожего на сажу. Всюду летала пыль, намереваясь залезть в глаза. Воздух душил затхлостью, а металлический запах крови витал в нём. Источником запаха была девушка, сама Ада. Она тяжело и часто дышала открытым ртом, судорожно пытаясь вспомнить произошедшее. Тадеуш оглядывала своё тело, одежду, изорванную, грязную от песка и крови. В одно мгновение её пронзила боль в руке, она вскрикнула. Попытавшись пошевелить левой рукой, девушка поняла, что конечность сломала. Чуть выше локтя эпителий переливался черными и фиолетовыми оттенками, среди пятен крови и лоскутьев виднелось острие переломанной кости. Шокированное и испуганное сердце её забилось чаще, заставляя делать вдохи ещё глубже. Но на этот раз воздуха не хватала критически. Ада начала задыхаться. Она схватила ткань на груди, цепляя ногтями кожу. Её правая рука резко, надрывно шарилась по туловищу, чувствуя раздробленность и кашу. Лихорадочно Тадеуш задрала одежду, в глубине своего подсознания уже зная, какие раны скрываются под тканью. Её грудь была пробита, выдавая напоказ всё строение её грудной клетки. Рёбра были будто обглоданы огромной пастью, как у льва или волка. Кровь струилась по избитым ногам, которые были в глубоких царапинах и гематомах. Несколько секунд девушка в исступлении взирала на ужасную картину своего тела. Она была будто в бреду. Она не верила. Как она вообще могла стоять в этот момент на ногах? Аду била крупная дрожь. Девушка поднесла к разбитой груди ладонь. Если бы она прикоснулась, Тадеуш сразу же поняла, что это всё обман, иллюзия. Но ей было страшно. Девушка находилась на грани истерии, давая хотя бы маленький шанс тому, что её тело так безбожно раздроблено. — Ваше имя, — раздалось глухое восклицание, не имевшее ни мужских, ни женских очертаний. Ада устремила взгляд к голосу. Перед ней, возвышаясь на несколько метров, стояли трибуны, сотканные будто из тысяч, миллиардов осколков зеркал. Источников света не было, но осколки находили в воздухе искры света, поблескивая среди дымки. Наверху стояли несколько фигур, плотно закрытые одеждами, будто собранными из этого же самого дыма, который пронизывал это место. — Ваше имя, — повторилось снова. — Ада Тадеуш, — произнесла девушка. Перебирая стопками свои воспоминания, она понимала, что это единственное, на что она может с уверенностью ответить. — Как вы сюда попали? — сухо, глухо звучали вопросы, будто бы произнесённые в этом пространстве мириады раз. — Я… Я не знаю, — стушевалась Ада, начиная паниковать. Она оглядывала это место, пытаясь за толщей дыма найти что-то, что поможет ей вспомнить и не могла. Устремила взгляд к силуэтам, возвышавшимся над ней, но не видела их лиц. Они тихо перешёптывались, сдержано, коротко. Словно не желая давать даже догадки на их решения. — Тадеуш Ада… — послышалось единственное в шорохе их голосов. — Вас нет в списке Загробия, значит вы ещё живы, — громко, но всё также равнодушно звучали восклицания фигур, — Если она ещё жива, как она оказалась в Загробии? Неужели она… — Надо же, какое веселье за столько времён! — крик перебил окончание фразы. Самая маленькая, левая фигура встрепенулась и поддалась вперёд. Её руки потянулись к голове, наверняка, желая снять капюшон, за которым загадочным образом во тьме скрывалось лицо. Другие силуэты только что успели, так это потянуться к созданию перед тем, как оно скинуло с себя верх одеяние. Из-за черноты показалась белая голова, ослепляющая в пыли и тумане пространства. Это была девочка, чьи волосы своим цветом напоминали покрытое снегом серебро. Кожа отдавала серостью, а глаза были насыщены густейшим мёдом. Эти самые глаза с весёлостью и детским нахальством уставились на Аду. — Душа моя, скажи мне, что ты здесь забыла? — с безобидной усмешкой произнесла девочка. — Я хочу просить у вас помощи, которую можете оказать мне только вы, — сказала девушка, стоящая вместо Ады. Тадеуш даже не заметила, как вдруг она стала видеть происходившее извне, будто тайный зритель. Поднялся гул негодования, обращенный на странного ребёнка и тень Ады. Альбиноска поморщила