Добро пожаловать в чайна-таун

      Зима в этом году пришла рано. Ещё лишь середина ноября, а на улице уже несколько дней как минусовая температура и, соответственно, незначительный гололёд. Некоторые особо дремучие люди списывали сию погодную аномалию на гнев божий за грехи рода человеческого и возносили молитвы небесам. Небеса же, тяжёлые, черные, как бы в насмешку нависали своим сотканным из туч сводом над городом, и было абсолютно удивительно, как из чего-то столь чёрного и пушистого может сыпаться такой белый и колючий снег. Холодные кристаллики неприятно царапали лица горожан, подхваченные не менее холодным ветром, укладывались на мостовую тонким равномерным белым пластом, и так же равномерно таяли, становясь мокрой коричнево-серой жижей. Все же, к концу дня непременно становилось теплее, и городок Висконсин превращался в одну большую грязную скользкую лужу.       Погода более чем располагала к мирному досугу: поспать, почитать, посмотреть телевизор, выпить горячего шоколаду. Непременно в кресле-качалке, в компании клетчатого пледа и толстых шерстяных носков. Вынужденные заниматься умственным трудом студенты периодически позёвывали, вели конспект и карябали какие-то непонятные закорючки на полях тетрадей. Некто особо умный перманентным маркером рисовал на стене шпору для точно таких же несчастных студентов с медицинского факультета - парень, даже высунув от усердия язык, старательно выводил на крашеной штукатурке большой чёрный фаллический символ. А ведь давно уже пора бы перестать так делать, чай, не первокурсник. Некоторые спали, убаюканные монотонным бубнёжем старой учительницы, не видящей ничего дальше собственного носа.       Группа сама по себе была довольно необычной. Филфак, а парней до чёрта в ступе. Обычно, если на группу приходится хотя бы один представитель сильного пола, это уже радость. А здесь их так много. И даже староста у них парень. Имя этого самого старосты - Льюис Вудс. Весьма привлекательный, несмотря на небольшие проблемы со здоровьем, молодой человек двадцати одного года от роду. Вежливый, из хорошей семьи, потенциальный обладатель красного диплома со стопроцентной посещаемостью. Всегда опрятно выглядит, отзывы о нём прекрасные, в общем, не ученик, а мечта. И сейчас ему было, несмотря на всю идеальность, крайне скучно. И хотелось спать. Всё дело в том, что юноша почти всю ночь не мог сблизиться с пресловутым Морфеем, не находя себе места от беспокойства. Его обожаемый младший брат ушёл на работу. Конечно, в том, что двадцатилетний амбал-разгильдяй нашел работу нет ничего особого. Нет ничего особого и в ночных сменах, студент же. Просто Льюис, которому с самого раннего детства вбивали в голову определённую модель поведения, до сих пор не мог свыкнуться с тем, что его брат уже взрослый, и опека ему не нужна. Отсюда и бессонные ночи. Первая в этом семестре пара по латыни ситуацию не улучшала. Нудное монотонное повествование о дифтонгах действовало не хуже гипноза. И лишь бы отвлечься от этого сонного тумана, Лью решил хоть за что-то уцепиться своим рассеянным сознанием.       На помощь старосте пришла муха. Большая, зелёная и громко жужжащая. Бедное членистоногое, насекомые ведь относятся к членистоногим, неповоротливо рассекало воздушное пространство кабинета. Муха явно предчувствовала скорую свою погибель от зимы, потому что металась во все стороны. Вот она мёртвой петлёй обогнула торчащий из стены гвоздь, на коем висел портрет Чарльза Диккенса, обогнула лохматую голову звучно храпящего Тобиаса Роджерса и свернула в сторону. Покружив в проходе между парт, создание в бреющем полёте спустилось к мило-розовому пенальчику очаровательной Алисы Лидделл и уселось на брелок-бантик. Зачем эпатажной Алисе, не вылезающей из образа стимпанковского безумца, такая девчачья вещь - вопрос спорный. Но ответ не нужен. Насекомое побродило по бантику, и принялось потирать передние жиденькие ножки в своей совершенно особенной мушиной манере. Если прикрыть один глаз, то даже могло показаться, что она тоже что-то пишет. Конспект, а, может быть, план по захвату мира...       Льюис со вздохом оторвался от бедной мухи и перевел взгляд в сторону окна. Колючие снежинки напоминали мух. Люди куда-то спешили, машины тормозили у светофора... Всё в серо-коричневых тонах, как это и бывает в конце осени и начале зимы. Тоска смертная. Неудивительно, что осенью у психопатов, влюблённых школьниц и маньяков происходит обострение. И волна осенних самоубийств тоже не так уж и впечатляет. От такого зрелища запросто можно сойти с ума. Тоска унылая.       