В зарослях винограда

Дисклеймер: Все права на персонажей и сюжет принадлежат Дж.Р. Р. Толкину и всем тем, кому они по закону должны принадлежать. Автор фика материальной прибыли не извлекает. Четвертая Эпоха в Валиноре была как вино — легкое сладкое вино, которое кружит голову и веселит сердце, но не толкает на мрачные безумства — время долгожданных воссоединений и исцеления последних ран, полученных в давние дни. К середине Четвертой Эпохи в Форменоссе начал расти виноград. Одному Эру, должно быть, ведомо, откуда он там взялся, ибо никто не сажал его в этом покинутом эльфами месте, ничьи руки не ухаживали за ним. Однако виноград все рос, и, к моменту когда Четвертая Эпоха кончилась и началась Пятая, всю крепость уже заполонили непролазные заросли. Поэтому Индис, если ей приходила охота наведаться туда, брала с собой небольшой топорик, чтобы прорубать себе дорогу. Надо сказать, случалось это редко: раз или два в сто лет или даже в двести. Индис шла в Форменоссе, только когда тоска по мужу становилась совсем нестерпимой. Шла, надеясь, на месте, где окончилась его жизнь, почувствовать себя чуть ближе к нему. Это никогда не помогало, но Индис была упорна и не переставала пробовать. Вот и теперь был один из таких дней. Индис добралась до входа в дом Феанаро и уселась прямо на землю, устало отложив в сторону топорик. С каждым разом путь давался ей все тяжелее. Быть может, лоза становилась гуще, а может, десять с лишним тысяч лет одиночества утомили ее тело так же, как душу. Здесь свидетелями ее слабости были только древние стены и еще более древние звезды, так что Индис могла признать, что сил у нее теперь куда меньше, чем прежде. Возможно, даже меньше, чем когда погиб Финвэ. С того времени Индис всегда приходилось крепко держаться за жизнь, чтобы не потерять ее. Не оставить, как оставляют позабытую в рассеянности вещь. В разные времена это давалось то тяжелее, то проще. Сейчас было тяжело, и Индис уже не была уверена, станет ли когда-нибудь иначе. Все чаще в голову закрадывалась мысль, что теперь, когда ее дети, внуки и правнуки — все, кто мог и желал покинуть Чертоги Ожидания, давно и прочно вернулись к жизни, она никому не нанесет непоправимого удара, если уйдет. Ее близкие поддержат друг друга и справятся без нее. А она сможет, наконец, отдохнуть. И, возможно, даже увидеть Финвэ... ... Увидеть Финвэ... Вот он идет... как всегда статный и красивый, лицо его радостно, как в юности, глаза сияют... Наверное, Индис думала о нем слишком много. Или ее рассудок тоже ослаб от времени, потому что Финвэ, с трудом протиснувшись по той самой узкой тропинке, которую она сделала, когда шла сюда, опустился подле нее на колени и ласково коснулся ее щеки, стирая слезинку. — Здравствуй, Индис! Его голос, взгляд, прикосновение — настоящие. Их нельзя спутать ни с чем. Свет в его глазах — свет Рожденного Заново. Одежды простые, без украшений и знаков отличия, какие швеи народа ваниар по традиции готовят для всех возрожденных. Этого не могло быть. И это было. Было на самом деле. Индис хорошо умела отличать явь от снов. К тому же, возвращение Финвэ никогда ей не снилось. Ни разу за все эти тысячи лет. Она надеялась, всегда надеялась, что еще встретится с ним, но представить не могла. Индис ни о чем не спросила, не сказала ни слова, только потянулась к Финвэ и обняла его, спрятав лицо у него на груди, вдыхая родной, любимый запах. Финвэ, словно только этого и ждал, крепко обнял ее в ответ. И объятия те же, что раньше, почти отчаянно крепкие, словно она может исчезнуть. Нет, даже крепче, чем раньше. Индис не хотелось шевелиться или говорить, лишь сидеть, замерев, и наслаждаться теплом присутствия Финвэ. Некоторое время она так и делала. Но потом ей пришло в голову, что, может быть, у них мало времени, а она тратит его впустую. Отстраниться было выше ее сил, но задать вопрос Индис все же смогла себя заставить: — Ты надолго вернулся? — Совсем, — ответил Финвэ. В его голосе прозвучала едва различимая, но заметная нотка сомнения. Индис знала, что это значит, и ста тысяч лет не хватило бы, чтобы забыть. Она подняла голову и, заглядывая Финвэ в лицо, сказала решительно: — Расскажи мне все как есть. — Хорошо, — согласился Финвэ с тихим вздохом. — Когда история нолдор в Эндорэ была окончена и стало ясно, что Фириэль и теперь не собирается покидать Чертоги Вайрэ и возвращаться к эльдар, валар, посоветовавшись с Эру, решили, что я могу вернуться к жизни. И к тебе, если ты захочешь принять меня, — при этих словах Финвэ еще сильнее стиснул Индис в объятиях и продолжал: — Это не будет нарушением Статута, пока Фириэль не пожелает жить опять среди своего народа. Сейчас она спокойна и счастлива, живя среди майяр Вайрэ и занимаясь любимым делом. И сердце мое радуется за нее. Но если она захочет уйти оттуда, я снова... — Нет, — прервала его Индис. — Пойми, я не могу не сделать этого для нее, — ласково-увещевательным тоном начал Финвэ. — Если Фириэль захочет жить среди эльфов, не ты, а я уступлю ей свое место, — твердо сказала Индис. — Я устала выносить разлуку, и жизни мне будет не жаль. А родным, надеюсь, это не причинит слишком большой боли. Финвэ мог бы сказать, что это обязательно причинит большую боль и их родным, и ему, и ей самой. Но они оба хорошо знали, что эти слова были бы бессмысленны. Ведь больно будет в любом случае, кто бы из них ни ушел и кто бы ни остался. Однако пока об этом можно не думать. Пока можно просто радоваться встрече. — Как ты нашел меня здесь? — спросила Индис, сочтя, что все необходимое уже сказано и пора оставить печальную тему. — Намо дал мне совет, — ответил Финвэ. — Знаешь, я издали увидел тебя. Ты так же прекрасна, как в ту нашу первую настоящую встречу, когда я, наконец, тебя разглядел. — Звездный свет милосерден ко мне, — грустно улыбнулась Индис. — Когда взойдет солнце, ты заметишь, что в глазах моих усталость, а в волосах седина. — Я стану целовать твои глаза, и они засияют, как у девы в день, когда она готовится принести брачный обет, волос за волосом переберу я твои локоны, и седина растает, как тает на солнце снег, — горячо откликнулся Финвэ. — Верь мне, так все и будет! — Я верю, — ответила Индис. — Верю. Впервые за долгое, очень долгое время она была абсолютно счастлива. И в чудо верилось легко, как никогда.