нос, чувствуя, что её планы явно никто из её коллег не одобрит. Этот ребёнок уже горел желанием, её глаза кричали, что её уже не остановить. Она перевесилась через трибуны и спрыгнула на землю недалеко от Ады. Но она смотрела не на говорившую с ней копию, а на ту Аду, чья память была изорвана и потеряна. Ребёнок подбежал к девушке, волоча за собой плащ дымки. Она подошла совсем близко к Тадеуш и потянулась к её уху. — Постарайся об этом забыть до поры, до времени, — почти беззвучно прошептала альбиноска, и её глаза хитро блеснули. Она подмигнула Аде. Девочка замахнулась и с лёгкостью проникла сквозь рёбра Тадеуш. Девушка отрывисто вскрикнула и согнулась. Создание медленно вытащило из тела девушки руку, подогнув крючками пальцы. Сквозь слёзы боли Ада заметила, как безымянный палец зацепилось что-то блестящее. Девочка медленно вытаскивала из неё золотую цепочку, покрытую густой бордовой кровью. Что-то брянькнуло, и на последней фаланге пальца альбиноска раскручивала карманные золотые часы, с которых стекали капли крови. Ада испуганно посмотрела на свою копию — напротив неё в воздухе витали такие же золотые карманные часы, они вторили кружению первых, вот только никакая беловолосая девочка их не держала. Что-то ярко блеснуло перед глазами Тадеуш, она поморщилась и последним, что она видела были стрелки золотых карманных часов, бежавших очень быстро назад.       С этого страшного и странного сна началось знакомство Ады и Йона. Она проснулась мокрая, с отдышкой, с каждой секундой теряющая очертания кошмара в своём разуме, как всегда бывает с людьми. И даже если бы она попыталась восстановить это приключение в своей голове, первое появление молодого парня в её зеркале по грандиозности явно перебивало обычный кошмар. Ада не помнила началась ли вся эта мистика полгода назад, год, три, но страх перед юношей она испытывала до сих пор. Она привыкла чувствовать напряжение и ошибочно считала, что это значило её привыкание к нему. Он был противоречивым. Хотел говорить, но никогда ничего не рассказывал. Говорил лишь только, что вокруг него когда-то было много людей, и он это любил, но на улицу постоянно не хотел выпускать Аду. Каждую прогулку девушка буквально отвоевывала у своего отражения. Слезами, истериками, бесконечными аргументами. И она была готовой на это идти, потому что надобность в прогулках была слишком мала. Сейчас, когда зелень медленно восстанавливала свою пышность, а небо всё ещё желало хмуриться, Тадеуш чувствовала себя странно, странно свободной, странно внимательной, странно обеспокоенной и счастливой, что было для неё странным. Её кожу тревожила лёгкая дрожь из-за высокой влажности. Туман подмораживал Аду, но лишь настолько, чтобы она могла выйти из своего кокона тепла. В общем, это была приятная поздно утренняя прохлада, которая должна была бы уже через час полностью сойти. Тадеуш оглядывалась по сторонам, впитывая очертания мира за пределами её комнаты. Она не могла не признать, что ей это нравилось, но въевшаяся в неё лень губила многие её планы и начинания. Йон не упускал возможности отразиться в любой поверхности, имеющей такое свойство: будь это лужи, проезжающие машины, современные фасады зданий или витрины. Аде казалось, что на какое-то время, совершенно забыв, что такое общество и город, отражение даже забыло о ней, так же концентрируя внимание на других вещах. Они шли в центр города, где находился офис брата Ады. Она ступала среди реальности, улавливая каждую деталь. Ада внимательно осматривала цветную плитку асфальта, зачем-то запоминала трещины и люки, восхищалась зелёными стеблями, пробивающимися сквозь пазлы плитки. Девушка смотрела на людей, на женщин и мужчин, стариков и студентов, на их национальности, одежду, походку, выражение лица. Она находила безумно интересным занятием наблюдать за людьми, но, по правде, если бы ей предоставилась возможность с кем-то пообщаться, Ада бы с крахом всё испортила. А как же видел свой мир Йон — Тадеуш не знала. Возможно, в Зазеркалье существовало лишь то, что отражалось; а может это