Письмо к Чацкому

Ваше благородие, Александр Чацкий, Меж огарков свеч я строчки к Вам слагаю. Ответьте поскорее, кто выдумал те сказки О безумии Вашем? Как можно так, не знаю… Простите мне такую спешку, Я слишком многого прошу. (И, будто над собой в насмешку, Я Вам в стихах письмо пишу. Могу я написать и в прозе, Но что поэту этот жанр? Он по-иному грациозен, Но не являет чувств пожар). Мне Павел Афанасьевич в записочке недавней Поведал, Вы поспешно покинули Москву. Вы так сюда хотели, мне было всё забавно — Вам не привыкнуть к здешним глупцам и шутовству. Но мне безумно важно знать, Что думаете лично Вы. И захотелось рассказать, Что мыслю я насчет Москвы. В наш новый век столица изменилась. (Да-да, столица, вовсе я не лгу!) В ней жизнь от прежнего теченья отклонилась… Различья с прошлым под конец приберегу. Вид внешний града славного прекрасен, Но разглядеть его становится сложней, Когда спешат, не видя новых башен, Большие толпы, полчища людей. Но не об этом же мы с Вами толковали? Пожалуй, речь была все больше про народ. И Вы не зря в столетии давнем горевали, Что в будущее век минувший не идет. И нынче ведь знакома нам проблема, Когда старик журит зря молодежь. Им не понятна наша новая система, «Уклад отцов достаточно хорош». Молодым желанно, как и прежде, «Весь мир людской поднять с колен», Не угаснуть сей отчаянной надежде, Пусть старые устои обратятся в тлен. Не отрекайтесь Вы от «вольнодумства», Не воля разве молодым нужна? Пусть говорят, что бред всё и безумство, Но дума вольная Вам хоть не внушена. Привык народ на слово верить, Внимать, что высшие молвят. Пред ними каждый лицемерит, Все угодить им норовят. Как Вам, мне это вовсе не понятно. Я, стало быть, собой весьма горжусь, Уж если я о том, что лично мне занятно, С уверенностью пылкою сужу. Ну как возможно ради смеха Разбить себе затылок или лоб? Да что с того, что высшим на потеху?! Так сделать может только остолоп… И новостей из века двадцать первого Для Вас совсем немного у меня. Все так же обожают лесть умелую, «Лишних людей» во всех грехах виня. Лучом Вы были Вашему столетью, Мне ныне хочется Вам подражать, Чтоб не сбегать от смеха опрометью, А колко, остроумно отвечать. Вот так сужу, сравнив, как Вы когда-то, О двух веках, связав их письмецом. Вообще, это ошибка виновата, что Мой конверт сплел века два кольцом… Вам было б тяжко в наше время. Здесь нынче в моде стали бунтари. Быть умным ныне — тоже бремя, За ум Вас засмеют какие-нибудь дикари. Нам больше мыслить не запрещено, Нам разрешили говорить, мечтать… Да только попусту глядит народ в окно, А вместо дум он предпочтет поспать. Мне кажется, что наше поколенье, Не лучше прежнего. И это тяжело — Должны быть мы столетья озареньем, А всем вокруг как будто все равно. Взаправду, лучших — единицы. Умов побольше, да не тех. Умы съезжают за границу — У них там деньги и успех. Страну возвысить все хотят речами, Но толку что? Стране нужны дела. И сколько б старики не поучали, Их век окончен. Нам пора пришла Изобретать, слагать стихи и строить, Политику вести, торговлю, воевать. Учиться, верить, многое свершать И никогда страну не оставлять. Однако, за суждением об умных, Я забываю, Александр, все про Вас — Письмо уж к завершению готово, А я никак не попрошу рассказ. Так расскажите мне о Вас. Как Вы? Что думаете, ждете? Куда направитесь сейчас? Ответьте, Вы в Москву вернетесь? В своей Москве, ответа буду ждать, А, может, напишу еще кому-то. Мне напоследок хочется сказать, Как я люблю подобные минуты — Когда пишу к Вам, в прошлый век. И знаю, Вы получите, прочтете… Вы потрясающий, поверьте, человек. Я верю, Вы однажды к нам придете. Вы имя смените и смените лицо, Но Вас узнать совсем не будет трудно. Ваш голос к нам придет чрез двух веков кольцо — Он громом станет там, где многолюдно. Прощаюсь, Ваше благородие, с Вами. Надеюсь, Вас немножко развлечет Мое письмо, что пролетит между веками, И через месяц уже к Вам придет.