The Beginning of the End

Аббас Масуд был старше, чем показалось Розе Дженсон, - ему уже исполнилось двадцать семь лет, и он родился в своей семье третьим из братьев по счету. Отец их давно умер, и Аббас, вместе с двоими старшими братьями, в складчину обеспечивали своих матерей, двух жен отца, и младшего брата и незамужних сестер. Денег всегда едва хватало на прожитье, несмотря на щедрое солнце и хорошую землю, доставшуюся в наследство. Аббас примкнул к Хафезу не только из патриотических чувств, желая защитить Египет и свою семью от древней угрозы, но и соблазнившись легкими деньгами. Аббас знал, какие большие деньги иностранцы выкачивают из их страны, и знал, на чем сколачиваются эти состояния: и не видел ничего особенно предосудительного в том, чтобы помочь древним сокровищам попасть в руки современных египтян. Господин Хафез рассказал ему, что профессия грабителей могил существует со времен фараонов, и уже тогда была потомственным занятием: эти люди тоже стремились искоренить несправедливость, которая в Древнем Египте считалась божественным установлением. Такая борьба с несправедливостью пришлась Аббасу Масуду по душе. И ему нужно было кормить семью, мать и младших детей. Уже позже Хафез рассказал своим людям, кто такая Меила Наис и чем им грозит Царь-Скорпион, - и душа молодого египтянина наполнилась трепетом, который испытывали его языческие предки... Тогда Аббас был совсем молод, и верил всему, что говорил ему директор Британского музея. Теперь же Хафез почти не обращал внимания на настроения среди своих жрецов. Хафез оказался в полном подчинении у живого мертвеца, которого сам же и воскресил. Он надеялся с помощью Имхотепа отразить худшую угрозу для Египта: но кто мог теперь сказать, которое из этих порождений ада хуже!.. То, что Имхотеп сотворил со своей древней любовницей, увидели все в отряде - и, несомненно, другие воины устрашились так же, как и сам Аббас. Египтянин видел это в глазах своих товарищей: они не разговаривали, потому что на это не было времени. И после долгой тряски на верблюдах под палящим солнцем все слишком уставали, когда переход заканчивался. Может быть, увидев перед собой Анк-су-намун вместо Меилы, уже и Хафез пожалел о содеянном?.. Имхотеп в пути держался с надменной отстраненностью фараона - восседал в турецком седле на спине своего животного, невозмутимо глядя перед собой, точно с рождения это умел. Хотя древние египтяне не ездили на верблюдах и вообще редко садились верхом, коней предпочитая запрягать в колесницы. Аббас сам не мог бы сказать, откуда он это знает, - может, однажды услышал от гида, которые всюду сопровождали английских оккупантов? Или Хафез нечаянно заронил эти знания ему в голову? Или, может быть, он тоже раньше жил на этой земле? Аббас помнил, как Хафез гипнотизировал его англичанку, - сказал Розе Дженсон, что вернул ей память о прошлой жизни, в служанках у госпожи Анк-су-намун. Когда Роза в поезде заявила, что уже встречала его и теперь прошлое повторяется, Аббас почти не придал значения ее словам, потому что они очень спешили. А теперь египтянину казалось, что так и есть. В Коране не говорилось, что человек может жить на земле несколько раз, - но ведь не говорилось и многого другого, что Аббас видел своими глазами. Египтянин про себя давно уже знал, что перестал быть правоверным мусульманином: и надеялся, что Аллах, который все видит, простит это отступничество, совершенное из самых благих побуждений. Он знал, что Роза Дженсон тоже не станет мусульманкой, Аббас понимал это, когда замечал ее крестик. Многие западные женщины не носили их, а Роза никогда не снимала знак своей веры. Если он вернется к ней и они поженятся, им придется жить отдельно от египтян. Но Аббас придумает, что делать, - если останется жив... Когда отряд добрался до Абу-Симбела, Аббас неожиданно заметил, чем занимается сын О'Коннеллов, укрывшись от всех. Может быть, Аббас был самым зорким и дальновидным из воинов-жрецов. Мальчик оставлял знаки своим родителям!... Аббас незаметно от Алекса проследил, чтобы никто не приблизился и не помешал ему закончить. У египтянина появилась возможность поразмыслить над их положением только следующим утром, когда они сделали привал. Выступать старались всегда к вечеру, когда становилось прохладней, и двигались большую часть ночи: днем в такой пустыне жара выпивала силы из самых закаленных, и у всех слипались глаза. Воду воины берегли, и ели соленые маслины, как бедуины: потому что из людей выходила не только вода, но и соль.