Жужжание мухи, унылый пейзаж и скучная лекция сделали своё дело - Льюис заснул. Вообще, он не собирался этого делать, он же не какой-нибудь там безмозглый Тоби, уже напустивший в тетрадь целую лужу слюны, а староста с идеальным имиджем, не подпорченным даже регулярными визитами к штатному университетскому психологу-консультанту. И заснул. В той самой, знаменитой позе спящего студента - уткнувшись лбом в сложенные перед собой руки. Вудс даже успел посмотреть кусочек довольно странного сна, в котором он попал на вечеринку в розовых пеньюарах. Помимо него самого на столь экстравагантной тусовке присутствовали его одногруппники, родители, братик, все преподаватели филфака и почему-то Барак Обама. Горячо любимый всеми американцами президент, как и всегда, без устали жевал жвачку, и даже явно стащенный у его жены пеньюар его не смущал. Все участники вечеринки дружно готовили сэндвичи: с индейкой, с индейцами и с преподавательницей латыни. И только Лью собрался вонзить зубы в аппетитный бутерброд с дамскими пальчиками, как его нагло вернул в реальность звонок с пары. Противный дребезг заставил Лью дернуться, и даже едва ли не свалиться со стула на пол.       Староста аккуратно, но поспешно принялся собирать развороченную сумку. Он уже почти застегнул её, в тот момент когда голос учительницы заставил его поднять голову.       - Мистер Вудс! Останьтесь на минутку, прошу вас, - проскрипела старушка-учительница. Кивнув друзьям, что догонит их, староста в три громадных шага преодолел отделявшее его от женщины расстояние. Ну и что ей нужно? Впрочем, Лью уже примерно представлял. Это случалось как минимум раз в три недели, причём с разными учителями. А всё потому что группа филологического факультета, состоящая, в основном, из парней вызывала подозрения, что что-то тут нечисто.       - Мистер Вудс, - всё так же стала скрипеть бабулька, достав из кармана кружевной платочек, - Знаете, я тут увидела в журнале пометку, что именно Вы являетесь старостой этой группы.       - Это так, мэм, - и обязательно надо соблюдать субординацию, чтобы не испортить мнение о себе. Вудс ненавидел все эти условности, но, похоже, у него скоро будет возможность пообщаться с тем, кому субординация нафиг не сдалась.       - Сейчас очень эмоционально трудный период для молодых людей вашего возраста, особенно с такой погодой, - дама указала в темное окно взмахом платочка, - И от меня не укрылось, как отрешены были ваши товарищи во время занятия. Я настоятельно рекомендую вам, как старосте, собрать их и немедленно проконсультироваться у психолога.       "Старая крыса", - подумал Вудс, мило улыбаясь и кивая головой, - "Они просто сонные были".       Откланявшись, Льюис покинул аудиторию и двинулся к поджидающей его неразлучной троице - Тим, Брайан и Тоби. Искать ещё кого-то идеальному студенту было, откровенно говоря, лень, да и с какого чёрта радовать их? Поход к психологу в данном учебно заведении считался уважительной причиной для пропуска занятий, и даже отсутствие не отмечалось. Не говоря уже о том, что психолог был отнюдь не стандартным сморчком, и в душу не лез.       - Господа, - Вудс шутливо распахнул объятия друзьям, - прошу проследовать на третий этаж. Нам предстоит занятие у Зверька.       Парни глупо захихикали. Зверьком за глаза называли того самого психолога, хоть это и не хорошо. Но он не обижался. Лишь презрительно хмыкал, и отмахивался. В общем, тот ещё фрукт. Поход к нему - великая радость для гиперактивных от долгого сидения на пятой точке студентов в столь хмурый холодный денёк. На пути четверке будущих филологов никаких препятствий не встретилось, и уже через пару минут они стояли перед железной, как в кабинете химии, дверью с табличкой "психолог-консультант". Брайан подёргал холодную металлическую ручку, но дверь не поддалась.       - Его нет, - прокомментировал парень вполне очевидное.       - Может быть, приболел? В такую-то холодину?       - А может быть, плюнул на всё, сбежал в какую-то банановую республику и пьёт пина-коладу в обществе пяти большегрудых красоток?       - Sind Sie sicher? - раздалось за спинами у студентов, и на плечи Тоби и Тима опустилось по тяжёлой руке. - А может быть, он стоит за вашими спинами и думает, какого хрена?       Все четверо резко обернулись и увидели весьма недовольное лицо растрёпанного психолога. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять - тот не в духе. А, значит, у парней проблемы. Для того, чтобы стало понятно, почему проблемы, стоит немного рассказать об этой личности.       