***
— Гриммджоу, ты свинья!!! Голубоволосый с шумом выдохнул: Ичиго орала так, что уши закладывало. Так был ли смысл укрываться в ее комнате, если крики рыжей фурии слышал весь квартал? — Детка, ты уже определись герой я для тебя или свинья? — Ты хуже! — укоризненно ткнула она в него пальцем и прорычала: — Ты настоящий обжоррра!!! — Она раздраженно зашагала из стороны в сторону, сверля спину арранкару, безмятежно пялящемуся в окно. Вот же гад такой! И не пронять его ничем! И совести нет у этой зверюги ни на грош! И вообще! — Гриммджоу! Скотина! Как ты мог?! — Подумаешь, большое дело, — лениво бросил он, взглянув на нее поверх плеча. — Чего ты так расшумелась, киса? — Еще и улыбнулся своей самой наглой из улыбок — косой, задиристой, обнажающей клыки. Но когда это Ичиго стращало? Остановившись перед ним, упершись руками в бока, она, сделав вдох-выдох, чтобы унять прежде всего свои нервы, протянула сначала медленно, а потом набирая темп и тональность: — Т-ты… Я приготовила ровно сто штук этих чертовых пирожков… Я взяла всего три штуки. Три! Чтобы поместить их, как праздничное блюдо, а ты… Ты и их слопал!!! Когда ты успел пробраться к алтарю?! Как вообще сумел обойти отца, которого я оставила дежурить на стреме?! Я же, блин, как чувствовала! Гриммджоу! Голубая ты, прожорливая сволочь, какого ты сожрал эти три пирожка после девяноста семи? А затем вприкуску к ним съел и последний мандарин?! На кой-черт ты мотался в Токио, чтобы все это сожрать самому и не подавиться?! Джагерджак огрызнулся, что-то явно матерщинное бубня под нос. — Гриммджоу! Я требую объяснений! — Зачем, киса? — Повернулся он к ней, не уменьшая градус оскала. — Что сделано — то сделано… — Ах, тебе смешно-о? — хлопнула глазами Ичиго, но тут же сузила их. — Признайся, это все специально, да? В отместку мне, да? Черт бы тебя побрал, Гриммджоу! — метнулась она к нему и дернула за грудки этого мощного здоровяка, будто у нее в жилах по-прежнему протекала сила Зангетсу. — Чтоб тебя, Гриммджоу! Ты снова решил испортить мне праздник?! Ты же терпеть не можешь ман-да-ри-ны!!! Так зачем… Он схватил ее в ответ за плечи и тряхнул со всей дури, поднимая над полом: — Затем, дура! — Он повалил ее тут же на кровать, прижав собой и не оставляя ей ни единой попытки пошевелиться. — Да, я ненавижу мандарины! Да, я сожрал целую гору пирожков! И все потому, что хочу иное, свое, любимое лакомство. А ты… — Куснул он ее быстро за плечо. — А ты… весь день меня дррразнишь, Куррросаки… Его рука скользнула вниз и резко дернула юбку наверх, оголяя полностью левое бедро девушки. — Гримм… Гриммджоу, ты что! — возмутилась рыжая, отчаянно задергавшись под ним и косясь, как припадочная, на незапертую на замок дверь в свою комнату. — Гриммджоу, я запрещаю! Слышишь! — Цыц! — шикнул он и впился в губы затараторившей Ичиго, занимая ее рот своим языком, а не никому ненужными словами. Сопротивлявшаяся и колотившая его по ребрам, челюстям, коленям, Ичиго смирилась с огнем страсти только тогда, когда Пантера добрался до желанного лакомства и мигом выветрил из головы абсолютно все-все мысли… ― …Ты дурак, Гриммджоу, ― устало выдохнула Ичиго, когда они закончили. ― Дверь не на замке. Вот было бы «круто», если бы кто из девочек вошел в самом разгаре твоего наслаждения «десертом». ― Я не виноват. На меня, это, тоже ностальгия накатила, ― мурлыкнул он, удовлетворенный, на ухо. ― «По-тихому», помнишь, киссса? Они вместе