***
― Не, ну ты, глянь, а? ― Для Гриммджоу настало новое испытание: он уже битых полчаса пытался раскрутить одну несчастную гирлянду. ― Нет, Куросаки, ты только посмотри: что это за адское приспособление? Ну? Ичиго, разбиравшая подле него коробки с игрушками, лишь хихикнула тихо в ворот свитера ― насмехаться над бедным арранкаром, приучавшимся к человеческой жизни и знакомившимся с прелестями традиций и быта было бы несправедливо. ― Гримм, ты бы поменьше дергал гирлянду, она бы и перестала завязываться в новые узлы… С такими приборами нужно обращаться нежно. ― Куросаки, где я и где нежность? ― цокнул языком Гриммджоу. ― И, кстати, я тебе язык вырву, если еще раз посмеешь меня назвать этой кошачьей кличкой! Поняла? ― Поняла-поняла, ― передернув, пробубнела себе под нос рыжая, думая о том, что нежности Пантере и впрямь не хватало. У Джагерджака таки сдали нервы, и он стал уже не раскручивать, а судорожно разрывать руками гирлянды. Те сопротивлялись, скрипели проводами у него на пальцах и хрустели хрупкими лампочками. Наконец, когда из одной гирлянды у Джагерджака получилось целых две ― что заставило его возгордиться собственной изобретательностью, ― он решил проверить огоньки лампочек, включив в сеть. ― Гриммджоу, стой!!! ― Не успела Ичиго подлететь к нему, как раздался скрежет, вспыхнули искры из розетки, в пальцах арранкара что-то взорвалось и его окутала дымовая завеса. Ичиго от рефлекторного испуга закрыла лицо ладонями и взялась постепенно, палец за пальцем, отодвигать их, чтобы убедиться, что не убиваемый Гриммджоу так и остался не убиваемым. ― Твою ж мааать… ― раздалось прежде, чем взгляду предстал растерянно моргающий Секста с копотью на моське и голубыми волосами, вставшими дыбом. Он недовольно зафыркал, точно разъяренный кот, и впился убийственным взглядом в виноватый объект. Куда? Правильно, в… ― Куррросаки!.. ― Гриммджоу! ― И секунда не промелькнула, как она неожиданно повисла у него на шее в ответ, крепко обнимая при этом. ― Ксо, я так испугалась за тебя!!! Пантера опешил и растерявшись совсем, так и стоял, опустив руки ни в сих, ни в тих. «Дура, что ли?» ― хотелось прогреметь на нее и напомнить, что арранкары не умирают от удара тока. Однако он промолчал. Раздавленный, побежденный ее нежной заботой, Гриммджоу ласково потерся щекой о ее макушку: ― Глупая, чего испугалась-то?.. Я же у тебя большой и сильный, забыла? Ичиго мотнула головой, тычась носом ему в грудь и бессильно ударяя кулаком туда же. ― Дурак! Разве можно быть таким беспечным?! ― отпрянула она и посмотрела сердито. ― Ты хуже ребенка, Гриммджоу! Вас что, Айзен не учил? Совать испорченные приборы в розетку нехорошо! Бывший Секста крякнул от возмущения и, естественно, тут же вспылил: ― А представь себе, что да! ― Бросил он в сердцах злосчастную гирлянду. ― И к этим дурацким праздникам он нас тоже не готовил! И елки не заставлял на горбу тащить! И гребанные лампочки перебирать! И шары, вон, ― схватил он первый-попавшийся из верхних игрушек и с яростью расклепал тот об пол, ― тоже не учил развешивать! ― Гриммджоу… ― охнула Ичиго и прямо, как скошенная, упала на коленки. По ее щекам побежали такие редкие слезы, а ее задрожавшие руки принялись судорожно собирать острые осколки разбитого шарика. ― Гриммджоу, Гриммджоу, что ты натворил… Это ведь был мамин подарок… Оскалившийся Джагерджак вмиг потускнел и рассеянно посмотрел на копошившуюся у его ног синигами: та хлюпала носом, резала пальцы и все время повторяла, будто мантру, слово «мама». ― Ай! ― вскрикнула она, когда один из осколков прошелся слишком глубоко по пальцу. ― Вот же черт! ― Гриммджоу мигом присел рядом, убирая руки Ичиго: ― Пусти, неумеха, я сам. ― Сам пусти! ― Она