Рихард Энгель Тиер, или просто Рихард, или Рихи, или профессор Тиер, или просто Зверёк, несмотря на занимаемую им должность, психологом ни в коей мере не являлся. Он был психиатром, работал, соответственно, в психушке, раньше ещё и в тюрьме, да военные к нему обращались. Какого хрена его взяли работать в университет - тайна за семью печатями. Но факт остаётся фактом - Рихард разбирался с моральными проблемами учеников и даже преподавал психологию. Учителя поголовно ненавидели даже факт его существования. Почему? Да потому что Тиер был хорош в своём деле. Настолько хорош, пусть и молодой специалист, что директор заведения, Кабадатх, спускал ему с рук абсолютно всё. Рихард этим нагло пользовался. А ещё, как и все психиатры, он был немножечко не в себе.       В уставе и трудовом договоре для всего педагогического коллектива были прописаны нормы внешнего вида. Деловой стиль, опрятность и тому подобное. Профессор Тиер - как же он ненавидел это обязательное обращение студентов к учителю, профессор - расхаживал по университету в образе панка, из-за чего ещё не знающие его первокурсники принимали его за студента. И очень удивлялись, когда сие создание с лохматыми волосами до плеч, стрижеными идиотской лесенкой, укорачивающейся у затылка, крашеными в вишнёвое омбре с фиолетовыми кончиками, с чёрной серёжкой-крестиком в брови и в мятой футболке с принтом человеческого сердца вваливалось в аудиторию и заявляло, что преподаёт. Рихард корректировал врождённую дальнозоркость не очками, а линзами. Оттеночными. Карие глаза превращались в кроваво-красные, и этим он обожал пугать девчонок. У Тиера на левой ключице была набита татуировка, какие набивают заключённым в тюрьме, личный тюремный номер "prisoner-514-107-37L". Тату всегда торчало из ворота футболки или полурасстёгнутой рубашки, а его владелец утверждал, что отмотал срок за план по захвата мира при помощи боевых тараканов. Ещё он совмещал ежедневную работу в универе с шестью ночными дежурствами в месяц в психушке. Этот мудак был тем самым учителем, который мог притащить на пару громадный пирог с мясом, накормить им вечно голодных студентов, а когда от лакомства не оставалось даже крошек с невинным выражением зеленовато-бледного лица заявить:       - Как хорошо, что этот псих вчера из окна сиганул, о вас позаботился. Ну не пропадать же добру, в самом деле. Кстати, пару суток советую воздержаться от употребления алкоголя, он принимал много лекарств, которые под влияние высокоградусного отравляют мозг и печень.       Ещё Рихард намеренно выставлял напоказ своё немецкое происхождение. Обычно, иностранцы, сменившие гражданство и постоянно проживающие в стране по новому паспорту, говорят так, что и не скажешь, что язык не родной. Рихард же специально постоянно вворачивал в свою речь слова на немецком и буквально выдавливал из себя этот лающий акцент. Говорить по-английски нормально он категорически отказывался.       Профессор Тиер обожал придуриваться. Однажды, когда у него спросили во время лекции, что значит один термин, Рихард состроил туповато-виноватую рожу, уставился в пол и заявил, что не знает, не выучил, не готов к паре, и вообще вывалил на головы офигевших учеников весь стандартный набор их собственных отмазок, а затем подхватил сумку, бумаги со стола и с басовитым воплем "Задолбался!" выбежал в коридор.       Когда Лью впервые пришёл к нему на консультацию, этот псевдопсихолог попросил всё рассказать, а сам увлёкся рисованием на обрывке бумаги голой женщины с сиськами, размер которых противоречил законам анатомии и гравитации. Но, несмотря на все эти придури, его ученики всегда мистическим образом были на сто процентов готовы к любому зачёту, к любой университетской олимпиаде и благодаря своей учебной базе и этим самым олимпиадам по психологии получали гранты на образование, президентскую стипендию и огромное количество прочих приятностей. Да и разбирался с проблемами "детей" Тиер просто превосходно. Ведь вроде бы и не слушает вообще жалобы очередного разочаровавшегося в жизни паренька, а все мелочи подмечает. И все, кто выходил на крышу с целью оборвать собственную жизнь путём прыжка вниз, обязательно отказывались от этой долбанутой затеи, потому что профессор Тиер обязательно выходил на эту самую крышу покурить, доводил готовенького суицидника до белого каления своим безразличием, и откалывал очередной номер. Например, однажды он сам сиганул вниз со словами "Давай наперегонки". Правда, потом оказалось, что у него была страховка, но это уже мелочи.       