рассмеялись, крепко обнявшись под одеялом. Вылезать из-под него куда-то совершенно не хотелось, но по непреложной традиции Куросаки вся их семья отправлялась встречать о-сёгацу[2] в синтоистский храм на их улице, чтобы задобрить божество наступающего года, чтобы дернуть за молитвенный колокольчик и попросить добра для близких и родных, чтобы вытянуть билет с предсказанием наконец, а на деревянной табличке, эма, оставить заветное желание. ― Нам пора собираться, ― с толикой грусти заметила Ичиго и зарылась с любовью пальцами в голубую взъерошенную шевелюру. Гриммджоу помотал головой, прижимая ее покрепче к себе. ― Не-а, не пущу, ― оскалился он вновь, но не нагло, а игриво. ― Давай пошлем всех к черту, и останемся дома? ― Раньше нужно было всех посылать ― перед приездом в Каракуру. Теперь все, ― усмехнулась она и пригладила его по щеке, ― отец нас за шкирку потащит, если не спустимся к ужину нарядными и готовыми к походу в храм…***
― Не, Куросаки, ну че это за херня на мне? ― Гриммджоу оглядывал себя со всех боков уже битый час. Все время, пока Ичиго прихорашивалась у зеркала, он маячил у нее за спиной и недовольно фыркал. ― Не ворчи, тебе очень идет, ― отмахнулась она, расчесывая волосы тем самым гребнем, который должен был закрепить ее более-менее традиционную прическу. Ее глаза тем временем продолжали наблюдать за возмущенной моськой Джагерджака через отражение: и чего ему не нравилось? Красивое, дорогое кимоно, темно-синего цвета, с бело-голубым геометрическим орнаментом по низу. Утепленное, подходившее его статусу, сшитое под заказ между прочим, ибо Ичиго хотела угодить любимому арранкару. Коль уж он принял решение жить вместе с ней в этом мире и ее жизнью, то есть, во многом лишенной всех сверхъестественных вещей, ему следовало привыкать ко многому, в том числе и к такой редкой, праздничной одежде, которую японцы тем не менее любили носить. ― Какой там идет? ― хмыкнул он снова ехидно. ― Я словно баба в платье! Вот я кто! Вот таким ты меня сегодня сделала, Куросаки! Ичиго нервно потерла переносицу: так, только не ругаться, а то так они опоздают не только к ужину, но и новый год встретить. Но, черт возьми! Как же ее порой выбешивал этот упрямец! ― Фактически, кимоно ― это халат, не платье, ― сухим академичным тоном проронила рыжая и завернула собранные удлинившиеся до лопаток волосы в пучок, закрепляя его ловко гребнем. ― Халат там, не халат, ― растянул он в руках подол кимоно и брезгливо сплюнул в сторону. ― Ты меня что, Заэлем или Шарлоттом собралась сделать? Я, между прочим, правильной ориентации. И если кто это забыл, я хоть сейчас могу напомнить… Карамельные глаза вспыхнули огнем и уставились через зеркало в такие же, горевшие искорками, голубые. Пантера криво ухмыльнулся, сделал шаг к ней, положил руки на плечи и провел по шелку ее кимоно. Оно было оранжево-красным, какого–то удивительно радостного, солнечного цвета, но отороченное черной полоской по воротнику и расписанное такого же цвета узорами, похожими не то на стаю парящих птиц, не то на россыпь замысловатых иероглифов. Ичиго чуть склонила голову набок и приласкалась к его руке. ― Ну почему ты такой вредный? ― вздохнула она с легким сожалением, ведь именно крутой, непримиримый, независимый, нагловатый нрав Гриммджоу и цеплял ее. Он не давал ей ни заскучать, ни утратить боевую форму. Их отношения, полные безграничной любовной страсти, все равно походили на затянувшееся противостояние