***
Пения птиц и яркость солнца в рассветный час не обманывал визитера ни легкостью, ни обманчивым и нежным спокойствием. Запах свежей травы, как и аромат чая, заполнял легкие до краев, когда как глаза пытались уловить любое изменение в черном силуэте напротив. Она не проронила ни слова, проводя пальцами по холщовому мешочку. Это всегда было парадоксом: отрицать культуру других народов, но впитывать все полезное из них, будь то упокой тела родича под языками пламени и длинный картер на староанглийском. Ветер тихо шумел, говоря что-то в утешение, но ни воплощение стихии, ни чириканье воробья неподалеку от веранды с песнью полной жизни, не смогли развеять застывшую печаль и горечь, смешивая все доносящиеся звуки в заунывную трель. Офелия смотрела сквозь Финеаса, вслушиваясь в раздирающие душу звуки, бывшие отражением ее самой в тот час. Руки уже не дрожат, когда она вспоминает что именно эти сильные, но старые руки опустили факел огня в погребальный костер брата. Не дрожит голос в голове, читающий картер-молитву об упокое души и тела, не дрожит ничего, кроме плеч, показывающим внутренние слезы, как и тяжелые руки Акиры на них, не выдающие слабости старой женщины, которая смогла чуть надломится в ту минуту, позволив себе слабость, видимую только таким же стариком Тенго. Но не показанную никому из членов малого совета, пришедших на прощание с сыном женщины-легенды. Финеас молча шел за ней будто тень. Молча сел напротив нее, молча смотрел на застывшую в тоске и ярости Блэк, которая в этом больше всех походила на свою покойную мать. Маг не надеялся ни на прощение, ни на теплый прием в ближайшие дни. Ни на что. Однако даже он не сможет сейчас оставить ее, зная, каково на вкус семейное отчаяние. — Прокляну, если не уберешься, Финеас. — ее голос не понизился, не задрожал, оставаясь равнодушным и безучастным. За столько лет Блэк привыкла к тяжести в области сердца и боли, что очередная потеря прошлась по обнаженной коже раскаленным металлом, входя глубоко под область ребер, выжигая и вырубая снаружи и внутри последние строки письма, оставляя их глубоко под тяжесть и гнетом своих чувств — не удержала, не уберегла, не спасла. Только чуть цветные картинки жестоко лили отвар на раны строк, показывая, что этот виток невозможно было исправить. Никогда, повторяя из раза в раз блеклое видение прошлого, как и прощальные слова брата, который так и не пришел в себя и не вспомнил, что Офелия— сестра. «Я благодарен Вам, Офелия-сан, и питаю надежду, что Вы поймете мои намерения и проявите мудрость». Глава рода не сдвинулся ни на дюйм от ее слов. Мужчина всматривался в ее лицо, черное кимоно, в ее глаза, которые не выражали ничего, покрываясь дымкой прошлого, наблюдая за кем-то выше его головы. — Посмотри на меня, Офелия. Ведьма не отреагировала на этот мягкий приказ. Сейчас ей меньше всего хотелось видеть того, кто помог ее брату умереть. Пусть это был выбор Мизу, пусть он не сомневался, и воля его поступка была сильна, пусть он оказался во много раз мудрее своей глупой старшей сестры и смог спасти последнего Блэка, но это никак не оправдывает того, что она сейчас ощущает. Никак не оправдывает высокие цели Финеаса и ее личный эгоизм, как и желание сжечь все дотла. Маг уклонился от чуть видимого луча. Переведя дыхание, столкнулся с холодным взглядом, в котором отражалась тень драгоценной потери. Офелия не простит его, поймет, смирится, но не простит. Никогда. — Убирайся прочь. Мужчина чуть качнул головой. Сожаление коснулось глаз, что рука по привычке пыталась дотянуться до трубки с табаком, которой здесь и в помине нет. Блэк знал, что так будет, понимал весь риск потери доверия, когда принимал и исполнял последнюю волю Тенго Мизу, чертя рунные круги в подвале. Финеас ожидал ярости, гнева, проклятий, но не замершей боли и равнодушия на лице. — Нужно жить дальше, Фели, — осторожно выдохнул он слова, видя, что они не тронули ее: ведьма поморщилась. Он не знал, отчего именно: от его прямолинейного успокоения или же от детского прозвища. Видят все боги и предки, она пыталась угомонить ту меланхоличную буру и тяжесть, укротить свою боль и ненависть к тому, кого она слишком долго любила. Но у нее не было сил смотреть