* Лежа в тени скалы рядом с крепко спящими товарищами, Аббас напряженно думал - останется ли у Имхотепа нужда в таких воинах, как он, после того, как верховный жрец Сети получит в свое распоряжение армию Анубиса? Этих демонов, принадлежащих такой же древности, которые будут послушны каждому его слову и ни в чем не усомнятся?.. При том, что сам Имхотеп почти непобедим? Может быть, его товарищи тоже сомневались, но все молчали. Аббас приподнялся и посмотрел в ту сторону, где был Имхотеп, - древняя женщина Имхотепа спала, свернувшись в тени, как все люди и все женщины. А бессмертный жрец Осириса сидел прямо на солнце, откинув с бритой головы даже легкую черную куфию*, которую надел в дороге!.. Имхотеп словно бы спал. Но потревожить такой сон Аббасу казалось страшнее смерти. Аббас вдруг начал думать - где сейчас может быть "Книга живых", единственное оружие, способное убить это существо. Конечно, господин Хафез прихватил ее с собой. Аббас не умеет читать иероглифы - но ведь господин Хафез, который знает древний язык, очень умен и тоже понимает, что грозит им всем... Имхотеп вдруг пошевельнулся, точно очнулся от забытья, и повернулся к Аббасу. Верховный жрец Осириса смотрел ему в лицо всего несколько мгновений - но в черных глазах ожившей мумии египтянин увидел беспощадную вечность... Рука воина, которая сама было потянулась к автомату, застыла как парализованная. Имхотеп улыбнулся: и улыбка на этом красивом и благородном лице древнеегипетского аристократа показалась Аббасу оскалом разложившегося трупа. Аббас понял, что пришла его смерть, - и задержал дыхание, вознося к Всевышнему мольбу даровать ему силы умереть достойно. Но жрец спокойно отвернулся. На его красивых губах по-прежнему была усмешка; и Аббас понял - Имхотеп прекрасно знает, что за мысли бродят в головах у его слуг. "Как же он, должно быть, одинок", - невольно подумал Аббас. Но тут же воин отогнал непрошеную жалость. Сейчас он должен думать, как следует поступить мужчине и сыну своей земли! Имхотеп пощадил его, не желая пошатнуть верность своих слуг: а может, надеясь измотать страхом. Хорошо. Пока они нужны ему... И госпожа Меила зависит от того, как кончится дело. Значит, Аббас останется с ними до конца, до решающей битвы, - и все сейчас в руках Бога. Анк-су-намун спала так крепко, что Имхотепу было жаль будить ее. Хотя великий Ра напитал его силой, он знал, что простых смертных солнце в такие часы убивает. Но потом, весьма возможно, он сделает свою царицу подобной себе... да, несомненно, им уготовано это. Наклонившись, Имхотеп поцеловал свою жену в щеку. Анк-су-намун поморщилась и застонала во сне. Ее тело много перенесло в пути... Имхотеп улыбнулся этим мыслям. Анк-су-намун увидела его улыбку, открыв глаза. Сама она, однако, казалась недовольной. - Нам пора?.. Жрец кивнул. - Вставай, мерит*, - ласково сказал он. - Ты устала, но наш путь скоро кончится. Каким восторгом наполняла его близость Анк-су-намун, каждое слово, сказанное ей, даже ее хмурый вид! Само сознание того, что она принадлежит ему, было блаженством... Анк-су-намун наконец улыбнулась своему господину, когда выпила воды и съела соленых овощей. Они поцеловались. Имхотеп опять наполнился желанием, которое было сильнее и слаще, чем вожделение любого смертного. Но он умел управлять собой гораздо лучше смертных мужчин. Потом у них будет сколько угодно времени для наслаждения. Имхотеп помог Анк-су-намун взобраться на верблюда. Она устало щурилась: солнце и раскаленный песок выедали ей глаза, а ее прекрасное тело, конечно, уже молило об отдыхе. В прежней жизни она путешествовала только на носилках, достойных царевны, и совсем недалеко... Но им осталось всего два дня. Анк-су-намун знала, куда и с какой целью они направляются, но уже готова была проклинать эту дорогу. Египтянка видела в глазах Имхотепа беспокойство... он сам, наверное, нисколько не страдал от жары и жажды, как и от тряски на этой вонючей уродливой скотине, на которых во времена Сети ездили только дикие кочевники. Хотя эта новая штука, которая называлась "седло", делала посадку довольно сносной - у Анк-су-намун болело тело от езды. И после того, как она стала женой Имхотепа.