была идентичная, но вторичная Вселенная, созданная лишь для того, чтобы забавлять существ реальности. Ада иногда задумывалась о зеркалах, порой была уверена, что она слетела с катушек, и нет никакого Йона, ведь зеркала — всего лишь синтез серебра со стеклом, ничего более, кроме физики. Но отражение обычно быстро ставило всё на места, и в сознании Ады укреплялась идея, что мир по ту сторону зеркала есть, но парень никогда не вдавался в подробности всех хитросплетений мистической составляющей мира. — Йон, а ты чувствуешь запах? — обратилась к нему девушка, замечая, как его взгляд устремляется высоко на кроны деревьев. Он помолчал какое-то время. — Если ты его чувствуешь, то и я могу. — Нет, отдельно от меня. У тебя же хоть что-то не связано со мной? — Ада перебегала светофор, лавируя среди толпы. — И замечательно, что хоть что-то не связано во мне с тобой, иначе бы я превратился в капризную глупую барышню, — девушка не могла видеть сейчас отражение, но она знала, что этот засранец усмехается. — Не думаю, что ты был таким уж смышлёным, раз ты стал чужим отражением, — парировала девушка, Тадеуш уже могла отсчитать количество шагов до порога офиса Оли, что она всегда по обыкновению делала. В зеркальном фасаде уже различался силуэт отражения, явно недовольного и раздраженного словами девушки. — Надо же, как мне повезло стать отражением такой ужасной миледи, как ты. Забавно, как твоё отражение само не свалило от тебя… Всевышний, придумал же такое противное и нежное создание, — даже находясь на грани злобы, Йон старался сохранять хоть каплю вежливости. У него это выходило рефлекторно. Ада остановилась прямо около фасада здания, ненавистно впиваясь серостью глаз в зрачки отражения. — В тебе нет никакой личности, ты всего лишь тень, среди таких же теней в отражении… — Не думаю, что вы должны быть так категоричны к себе, — незнакомый голос выдернул Аду из её нарастающих эмоций, совершенно обескураживая. — И когда говорите сами с собой, обращайте внимание на людей, не все понимают, как важно порой вести внутри себя монолог, — это был молодой мужчина, на вид лет двадцати шести. Он поправил свои очки на переносице, которые безумно ему шли по мнению Ады, мягко улыбнулся ей одними уголками губ и прошёл в фойе здания. Тадеуш осталась на улице, провожая его взглядом. В её груди распространялось какое-то приятное, тёплое ощущение, а сердце внезапно пропустило несколько ударов, а затем стало биться чаще. Йон, наблюдавший всю эту картину также от первого лица в отражении, несколько стушевался. Он хотел было что-то сказать по поводу этого типа, но, предчувствуя это, Ада поспешила зайти внутрь и наконец уже добраться до издательства брата. Ей как никогда сейчас было необходимо общение с кем-то помимо Йона. Ада поздоровалась с охранником, которого помнила в лицо, а вот он её похоже нет. Он чесал себе руку всё то время, пока она она объясняла кто она, зачем здесь и показывала личные документы. Записав девушку как посетителя, пожилой мужчина сухо посмотрел на неё, взглядом провожая до лифта. Лифт быстро открылся, стоило только Аде прикоснуться к кнопке. Оттуда вышли пару человек официального вида, и девушка зашла в пустой лифт. Двери закрылись и Тадеуш пожалела о том, что не решилась подняться на шестой этаж пешком. Лифт со всех сторон отображал её, и Ада видела с каждой стороны Йона, чьи глаза сердились и тихо подозревали. Они оба молчали. Сердце Тадеуш уже не билось так часто, но тяжесть тисками окутывала лёгкие. Её вдохи стали реже и глубже, громко раздаваясь в маленьком пространстве. Несчастные секунды длились как целая вечность каждая. Ада собиралась задохнуться, но двери открылись с беззаботным звоном, и она оказалась в офисе издательства «Young Perspectives». Всё здесь дышало молодостью и экспериментами. Издательство представляло собой большое пространство, где все вместе трудились порядка двадцати человек. Вдоль всего помещения была протянута поверхность стола. Прямо за ним размещалось большее количество сотрудников, работая над каждым ежемесячным номером