в это безучастное участие и понимать, что сожаления от такого человека ждать не стоит. Нет, не от человека, от лидера клана Блэк и Ковена ЛяФей. Когда же их дороги и ценности так разошлись, что пропасть становится видна только с потерями тех, кто делает их людьми, а не игроками? — Они вернулись, уверенна, ты захочешь все узнать из первых уст. Офелия покинула свое место, оставляя Финеаса одного над остывшей чашкой хозяйки дома. Старый маг уже и сам не вспомнит, когда начал терять тех, кто давал ему сил идти вперед. Но если это дает им время, чтобы дышать, то он готов отдалять каждого из них от себя. Ради будущего, ради своей клятвы и обещания Айоле. «Финеас, прошу, позаботься о нашей семье».***
Легкое касание, почти неуловимое, но такое нежное и теплое, что заставило прикрыть глаза. Благодарность заполнила все до краев, что одним жестом смог выразить свою поддержку. Ей не хватало этого — поддержки в одном жесте. Тепло рядом сидящего человека убаюкивало, заполняя до краев. Такого не должно быть, только не сейчас, только не с ней. Нужно сбросить это чувство, согревающее и погружающее в успокаивающую негу, но впервые она не хочет слушать голос разума. Всего на пару мгновений, на пять вдохов и выдохов забудет, что она – Цедрелла Блэк, матриарх клана Блэк и советник Ковена ЛяФей, забудет обо всем, чувствуя каждой клеточкой тела эту уютную и такую неправильную тишину. — Как Сириус-сан? Элла открыла глаза, смотря на свой любимый сад. Осторожный и верный вопрос. Первое, что приходит на ум — ужасно зол, готов вцепиться в глотку и разорвать любого на части, после же вспоминания деталей встречи с лидерами клана Учиха — в безмолвном отчаянии. Цедрелла сама чувствует, что угол, в который их загнали с каждым разом становиться все меньше, что лопатки упираются в необработанные деревянные панели, а занозы погружаются в кожу все сильнее и сильнее. Учиха Изуна смотрел так, что она не могла спутаться подобные чувства — огненная и преданная любовь, в которой будет больше боли на грани сумасшествия, чем покоя. Мадара не выглядел удивленным, но вот советник не ожидал подобного хода переговоров. И то, что Изуна просил подумать об этом именно ее, показывает всю серьезность его предложения. Боги этого мира удержали тогда Сириуса от опрометчивых действий. Только удача, которая смогла улыбнуться Учиха, спасла его от всего, что могло обрушить любящее сердце родственника. Все же иногда связь принявшего и прибывшего не причина, а следствие, благодаря которому каждый осознает себя. Сириус не просто оберегает и заботиться о Луне, он сам того не подозревая слишком широко открыл дверь своей души и сердца, только и сам до конца не осознал настолько. Если от потери Нимфадоры он потеряет точку опоры и превратиться в Финеаса, то с потерей Луны он потеряет себя. Когда все настолько запуталось и зашло так далеко? — Выжидает, — и это самое страшное, поскольку страшнее ненависти в синих глазах, только обжигающий своей силой лед. — Путь Исаму-сан был легок, Минору-кун? Цедрелла надеется на авторитет Альфрада, его мудрость и влияние на племянника. На все, что только может применить Блэк, удерживая Сири на краю эмоциональной пропасти. Минору молчал. Ямато будто знал, о чем она не сказала вслух, понимал всю серьезность того, что могло произойти, однако никогда не спросит обо всем напрямую. Элла не знала, что до конца твориться в его душе, но его ответ в голове все еще коробит своей честностью. — Путь то-сан был легок и благословлен, дайме выразил поддержку идее совета Ковена ЛяФей и будет рад иметь опору в нашем лице, как боевой и лечебной единицы. Блэк кивнула на хорошие вести. Иначе и быть не могло — отказ от личной гвардии, верной только своему сюзерену никто не откажется, пусть даже это и будет не навсегда, но на век правителя хватит. Финеас явно уже прорабатывает пункты договора, ее и других глав привлечет для урегулирования внутренних разногласий. Век независимости подходит к своему закату, но если тень огня сможет защитить их будущее, то они преклонят на время колено и голову, чтобы выйти из-под удара Сенджу и Учиха. Потому что Блэк всегда диктовали свои условия, но никак не наоборот. Цедрелла за своими мыслями не заметила, как Ямато исчез, лишь зябко повела плечами, ощущая, что тепла с правой стороны уже нет. А после до нее донесся аромат любимого жасминового чая. Элла повернулась назад, увидела Минору с подносом. Он чуть улыбнулся, расставляя чашки и разливая чай на веранде под ее взглядом. И это натолкнуло ее на мысль, что надежность и молчаливая поддержка прослеживается в каждом движении. Пока робкая, неуклюжая, неуверенная, но заполняющая ее опустевший дом и душу. Скоро ее тридцать шестая осень, а его — восемнадцатая. Но иногда кажется, что, несмотря на прожитые годы, этот мальчишка с теплыми глазами гораздо мудрее нее самой.***