* В дороге египтянка порой посматривала на своих спутников, пытаясь вспомнить их... но в душе отзывалось только неясное ощущение, что она когда-то знала этих людей. Анк-су-намун чувствовала в них угрозу, а не защиту. Их начальник, старик по имени Хафез, совсем не нравился ей. Один только Имхотеп среди них всех оставался надежен, несокрушим для нее. Анк-су-намун испытывала перед великим жрецом Осириса страх, как и тогда, в прежней жизни. Но этот страх только усиливал ее любовь. Ее душа мерзла, стыла от холода посреди этой жаркой пустыни. И когда Имхотеп смотрел на нее, говорил с нею, обнимал - лишь тогда Анк-су-намун согревалась... Анк-су-намун посмотрела на своего господина, величественно правившего своим животным, и ее губы тронула улыбка. А потом египтянка нахмурилась. Она вспоминала свой сон, который видела сейчас, пока отдыхала под камнем. Она видела жизнь Меилы Наис, и снова знала то, что знала Меила. Анк-су-намун силилась вспомнить... но сон безвозвратно ускользнул. В такие мгновения Анк-су-намун ощущала враждебность к Имхотепу. Словно ее возлюбленный убил кого-то в ней. Когда Имхотеп обнимал ее, одаривал ласками, урвав в дороге время, Анк-су-намун все прощала ему: египтянка сознавала, что женщина, которую он убил в ней, была недостойна его и его божественности. Но теперь... Как будто Меила пыталась докричаться до своей второй половины, а ее никто не слышал! Имхотеп обманул Меилу, хотя эта женщина была умна и сильна, - и запер ее в темницу, из которой ей было не вырваться!.. Анк-су-намун глубоко вздохнула и попыталась прогнать эти мысли. Ей это удалось, и довольно скоро. Она не могла даже говорить на языке Меилы, - и, хотя успешно пользовалась ее телом, не чувствовала тоски по вещам, привычным этой новой женщине. Вокруг теперь много таких женщин, как Меила Наис, и все они ее враги! Но им не заставить ее плакать, как когда-то не удалось это женщинам в гареме Сети, сына Амона. Анк-су-намун превосходит их всех. И она своими руками убьет Нефертири, когда та явится, чтобы спасти своего сына. Да, Нефертири заслужила это. А ее мальчишка, сын врага... пусть помучается без матери! Он мог бы погибнуть от жары и жажды, утратив своих родителей. Но, скорее всего, его и остальных врагов убьют воины Анубиса. Это будет милосердная смерть... если вспомнить, что Анк-су-намун и Имхотеп испытали благодаря им. На другой день они остановились всего через час после выступления. - Владыка Имхотеп повелел, - сказал Хафез своим воинам. - Он намерен уничтожить О'Коннеллов. Сейчас у нас есть превосходный шанс это сделать. О'Коннеллы следовали за ними на дирижабле, и как раз вдоль Голубого Нила, который изобиловал водоворотами и порогами - и теснинами, откуда было очень непросто выскользнуть... - Имхотеп покончит с ними, - повторил Хафез. - Вы так думаете? - спросил Аббас. Директор Британского музея бросил на него быстрый взгляд. Он действительно был очень умен. - Да, я так думаю. Хафез по мере приближения к цели становился все более беспокойным. Аббас помолился, беззвучно пошевелив губами, - а потом обратил все внимание на их повелителя. Имхотеп остановился у самого края голубой воды. Он сбросил свое черное одеяние. Аббасу вдруг показалось, что жрец больше не наденет его: на нем осталась только роскошная набедренная повязка, которой этому древнему существу было вполне достаточно. Жрец вошел в реку. "Почему у него не растут волосы на теле?" - неожиданно подумал Аббас. Глупая мысль! Потому же, почему этот ифрит* не ест и не пьет: он кажется живым, но он еще более мертв, чем мертвецы в могилах. В его теле нет жизни, и он неспособен ее порождать. Тут Имхотеп вскинул руки, и Аббас позабыл обо всем, оцепенев от ужаса вместе с остальными. Река чудовищно вздулась и разлилась, и устремилась вперед, в теснину, сметая все на своем пути... Аббас не знал, сколько это длилось, и уцелели ли О'Коннеллы. Но когда река вернулась в берега, у Имхотепа был совершенно удовлетворенный вид. Выходя на берег, он возложил руку на голову несчастного Алекса О'Коннелла, точно брал осиротевшего сына под покровительство, и мальчик с ненавистью оттолкнул руку жреца. Аббас неожиданно почувствовал, что ненавидит это чудовище ничуть не меньше... Молодой воин сжал зубы и укрепился, когда Имхотеп проходил мимо него. Аббас почувствовал, как его разума коснулась цепенящая воля древнего мага... может быть, Имхотеп рассчитывал, победив Царя-Скорпиона, их всех превратить в своих рабов, подобно Анубисову воинству?.. "Я буду последним, кто сдастся", - подумал Аббас. Скоро они двинулись дальше. Теперь перед ними лежали джунгли. * Современные ученые и строители, выезжающие в экспедиции в пустыню, с этой целью употребляют солевые таблетки. Потеря соли с потом в сильную жару может быть почти столь же опасна, как и обезвоживание. * Арабская головная накидка. * Любимая (др.-егип.) * Древние египтяне не использовали седел, как и древние греки позднее. Египтяне вообще мало ездили верхом, а спины лошадей защищали только потниками и попонами. Изобретение седла приписывается кочевникам-скифам. * Могущественный злой дух в арабской (мусульманской) культуре, слуга Иблиса-Сатаны. Ифриты принадлежат к классу существ, проклятых Аллахом, и упоминаются в Коране.