синигами и арранкара. Это было частью их самих изначально. Это никуда не могло подеваться и теперь. ― Ты такая красивая сегодня, киссса, ― наклонился он, мурлыча ей на ухо и попутно покрывая ее шею мягкими, но настойчивыми поцелуями. ― Ох, Гриммджоу, ― прикрыла она глаза, ― нельзя… Так не пойдет. Нам скоро выходить… ― Всех к черту, ― опустился он на колени в кимоно, чуть не рухнув, запутавшись в ногах. ― Ты посылаешь моего отца? А ты смелый… ― со смешком проговорила она. ― А разве я давал когда-то повод в этом усомниться? ― прикусил он легонько мочку ее ушка и скользнул губами по щеке, собираясь насладиться теперь и ароматом любимой клубники. ― Нет, ― категорично остановили его, на сей раз теряя всякую игривость в голосе. Пантера и впрямь столкнулся с серьезной миной на ее лице. ― Я уже накрасилась, ― попеняла ему девушка. ― И если ты поможешь мне завязать пояс, то мы будем полностью готовы. ― Пф, ― цокнул Гриммджоу, ― откуда мне знать, как его завязывать? ― Он скептически смерил груду приспособлений и поясов на кровати и поморщил нос. ― Ты слишком многого от меня хочешь, детка. Я-то без тебя и галстук толком завязать не умею, а тут… Уж лучше я прикинусь тупым… ― А к чему тут прикидываться? ― послышался меланхоличный голос из-за двери. ― Куросаки-тян! Это мы! ― оповестил второй голосок, звонкий, веселый. ― Ксо, только не они! ― Пантера уткнулся лбом в плечо Ичиго и истерично рассмеялся: ― Я надеюсь, ты хоть Ичимару с Мацумото не позвала? ― Нет, ― хихикнула Ичиго, поднимаясь со стула и направляясь к двери, ― они уехали. Так что, считай, тебе повезло. В комнату впорхнула цветущая Орихиме и Улькиорра с контрастной ей кислой рожей. Наверняка, кимоно ему тоже не пришлось по душе, а вот его подружка выглядела счастливой в своем розовом-прерозовом наряде. Гриммджоу недовольно пожевал язык: на счет своего везения он уже засомневался, но… вот его недосинигами точно повезло ― «принцесса» тут же, без вопросов, взялась суетливо повязывать пояс на ее кимоно и сооружать красивый бант за спиной.***
― О, доченька! Зяте-о-о-ок!!! ― Иссин выскочил неожиданно из-за угла наперерез спускавшимся с лестницы молодым людям. Ичиго и Гриммджоу, не сговариваясь, приложили шумного папашу каждый своим кулаком в глаз: Ичиго ― в левый, Гриммджоу ― в правый. ― Здравствуй, папа, ― буркнули они, дружно преступая через распластавшееся тело отца. ― О, Масаки! ― залился тот слезами истинной радости и, заломив руки, погребся в кухню к плакату жены, по пути бормоча: ― Похоже, наша девочка нашла человека, который идеально ей подходит!!! Карин и Юзу, давно собравшиеся и дожидавшиеся старших, выдохнув на стороны, поплелись за отцом, чтобы отлепить того от «мамы», и наконец-то выбраться в город: на часах и так уже показывало около десяти вечера. Ичиго и Орихиме накидывали теплые хаори ― накидки на кимоно, приходившиеся кстати для их зимы: не совсем морозной, но достаточно холодной, чтобы выйти гулять даже в утепленной, многослойной одежде. Гриммджоу бесцеремонно отпихнул девчонок от зеркала и стал тоже наводить красоту: прилизанные приглаживаниями Куросаки патлы нахохлил торчком, кимоно на груди растянул пошире на манер своей формы Эспады, а протянутый ему хаори напрочь отверг. — Пф, по мне видно, что я замерзну? — Джагерджак надменно покосился на мерзляка Шиффера, который и сейчас был «запакован» под самое горло заботливой «принцессой». — Хех! Развелось тут слабаков! — напряг он