отбила его помощь и посмотрела грозно: ― И вообще!.. Видеть тебя не хочу! ― Ах так? ― хлопнул глазами Джагерджак, криво ухмыльнувшись с обиды. ― Что ж… Ну и оставайся тут одна в свой дурацкий праздник! А я сыт им по горло! ― указал он на шею и резко зашагал в коридор. Куросаки не побежала за ним следом. Впервые за столько времени, что они вместе. Вместо этого она прогундосила себе под нос: ― Ну и катись… Но Пантера услышал. И покатился прочь. И разозлился неистово, слетев вниз, как на крыльях, и, как ошпаренный, выскочил из подъезда на улицу: «Ксо! Да что ж за день такой?! Куррросаки, зараза!!! Разве таким должен быть праздник?»***
― Праздник-праздник, какой это, к черту, праздник?! ― ворчала Ичиго, нервно развешивая шарики на елку. ― Дурак! Тупица! Заносчивый котяра! Чурбан бесчувственный… ― Ичиго раздраженно утерла скатившуюся слезу с щеки. И чего она раскричалась из-за какого-то шарика?.. Ну да, обидно. Ну да, больно. Но это ведь не повод ставить живого (ну, почти живого) человека (ну, почти человека) в сравнение со стеклянной игрушкой? Даже если та бесценна, а он виноват. Даже если и разбил ее нарочно, псих недоделанный… Но она ведь не хотела ругаться с ним. И прогонять тоже. «Ксо, да что же это я творю?!» ― Ичиго бросила полупустую коробку с елочными игрушками на диван и мигом схватила пальто. Не смотрясь в зеркало, хоть и выглядела наверняка ужасно, сразу метнулась к выходу. Пока бежала по ступенькам в подъезде, не в силах дождаться лифт, набирала и набирала номер любимого арранкара, а он, естественно, как гордая сволочь, не отвечал. «Ксо! Ксо! Ксо!!! И почему ты такой упрямец, Гриммджоу?! И почему вспыхиваешь, точно спичка?! И почему… мы так похожи с тобой? И почему я люблю тебя, дурака такого…» Ичиго стремглав понеслась к двери парадного. Столкнувшись в ней с кем-то из соседей, даже не извинилась. Она выбежала на крыльцо и тревожно огляделась по сторонам. Людей к вечеру на улицах заметно прибавилось в связи с последними приготовлениями. Автомобили в пробке слепили фарами в глаза. Да еще и снег… Ее любимый снег, огромными перьями повалил с небес, а она совершенно не могла радоваться этому. Ичиго стиснула голову руками, хватаясь с досады пальцами за волосы: блин, она же не могла сейчас чувствовать реяцу! Куда же он подался? Где запропал? И с чего начать ей, чтобы найти этого своенравного Пантеру? ― Куросаки? ― отозвались удивленно за спиной. Понадобилась лишь пара долей секунд, чтобы обернуться на сто восемьдесят градусов и… без разбору броситься ему на грудь: его рыкающий голос она узнала бы из тысячи других. ― Гриммджоу… ― обняла она его со всей силы за спину, даже не собираясь отпускать его теперь ни на миг. ― Заду… шишь щассс, ― подергался Пантера в ее объятиях, чтобы высвободиться, а когда не вышло, все же гаркнул громко: ― Да епт, Куросаки, я ж уроню сейчас все, что накупил!!! Ичиго, огорошенная, отпрянула и уставилась на арранкара. И чем дольше она на него смотрела, тем шире распахивались ее глаза от удивления. Под одной рукой Гриммджоу держал коробку с целой горой синих шаров разной величины и оттенков, но таких похожих на разбитый мамин шарик. А во второй он сжимал несколько длинных коробок с различными гирляндами. У девушки не нашлось слов, чтобы выразить свое восхищение. Конечно, Гриммджоу ― изрядная сволочь, хам, которого не видывал свет, но порой он совершал такие поступки, от которых у Ичиго щемило сердце и она видела в нем то, что больше никто не мог увидеть. Она видела его душу ясно. Любящую ее душу, горящую гордыми, но такими преданными голубыми глазами. ― Чего? ― смутился Джагерджак от подобного пристального внимания и раздраженно фыркнул. Куросаки усмехнулась виновато и потерла глаз, в который запросилась новая слезинка ― на сей раз от счастья. ― Ничего, ― постаралась как можно более равнодушно отмахнуться она, ― ты не брал телефон. Я волновалась… ― А, это? ― повел плечами Гриммджоу. ― Так я его дома забыл. Рыжая шагнула к нему и провела ласково ладонью по щеке: ― Какой же ты все-таки у меня растяпа… ― И клубничный поцелуй коснулся его губ.***