Шуршание травы под ногами успокаивало и отвлекало. Набрав больше воздуха, ощутить, как огонь тянется не столько от очага чакры, сколько от сердца. — Катон: великий огненный шар. С яркостью выплескиваемого огня, с совершенным исполнением техники уходят все эмоции, оставляя обманчивое спокойствие до новой вспышки. Некогда зеленая трава стала черной, а в воздухе вместо свежести стал витать запах гари. Он — разрушение, она — созидание, он — огонь, она — утренняя трава. Он действовал не по плану брата, не в интересах клана. Изуна вновь почувствовал пустоту, где мерно горел огонь после встречи с Луной, словно ее никогда не существовало, словно она не укротила его тяжесть и ярость лишь парой слов. Словно он ее придумал: такую легкую, воздушную, обманчиво тихую, идеальную. Впервые не ощутив нити судьбы на своем запястье, Учиха ощутил зачатки страха, что он потеряет ее. — Легче? Мадара давно наблюдал за ним, не вмешивался. Как и тогда, когда он смотрел кровавой розе Блэк в глаза, говоря роковые слова. Изуна не смог не ощутить, как воздух начал сжимать легкие с новым вдохом, как синева глаз Гримма заволокла бога огня в вечную северную зиму. Их безмолвный диалог не длился и больше трех ударов сердца, однако из этого Учиха понял все, а не из туманного обещание матриарха. «Этому не бывать», — Сириус не говорил. Не говорил, что вырвет сердце Учиха, если Изуна даст ему повод. — Кровные узы сильнее договоров, — Мадара сказал очевидный факт, но брату не стало лучше. Как глава клана он понимал, что чем надежнее связать союзника, тем вернее он будет. Только Блэк не те, кто дадут связать себя добровольно. — Я поторопился, — Изуна сел рядом с братом под дерево. Нет, не поспешил, потому что пустота его пугает. Что-то изменилось, ветер перемен потрепал по волосам и промчался мимо, безмолвно смеясь над тем, кто не видит знаков и не понимает, что все предрешенное вновь изменилось под желанием судьбы. — Что ты будешь делать, если Цедрелла-сан откажет? Мадару волновал этот вопрос. Отото — единственный, кто остался у него, его поддержка, опора и родной человек, на которого он всегда может положиться. И разбитое сердце, как и затухающий огонь — последнее, что он хотел бы увидеть перед вратами самого Ада. Облака лениво плыли по небу, как и мысли Учиха. Он знает, что нужно сказать брату, чтобы успокоить, дать надежду, убедить себя, что не сойдет с ума и не будет искать в каждом силуэте девушку, чей рисунок всегда находится у него в комнате. — Сражаться и помогать тебе, ни-сан. Но не жить.***
Вечер был спокоен и тих, укутывая в пелену тепла и беззаботности, вселяя надежду на Мир и покой. Воду из луж давно впитала земля, не оставляя ни намёка на проливные дожди, которые захватили в свой плен лес парой дней ранее. Однако нос по-прежнему улавливал дышащий влагой слез воздух, заполняющий лёгкие, а глаза улавливали безумные тени произошедшего, повторяя это как явь и кошмар. Перед ним другой лес, другой день, но холодный разум и аналитическое мышление воспроизводит все до последней детали. Так проще сосредоточится и раскрыть загадку, не думать о тёмном небе в глазах и жаре хрупкого тела, который помнил его двойник. Помнил слишком остро и неправильно, но можно ли говорить о правильности в отношении именно неё? — он не знал. «Сродни чуду и безумию танца со смертью, но там было что-то ещё». Разум цеплялся за ускользающую деталь, которая не поддавалась и не давалась ему в руки, чтобы собрать витраж тайны клана Блэк. Собрать незнакомку по кусочкам и понять, почему он не может поймать мысли и не думать не о том? — О чем ты