Но, несмотря на всю эту замечательность и долбанутость, бывали дни, когда к психологу лучше не подходить. Это были дни после его ночных дежурств. Не спавший двое суток Рихард бледным злобным призраком слонялся по коридорам, орал, не скупясь на речевые обороты, и мог даже швырнуть в зазевавшегося несчастного учебником. Да и вообще, в такие дни он был похож на снаряд времён второй мировой - вроде бы атмосферная штука, но лучше не подходить. И вот, судя по его особо болезненно-бледному, чуть зеленоватому лицу, очкам вместо линз и растрёпанному конскому хвосту, он как раз с дежурства. А, значит, сейчас он будет чудить. Благо, что старшекурсников, как это ненормальное скопление парней с филфака он принимал за закадычных друзей.       - Заваливайтесь, - психолог несколько медленно отпер дверь кабинета и пригласительно махнул рукой. Четверо друзей поспешно зашли, понимая, что им немного не повезло сегодня. Дверь за ними захлопнулась со стальным лязгом, как врата индустриального ада из какого-нибудь бульварного псевдолитературного произведения.       - Как дежурство? - осторожно поинтересовался Тоби, плюхаясь на стул.       - Ой, не спрашивай, - отмахнулся Тиер, отвинчивая крышку стеклянного графина с водой и отпивая прямо из горлышка, - Вот с какого хрена? С какого хрена за одну ночь прямо сборник "редчайшие психические расстройства"? Вот шли же стандартно буйные, шизофреники, раздвоения личности, суицидники, симулянты... Тишь да гладь! А тут на тебе! Бред Котара*, синдром чужой руки, и, на десерт, Коро! Вы представляете, Коро!       - А можно по-человечески? - попросил Льюис. Рихард сразу как-то поник, скис, да и вообще посмотрел на старосту так, будто тот только что прирезал его любимую бабушку бензопилой.       - Коро иначе называют синдромом втягивания гениталий. Мужик был абсолютно уверен, что его богатство втягивается в брюшную полость, и когда оно исчезнет там полностью, то он умрёт. И додумался же, проколол проволокой и примотал к гире, чтобы не втягивалось! - психолог устало опустился в своё кресло и закрыл лицо руками. Прямоугольные очки без оправы соскользнули на пол, хорошо хоть не разбились. - Ребята, а вы никуда идти не собирались, а?       - Честно, дружище? - Тим сообразил,что опасная волна прошла, и со старшим товарищем можно нормально говорить. Волна негатива выплеснута, - мы хотели сходить в чайна-таун.       - Нафига? - чистейшее изумление на лице. И с таким выражением морды даже не скажешь, что пару недель назад этому существу стукнуло двадцать восемь. На вид двадцать-двадцать два, как и ребятам.       - Говорят, там отличный ирландский паб.       - Вы с какого баобаба рухнули? Какой, нахер, ирландский паб в китайском квартале?       - Обычный, - Тим самодовольно ухмыльнулся, - На самом деле, там обычный китайский ресторан, но владелец решил ещё и европейский зал открыть, вот и сделал его в стиле ирландского паба, - лицо психолога озарилось пониманием, и ещё чем-то не очень понятным.       - Знаете что, ребята, я сейчас провожу исследование особенностей поведения молодёжи вовремя досуга, поэтому пойду с вами. Вы дадите мне просто превосходный материал для анализа.       - Рихи, не ври, гадёныш, - Тоби постучал пальцем по дубовому столу старшего товарища, - Ты просто хочешь надраться в китайском квартале.       - Ну, и это тоже. Но в первую очередь исследования.       Льюис обо всей этой заварушке с ирландским пабом в чайна-тауне услышал в первый раз. Опять эти трое неразлучных придурков всё решили без него. Обычно подобные их задумки оканчивались массой проблем. Но, если честно, ноябрь такой тоскливый, а в жизни и так полное дерьмо. Хуже уже некуда. Так почему бы и не накатить стопаря в сомнительном заведении в китайском квартале. Ходят слухи, что там можно арендовать тело прекрасной китаянки за смешную цену. Не то, чтобы его так уж сильно интересовали дамы, но всё же...       Спустя полтора часа студенты и преподаватель стояли посреди шумной улицы чайна-тауна перед яркой красной дверью домика в китайском стиле. Бумажные фонарики, загнутая крыша и прочее. Над дверью висела невыразительная табличка "Делаке", что означало "дракон". Простой бар в китайском стиле, ничего особого. До всех, кроме Тоби уже дошло, что насчет ирландского паба их развели. Тоби не сообразил, потому что это Тоби. Типычный веселый придурок-тугодум, какой есть в любой компании. Рихард заулыбался как упырь, оказавшийся на донорском пункте после ста лет кремлевской диеты. И пинком открыл дверь:       - Знакомое ведь предприятие, - официантка, явно не китаянка, одетая в коротенький зелёный чеонгсам с золотыми расшитыми цветами, одарила гостей неприязненным взглядом, однако промолчала. Тоби был поражен. В его расширившихся от удивления глазах стояли слезы, а нижняя губа начала дрожать.       - А где... Где же... Где же ирландский паб? - истерично завопил парень, капризно взмахнув руками под хохот друзей, в очередной раз сраженных его придурочностью.