коллективно, обсуждая каждую деталь. Здесь было много света, нескупость на цвета и формы мебели и просто уютная обстановка. На стенах висели различные доски для эскизов, записок и планов. По лицам людей можно было понять, что они работают здесь в своё удовольствие, и даже те, кто имеет уставший, отстранённый вид не отталкивают, а лишь напоминают, что работы у издательства, как и у всех, выше крыши. Конечно, каждому здесь необходим был свой личный уголок, и сотрудники создавали его как могли: отделяли квадратные метры книжными стеллажами в той части помещения, где было много свободного пространства; пичкали вдоль стен пуфы, но, главное, разбрасывали всюду переходники, чтобы подзаряжать свои гаджеты. Ада старалась не привлекать на себя внимания, но как бы она не старалась, чужой человек, да ещё так похожий на главного дизайнера «Young Perspectives», не мог остаться без внимания. Она была не первый раз в издательстве и знала, что её брата можно было найти чаще в закрытых помещениях (в печати, студии или кухне), нежели в общем, где находился основной планктон журнала. Тадеуш спокойно проходила шаг за шагом, стараясь сделать деловой, уверенный вид, но всё порушилось в одно мгновение. На другом от девушки конце офиса, нависая над бумагами коллеги и опираясь на поверхность стола, стоял знакомый незнакомец. Ада внимательно, с долей жадности рассматривала его, пытаясь изучить его всего и сразу. На второй, более детальный взгляд мужчина выглядел намного моложе, чем показался сначала. Тадеуш задумалась над этим и пришла к выводу, что официальный стиль одежды вкупе с лёгкой щетиной придавал мужчинам возраста и серьёзности. Теперь, когда Ада внимательно смотрела на него, она видела в его высоком, по-юношески худом стане и мягкой улыбке, с которой она похоже всегда говорил с людьми, что-то невероятно притягательное и очаровывающее. Незнакомец не был из тех парней-красавцев, на которых можно было положить глаз, лишь пройдя мимо, но мелочи вроде опрятности к себе и доброты, которую он истощал в малой дозе, но к каждому окружающему его человеку, заставляли продолжать следить за ним. Ада знала: если очень долго смотреть даже на самого обычного человека, можно влюбиться в него. Она будто была им очарована, не замечала, как он тоже изредка смотрел на неё, как и все в этом помещении. Только вот теперь мужчина имел с Тадеуш особенную связь, которая была настолько тонка, настолько ещё непрочна и призрачна, что оба могли только закоулками предчувствий ощущать, но не осознавать её. — Ада? Как неожиданно увидеть тебя здесь, — послышалось за спиной девушки, она сразу же узнала голос брата. Тадеуш обернулась к нему, чувствуя, как радость заставляет её мёртвые губы улыбаться. Оли был дико похож на Аду, и лишь она сама не признавала этого, почему-то считая оскорбительным быть похожим на другого человека, даже если это её родной брат. — Я уж перестал ждать твоего прихода, кажется… С прошлой недели. — Я очень сожалею, правда, вырвалась к тебе, как только смогла, — деловито начала свою легенду Ада; она не могла признаться брату, что большинство своего времени тратит на тунеядство. — Работы с покраской было очень много, а сроки поджимали, плюс ко всему я ужасно себя чувствовала… — У тебя снова начались приступы? — обеспокоено перебил Оли. Он огляделся по сторонам и заметил внимание сотрудников на себе, что смущало его — молодой человек не хотел больше и секунды его семейной жизни показывать на работе, — пойдем сюда, мы мешаем людям работать, — Оли запихнул сестру в кабинет, из которого сам вышел минуту назад, оставаясь с Адой наедине. — Нет, Оли, как они закончились полтора года назад, так я и живу обыкновенной жизнью интроверта и фрилансера, — Ада нервно протараторила, складывая руки на груди. Приступами брат называл панические отказы Тадеуш от зеркал и всего, что могло бы показать ей отражение. Ада понимала, что скорее всего она, как бывало в те времена, выглядела очень неряшливо и растрёпано, раз Оли тут же спросил её об этом. — Ты же знаешь, я всегда на твоей стороне