мышцы и заиграл мускулами на атласной груди. Ичиго хлопнула себя по лицу: — О боже, Гриммджоу! Оденься, прошу. На улице ноль градусов, тянет морозцем. — А он только руки скрестил недовольно и упрямо мотнул головой. — Простудишься — я лечить тебя не стану, — попеняла она мужественному арранкару, который порой вел себя как капризный мальчишка. Он снова фыркнул и смело открыл входную дверь: — Пантеры холода не боятся, киса. А надо будет — я и тебя согрею, — подмигнул он ей красноречиво, вгоняя в краску не только Ичиго, но и Орихиме за компанию. — Давай, иди уже, задавака! — хлопнула его сердито по спине Куросаки. — Имей в виду, я тебя предупредила, — ухватившись за его руку, кивнула она. И в ее словах и жестах не было никакого заигрывания. Ичиго с Гриммджоу, а также с семьей и близкими друзьями, скоро добрались до храма. Народу здесь было уже прилично, но все же они могли пробиться в первые ряды, чтобы занять очередь для новогодней молитвы. Впрочем, пока люди суетились в предвкушении главного торжества года, парочка арранкаров развлекалась другим способом. Гриммджоу, к примеру, перепробовал все угощения на ярмарке, разместившейся тут же. Улькиорра добросовестно изучал на практике традиции данного праздника, начиная от одеяния все прибывавших и прибывавших гостей и заканчивая убранством синтоистского храма, в котором он был, естественно, впервые. — Слыф? Фиффер? — не особо стараясь прожевать, Гриммджоу кивнул другу на киоск с предсказаниями. Проглотив набитые разом в рот целых три таяки, Пантера потянулся за билетом, коварно усмехаясь собрату: — Хошь погадать? — Я не верю в предсказания, — монотонно проронил Улькиорра и взглянул на полки со статуэтками и амулетами, подходящими этому году. Выбрав понравившийся, он расплатился. — Хех, в предсказания он не верит, значит, а в эту дурь верит? — Умолкни, мусор, — лениво огрызнулся Улькиорра, — это для «женщины». Она в такие вещи верит. И нет ничего дурного в том, чтобы сделать ей приятное таким образом. — Не, ну если другим способом не получается, то канешна… — поддразнил Секста Куатро. Но тот, гад, даже бровью не повел: раскусывал все его провокации на раз, а значит Гриммджоу не оставалось ничего иного, как умереть со скуки, пока Ичиго топталась там у алтаря, лампадок и колокола. — Ох, надо было оставаться в Токио. Там, поди, было бы повеселее… — проронил он мысли вслух. — А чего ж не остались? — равнодушно заметил Шиффер. — А не твое дело, — с ходу отрезал Джагерджак, не собираясь говорить с этим куском камня об одном назойливом квинси, совавшем свой нос в жизнь Куросаки больше, чем ему позволялось. Исида, как раз, остался в Токио, встречать Новый год с однокурсниками под массовый отсчет последних секунд уходящего года и бесконечные фейерверки в районе Сибуйя. А поскольку Ичиго была тоже однокурсницей гадкого очкарика, то Гриммджоу выбрал из зол меньшее и согласился поехать с ней в Каракуру, где настырного квинси точно не будет, а один не менее упорный капитан синигами заявиться при нем не посмеет. — Знаешь, ревность не приносит в отношения счастья, — философски заметил не только проницательный, но и начитанный Куатро. — Впрочем, можешь попросить на Новый год ошейник для своей женщины. — Завались, а, Шиффер? А то я лучше намордник для тебя загадаю! — Намордник? — выросла возле них Ичиго. — Это интересно. — А мы как раз решили, пока есть время, принести вам эма, — протянула Орихиме дощечку