― И все равно я не понимаю ажиотажа вокруг этого праздника, ― лениво ворчал расслабленный Гриммджоу, цепляя верхушку на кончик елки, после того как осторожно, под бдительным контролем Ичиго, развесил гирлянды на еловых лапах. ― В Японии ведь в этот день парочки устраивают себе романтические встречи, ужины, все дела… У вас же это вроде Дня всех влюбленных, что ли. ― Ками-сама, Гриммджоу, ты меня приятно удивляешь… ― Ичиго коснулась губами к его оголенному животу и заглянула в глаза возвышающегося над ней на табурете парня, завернутого в полотенце на бедрах. ― Хех, Куросаки, не надо считать меня тупым. Телевизор порой прекрасный источник информации. Про интернет я вообще молчу. ― Ты освоил интернет? ― поддразнила она его еще больше. Джагерджак с шумом выдохнул, сел на табурет и притянул застывшую в своей позе Куросаки за подбородок: ― Больше ты своими подколками меня не выведешь, ― рыкнул он тихонько у ее губ, ― а вот то, что ты сейчас так близко, и в одной простыне… заставляет меня терять контроль… ― Ну так в чем дело? ― Ичиго уселась ему на колени лицом к лицу и пригладила лохматую голубую шевелюру, еще не отошедшую от электрошока. ― Елку мы почти нарядили… Пускай не за два часа, но до полуночи успели. Время настало и для подарков… ― Она потянулась к краям запахнутой на груди простыни, но его рука легла поверх ее. ― Погоди… ― попросил Гриммджоу и дотянулся до переходника с подключенной кучей гирлянд, вставляя наконец-то и его вилкой в розетку. Елка заулыбалась разноцветными огоньками: звездочками, свечками, сердечками, фонариками ― формы новых гирлянд были так разнообразны. Они то ярко вспыхивали, то затухали плавно, затем переливались, мерцая быстрым свечением и отбиваясь в отражениях блестящих шаров. Гриммджоу подул на елку, отчего дождик на ветках тоже затрепетал, а шары закружились, ловя и преломляя еще больше огоньков. Елка будто ожила, а вместе с ней и наступила та чарующая атмосфера волшебного праздника, о котором взахлеб давеча рассказывала рыжая синигами. Теперь Гриммджоу понимал Ичиго; как ребенок пялился на это чудо в иголках и огоньках, и чувствовал, как что-то сладкое, легкое, приятное растекалось у него по венам. Она была права, Айзен не показывал им ничего подобного, его армия была создана не для этого. Но в том и заключалась радость… Гриммджоу радовался, что мог познать эти чувства рядом с Ичиго. Она ласково обняла его за шею. Гриммджоу и впрямь ребенок, большой и сильный, и она не переставала любить его такого. Куросаки нежно поцеловала любимого в щеку, округлившуюся от широченной забавной улыбки, и прошептала на ухо: ― С Рождеством тебя, Гриммджоу. С нашим первым Рождеством вместе… Пантера повернул к ней лицо и поцеловал в губы ― не с привычным грубым нахрапом, а тоже с намеком на нежность и даже благодарность. Его ладони скользнули по ее стану к груди и потянули за края простыни, высвобождая любимое тело из оков ткани. Мерцание радостных огоньков заплясало на ее бронзовой коже, отразилось блеском в ее карамельных очах, лизнуло соблазнительным светом по зацелованным устам и от этого всего его Клубничка сделалась и впрямь самым волшебным подарком. ― И тебя с Рождеством, Ичиго! ― Арранкар подхватил любимую синигами на руки и направился с нею прямиком в спальню. ― Спасибо, что подарила мне себя и чудеса этого мира…