так усердно думаешь, Тобирама? Хаширама встал рядом с ним, всматриваясь в даль. Брат был в хорошем настроении, радуясь договору с Нара, однако у самого Сенджу складывалось впечатление об отвлекающей подачке, тянувшей время, а не о договоре. Ани-чан на подобное замечание обиделся, вываливая на него поток дельных замечаний в паранойе и том, что даже если подобное и было этим, то можно все повернуть в нужное для клана русло. Тобирама не спорил, зная, что можно, но от чувства, что их надурили избавиться не мог. Могли ли Нара знать о необычности Блэк? Вернее, о необычности одной девушки, которую никто до этого не видел? — О сезоне дождей. Хаширама не стал настаивать на правдивости ответа. Чтобы то ни было, но это требовала от младшего брата серьёзного анализа и дальнейшего плана. В подобное не стоит лезть, пока Тобирама не придёт к взвешенному выводу. Глава клана умел ждать, как и понимать своего брата по выражению лица. — Дождей давно не было, возможно, они посетят нас вскоре. Вот то, что цеплялось в его разуме и не сходилось во всех выводах. Вот та часть пазла, вечно ускользающая из-под пальцев. Старший брат сам не ведая об этом, натолкнул его на верность и правильность дальнейших мыслей. — Что ты думаешь о Блэк Нимфадоре? Резкий вопрос Тобирамы застал врасплох. Тот видел недоумение и озадаченность на открытом и эмоциональном лице, видел непонимание. Сенджу мог признаться себе, что это его стало беспокоить больше, чем интересная загадка и раскрытие клановых тайн. Это стало потребностью — докопаться до сути и того, что на самом деле произошло и что сделала Нимфадора — девушка с именем метрового народа и чуждого его губам. — Так это та девушка на ярмарке, - расплылся в улыбке Хаширама. - Уверен, она чудесная девушка, раз ты интересуешься моим мнением, однако Цедрелла-сан не успела нас лично представить, но я исправлю это. Энтузиазм ни-сан затмил тому разум. Хаширама говорил что-то ещё, в своём стиле, но младший брат его не слушал. Он только что подтвердил свои самые опасные догадки - о встрече с Блэк в лесу помнит только он один. Ещё с детства брат обожал дождь, всегда радуясь каплям воды в зрелом возрасте. Ани-чан обязательно бы отметил его ошибку о сезоне дождей, сетуя на непредсказуемость природы и прошедший ливень в их пути, но тот, напротив, ждал дождя. Если за основу брать тот факт, что брат и клон находились в радиусе странной техники, то тогда почему клон помнит все, если сам Тобирама развеял его далеко не сразу? Клону можно нанести урон, ранить и развеять, даже иллюзию навесить при желании — он не отличается от оригинала. Однако даже сам Тобирама не обладает полным иммунитетом от ментального воздействия и иллюзий. Брат же всегда скидывал ментальное воздействие в первые секунды, как и легко обходил иллюзии — войны с Учиха научили каждого в клане действовать быстро. Единственный верный вывод на данном этапе размышлений — то, что сделала родственница розы Блэк было иным, с чем они не сталкивались. И это заставляло задуматься о многом, как и о непохожести главной ветви на тех, с кем ему приходилось сталкиваться. Возможно, Нимфадора не была единственной, кто обладал загадочными техниками и силами. «Неизвестное стоит либо уничтожить, либо использовать на благо клана». Урок отца они все запомнили. Однако стоит ли ему следовать, если они не выказывают агрессии к клану Сенджу? Если он видит не только картину усмирения огня, но и тёмные глаза, ослабленные невидимым боем? Впервые Тобирама запутался в окончательном решении, не принимая его немедленно.***
Свет свечи почти потух, когда пламя внутри успокоилось. Дом застыл в тишине, будто пчела в мёде, не оставляя ни следа безмятежного беспорядка и громких голосов с шагами по деревянным доскам. Нет ничего, словно он остался один. Холодная тряпка на лоб с запахом трав вернуло его откуда-то издали. Мутный взгляд смотрел на мужчину, который прижал лоскут ткани сильнее. Это принесло облегчение, что горячее дыхание вырвалось само по себе, заставляя глаза закрыться. — Что со мной, Альфрад-сан? Блэк не ответил, держа смоченный компресс, проговаривая про себя наговор. Он облегчит боль принятия, но не сможет убрать все последствия - слишком дальнее родство, слишком