Улькиорре, а Ичиго — Гриммджоу. А к ним — по черному маркеру, чтобы с кистью и чернилами не мучиться. — Ооооооо! — присвистнул довольный Гриммджоу. — Щас я такое загадаю…. Такоооое! — покосился он хитро на Куросаки и облизнулся. — Гриммджоу, — снисходительно заметила та, — это так, на всякий случай, если под словом «такооооое» ты видишь мой пятый размер груди, то предупреждаю — выбью все зубы за это. — Эт! — хлопнул он себя по ноге. — Весь сюрприз обломала! — Дурак! — Зануда! Они показали друг другу языки и отвернулись спинами. Косясь поочередно через плечо на другого, оба, едва не высунув языки, быстро рисовали иероглифы своих пожеланий. Улькиорра закатил глаза: — Вы точно как дети малые. — Шиффер, отвянь, — беззлобно кинул Пантера и с воодушевлением выписал последнюю закорючку. Тут же вытянул шею, чтобы посмотреть, что же такого написала Ичиго, как наткнулся на подсунутый ею кулак. — Ну что? — повернулась она на пятках и расплылась в масленой улыбке. — Давай пожелание и я пойду их повешу рядом. — Ага, щаззз, — хохотнул Гриммджоу и попытался сам дотянуться до спрятанной за спиной таблички в ее руках. — Я пойду, — передернул он. — Тебе же на молитву нужно не опоздать. Улькиорра снова хмыкнул укоризной и потащил Орихиме за собой, вешать таблички более культурно, без размолвок по пустякам. — Хорошо, — склонила голову набок Ичиго, — тогда каждый повесит свое пожелание так, чтобы другой не смог его найти и прочесть. Идет? — Хэй, детка, а что ты там такого написала, что скрываешь от меня? — Гриммджоу снова подсел — раз, второй, пытаясь так и этак увидеть хотя бы краешек ее мечты. Зачем? Ну конечно же, чтобы выполнить это для нее безоговорочно! Ведь не было ничего на свете для него невозможного! Однако упрямая рыжая не сдавалась. Она юркнула в толпу и побежала по другой стороне к крючочкам у алтаря, куда цепляли молитвы. Гриммджоу пытался следить за ней поверх макушек других людей, но в этом теле, в этом долбанном кимоно, от его пресловутой прыткости было мало толку. В итоге ему пришлось повесить эма на первое попавшееся место. Как раз в этот момент подоспел перезвон бубенчиков буддийских храмов — их радостная песнь заполонила весь город и оповестила его жителей, что Новый год наступил. Все гости здешнего святилища почти синхронно ударили в ладоши и склонили головы в первых молитвах начавшегося в их жизни нового периода времени. Пантере было чудно смотреть на все это. Жизнь людей так скоротечна, исчислялась днями, месяцами, годами, а жизнь пустых — совершенно противоположна им. Они могут жить вечность, и возраст их невозможно измерить. Даже ему могло быть столько лет, сколь песчинок в Уэко Мундо, потому празднование лишь очередного из множества лет казалась ему диковинной и бессмысленной тратой времени. Но люди мыслили иначе. Им нужна была вера, надежда, а еще — чудеса. Он быстро нашел лицо любимой недосинигами средь толпы — она тоже о чем-то рьяно просила бога, и глаза ее при этом так горели, что Королю Пантер стало даже слегка завидно. И тоскливо немного. А еще жутко любопытно. О чем же она молила, эта странная девчонка, которую он любил до помешательства? И поскольку подслушать незаметно в этом теле, ему бы никак не удалось, то Гриммджоу не стал теряться и сразу же юркнул обратно к табличкам с пожеланиями. Пока все верующие были заняты молитвами, у него появился шанс перебрать их все-все, чтобы найти ту самую, заветную, способную сделать Ичиго, утратившую силу, еще счастливее.***