и всегда стараюсь понимать твои переживания, если что-то снова началось… — Чёрта с два что-то началось, Оли, хватит всё наше и так редкое общение сводить к моим походам к психотерапевту, я хотела обсудить с тобой вакансии в издательстве, потому что мне уже не хватает только работы колориста для некоммерческого сольного проекта — Ада говорила злобно и уверено, но брат всё ещё недоверчиво и с опаской глядел на неё. — Всё нормально. — Ты же сказала, что ты была очень занята и никак не могла вырваться ко мне. Ада потупила взгляд, понимая, что противоречит сама себе, и тут же постаралась выкрутиться. — Да-а, это. была моя последняя крупная работа, теперь… я в ближайшее время… буду совсем свободна. Конечно, я могла найти какое-нибудь занятие в интернете, … копирайтером, например, но зачем мне это, когда у меня брат работает в издательстве? — собирая слова буквально по углам своего сознания, нашла, как выкрутиться Ада, хотя её речь была крайне неубедительно сказана. — Знаешь, те статьи, что ты мне пересылала за последнее время, очень даже подошли под формат нашего журнала, поэтому я был бы не прочь, если бы ты чаще их приносила к нам, — после испытывающего молчания продолжил Оли. — Так вакансия колориста ещё свободна? — Она и не была открыта, я просто предложил тебе попытать себя у нас. Я хотел сказать, если бы ты нарисовала пару стрипов, у нас бы нашлось в журнале место для них, — Оли облокотился о стол, усыпанный всякой бумажной работой. — Но знаешь, это не то, что я хотел тебе предложить, — мужчина сделал выжидающую паузу, подготавливая сестру к его реплике. — У нас с недавних пор появилась некая фишка в журнале. Однажды Лори, наш репортёр, попросила ей помочь написать поздравления брату, с которым она не общалась многие годы, но решила возобновить отношения. Она была растеряна и не представляла, как и что писать, буквально впала в ступор. А потом наши журналисты долгими переговорами дошли до идеи провернуть акцию, в которой они будут помогать людям прозаично составлять открытки, поздравления, признания… Главный редактор тоже посчитал это сомнительной идеей (добавил Оли, заметив неодобрение и непонимание Ады), но оказалось, что людям действительно нужна помощь с таким. Конечно, мы не можем это публиковать без согласия, и его нам почти не дают, но копеечка падает хорошая с этой деятельности, популярность растёт и пишущих рук уже не хватает. Журналисты должны заниматься своими статьями, и если бы тебя это заинтересовало, можно было бы продолжать всё это в том же духе. Потому что пока лавочку с открытками собираются закрыть. — Не знаю, можно ли такую должность назвать заманчивой, — Ада уже начала давать заднюю. — Ты всё равно будешь числиться, как журналист, просто вместо статей ты будешь писать… поздравления, признания… — Оли сам понимал, что это звучало несерьёзно, — Слушай, это хороший старт для журналиста, ты сможешь перебраться потом непосредственно к самим статьям. — Но я ведь совсем не журналист, Оли. — А ты думаешь у нас здесь все с корочкой профессионалы? Тут если кто и учился на журфаке, ушёл после второго курса, потому что весь материал вузовской подготовки можно усвоить за месяц практики в издательстве. Я не прошу тебя становится журналистом, я только знаю, что ты пишешь и не знаешь, куда это всё применить. — Я обязательно подумаю об этом, — вздохнула Ада. Для неё всё это не могло быть так просто, как казалось. Она не нашла в этой комнате поверхности, которая могла бы чётко отразить Йона для неё, но Тадеуш знала, что он всегда остаётся с ней. Он всегда будет её грузом и оковами. Она хотела, жутко желала наконец перестать быть домашним кротом и выбраться в мир. Попробовать себя в чём-то, встретить провал или получить успех, который бы подсказал ей, куда двигаться. И именно в этот момент, наедине с братом, не видя угнетающей фигуры пленника её зеркал, в ней зародилось чувство, что сейчас всё может измениться. Её бунтарь наконец открыл глаза и потянулся в пробуждении. — Подумай до завтра и приходи. Я хочу узнать твой ответ при встрече.