Немного позже, когда толпа в храме загалдела и заволновалась движением, Гриммджоу и Ичиго, улизнув от родственников и друзей, сидели в парке неподалеку, глядя на мерцавшую в лунном свете реку. Полнолуние было таким ярким и белым, что казалось, будто это вовсе не лучи, а снежное молоко играло волнами и окрашивало черное ночное небо в зыбкие мучные полосы. — Эх, жаль, что снег редко выпадает в наших краях, — по-детски пожаловалась Ичиго, подперев кулачками щеки. Она вздохнула тоскливо и поежилась от морозного воздуха. Гриммджоу хмыкнул, обнял свою слабачку и прижал покрепче к себе: он же говорил, что не замерзнет. Ну разве, что самую малость, но вдвоем оно как-то все равно теплее. — Даже ты такой противоестественно горячий для зимы… — пригладила она его по голой груди и ткнулась носом в нее совсем как тогда, на пороге их гибели. — Уж кто бы говорил, — усмехнулся он ей в макушку огненных волос и бегло чмокнул. — А по поводу снега… — загадочно протянул Гриммджоу и лукаво усмехнулся Ичиго, поднявшей на него глаза. — Ну, я конечно не волшебник, и не бог, и даже не хогьоку, чтобы желания твои выполнять, но кое-что я могу. — Пантера обернулся назад и щелкнул пальцами. — Гляди, — поднял он пальцами подбородок Ичиго кверху. Куросаки приоткрыла рот от изумления: практически сразу, как по команде Гриммджоу, с небес на землю принялись неспешно спускаться первые пушистые белые хлопья… — Гримм…джоу… Что это? — Карамельные глаза ее заблестели детской радостью. — Боже мой! Это снег… — Снежинок становилось все больше и больше, они сыпали из черноты ей на челку, на нос, на щеки, на губы. Холодные. Настоящие. Потрясающие! — Гриммджоу! Как это у тебя получилось? — Ичиго действительно даже предположить не могла какого рода это волшебство. — Это секрет, детка, — пикнул он ее по носу и улыбнулся во все тридцать два. — Просто наслаждайся этим маленьким чудом, ведь ты еще с Токио мне все уши прожужжала своим хотением снега. — Гриммджоу! — обняла она его крепко за шею и шепнула на ухо: — Ты сам чудо. Спасибо тебе. Пантера удовлетворенно заурчал, бросая взгляд на дальнюю аллею парка, где стояла мелкая сестра его недосинигами — Карин, а рядом с ней — ее парень, капитан из Готэя-13, повелевавший ледяным занпакто и умевшим творить такие чудеса только по огромной-преогромной просьбе кого-то из близких. Вот так Гриммджоу и стал на недельку личным рабом Карин, но ради улыбки Ичиго — ему даже свободы было не жаль. — Гриммджоу? — Ичиго забралась к нему на колени и пригладила его непослушную голубую челку, припорошенную искристым снегом. — М-м? — приблизился он к кончику ее носа. Его глаза, расширенные до ужаса, горели даже в темноте, тело обжигало жаром, а частое дыхание, срывавшееся с губ, опаляло кожу Ичиго. — Я… тебя… — девушка прижалась к его лбу своим и… неожиданно охнула. Тут же отпрянула и быстро приложила ладонь к его челу: — Гриммджоу, да у тебя жар!!! — Ерунда, детка, — отмахнулся он, — тебе ли не знать, что арранкары не боле… Аа-а-апчхи!!! Ичиго хлопнула себя по лицу и укоризненно покачала головой: — Вот оно, твое хвастовство во всей красе!.. Я не замерзну, я не замерзну… — передразнила она его слова. — Куррросаки, ты что нарыва… Аа-а-апчхи! — шмыгнул он носом. — Епт, шо за хрень! Апчхи! — Это не хрень, а конец праздника, — заключила рыжая, поднялась на ноги и, даже не дожидаясь согласия, не слушая привычное недовольство, потащила за руку простудившегося Пантеру домой. Уже через каких-то полчаса он сидел на диване в гостиной, укутанный в тридцать три одеяла, с красным носом подобно Деду Морозу, с клацавшими зубами и блестящими лихорадкой глазами. Ичиго, расположившись у его ног, вывалив на татами все содержание домашней аптечки. Конечно, без отца в ней черт ногу сломит, но не зря ведь она в мед поступала? Ну почти поступала… Не суть. Ведь отец с девочками невесть когда вернуться, а арранкара, которого одолел недостойный его гордости озноб, нужно было спасать незамедлительно. — Ладно, выпей вот это, это и это, — протянула она Гриммджоу таблетки и стакан воды. — Куросаки, ты смерти моей хочешь? — фыркнул тот, но послушно выпил все препараты. — Дурак… Я хочу как раз наоборот, чтобы ты скорее поправился… — Она залезла к нему под одеяла и обняла его, всего трясущегося, собой, чтобы согреть его дрожь еще и с помощью своего тепла. — Враки, — выдохнул Гриммджоу, и Ичиго вопросительно выгнула бровь. — Я про желание… — Он пригладил пальцами ее подбородок прежде, чем притянуть к себе. Ичиго замерла, фокусируя все естество на свете голубого пламени в очах. — Выздороветь — это хорошо, но я видел, что ты просила у новогоднего божества. — Щеки Ичиго вспыхнули, но Гриммджоу мотнул головой: — Мне не нужна душа. Она у меня уже есть… — Он коснулся ее губ нежно, благодаря. — Это ты. — Гримм-джоу, — Ичиго смущенно опустила глаза, упираясь взглядом в его шею. — Спасибо. Это самое лучшее, что я слышала в жизни. Но… — она снова живо посмотрела на него. — Честность за честность: я тоже видела твое желание; я тоже искала твою табличку. — И? — серьезно спросил он. — Что-то не так? Я искренне хочу этого для тебя… — Я тоже, — выпалила он из самых глубин души, — но, Гриммджоу… Если бы у меня не было тебя, то потерю сил я бы наверное не пережила. Но рядом с тобой… мне не нужны силы. Не беспокойся за меня. Я совершенно счастлива такой, какой сейчас есть. Я счастлива, потому что у меня есть ты и большего мне и желать-то не надо. — Вот как? — Усмехнулся Джагерджак и обвил ее за талию крепкой рукой. Пока температура отступила, нужно было пользоваться моментом и сделать друг друга еще счастливее, раз у них и так все здорово получается. Он коснулся ее губ поцелуем, языком разомкнул их и углубляясь в нее, он параллельно наляг сверху, укладывая рыжую в горизонталь на диван. Накрывшись с ней с головой, спрятавшись под горой одеял и изнывая от жара, пролегшего меж ними, Пантера хитро усмехнулся и шепнул девушке волнующее: — Куросаки, ты в курсе, какое лучшее средство от простуды? — Его рука скользнула в прорезь кимоно и прошлась по ее бедру с внутренней стороны. — Я не только не умею завязывать пояс на кимоно, но и развязывать его тоже, — честно призналась Ичиго, правда, игриво хихикая. — Тогда очень кстати, что на нас сейчас не джинсы, — рыкнул он, легонько прикусывая мочку уха. — Гриммджоу? Знаешь такую пословицу: как встретишь Новый год, так его и проведешь? — Да-а? — довольно отозвался Пантера и потянул ткань на ногах Ичиго наверх. — Что ж, киса, я ничего не имею против весь год пробыть в тебе… — Пошляк, — мурлыкнула она, проведя носом по его щеке и закрывая глаза, — но я тоже не против. — Тогда с Новым годом нас, Куросаки, — поцеловал он ее страстно и жарко. «С новым счастьем», — отозвалась она ему в мыслях и притянула за шею: встретить начало новой жизни в объятиях любимого, что могло быть лучше?