поздно это произошло. Много слишком и ни одного возможно, вероятно и все будет в порядке. Ричард тяжело выдохнул, что его дыхание оставило след на запястье мага, как от ожога. Если он сделает выдох сильнее, то Альфрад точно получит ожог, который будет коптить и затягиваться месяц. Волшебный огонь всегда тяжело заживал, огонь магических существ же всегда нёс смерть тому, против кого он был направлен. Девушка, прибывшая с внуком Эллы, была вейлой не по происхождению, по сути, забирая дар огня в полном соцветии. Редкое явление для разбавленной крови, но что только не бывает в этом безумном мире. Однако Блэка беспокоит не возможные повреждения на коже, а тяжелое состояние Ричарда. Магия проснулась в Белви легко и непринуждённо, но вот в нем идёт борьба, которая может сжечь его, как и укрепляющаяся связь между ним и девушкой может привести к опасному сближению с семейным безумием. И последнее беспокоит сильнее, поскольку умереть Ричи он не позволит, как и весь шабаш ведьм. Однако, спасая жизнь, они рискуют окунуть его в пучину безумия, если у него не будет точки опоры. — Это связь принятия, Ричард, лихорадочное состояние не продлиться дольше суток. Парень чуть улыбнулся, представляя, как чувствовала себя Дора и Луна, не имеющие предрасположенность к стихиям, если его привычного к вывертам чакры так коробит от захватившего огня. Это при том, что основной у него элемент земли, который должен уменьшить негативные последствия. — Нимфадора и Луна очень сильные. Блэк мог многое сказать о том, насколько женщины Блэк сильны и безумны в жертвенности, когда на кону стоит жизнь семьи или близких людей, но не стал. Потому что Ричард вырос Блэком больше, чем он когда-то. Потому что он тоже чувствует тоже, что и они, ставя семью выше боли и внутреннего чистилища. — Твой организм перестраивается. Магом в полном смысле ты не станешь, но что-то сможешь, да и связь с огненной стихией станет для тебя роднее и ближе, чем с землёй. Хриплый голос Финеаса был неожиданным. Альфрад никогда не видел его глаза такими пустыми. Вечно прямая спина чуть прогнулась от тяжести новостей и выбора внука, который поступил недальновидно, но в тоже время мудро. Ричард — храброе сердце, как когда-то давно прозвали английского короля. И внук полностью соответствовал смыслу имени, которое ему дал старый маг. Если бы не жертва Мизу и ритуал, то Ричи не дожил бы до этого мига, не пришёл на своих ногах, а был бы мертв. Пути магии и судьбы неисповедимы — они ведут их, как слепых котят, приманивают и ведут в пропасть. Кому-то свыше было необходимо, чтобы так произошло, но смирение к судьбе не в натуре старого Блэка — быть куклой в чужих руках он не привык. — Я отправил Сириуса за Офелией и Цедреллой. Они помогут снизить боль принятия. Финеас подумал, что Офелия поможет только отрубить ему голову в данный момент. Однако чтобы между ними не происходило на протяжении этой безумной жизни, они всегда были едины перед несчастьями и напастями. Фели всегда была выше личных склок, не станет брать око за око. В этом она лучше него. — Мне нужна вода и тот сбор, который хранится у вас в шкафу, дядюшка. Финеас отошёл с пути, когда дитя зашло в комнату. Ее решимость оставила свой след во взгляде — она хотела исправить то немногое, что ей по силам. Она выбрала иную тропу, выбрала свою семью и Ковен и собирается следовать по ней до самого конца. Ведьма опустилась на колени, что лицо Ричарда было на одном уровне с ней. Холодные руки убрали компресс, а подушечки пальцев начали покалывать от огненного дыхания; не такого, которое могло согреть и свести с ума, не та нить, которую она невольно обрубила своим выбором. Это пламя более дикое и неуправляемое идёт не от сердца, от самой сути детей магического огня. Она видит тонкие нити, становящиеся толще, образуя канаты, которые связали всех их крепче любых кровных уз, видит изменяющееся плетение, в котором появляется шёлковая и чёрная нить зла и смерти. Тёмные волосы Ричарда она пропустила сквозь пальцы, хватая то, что могло убить Блэка, то, что после касания рассекло руки до мяса и обожгло яростным огнём, которое было не радо ни ей, ни Ричи. Больше судьба не бросит клубок, не даст шанса плести свой узор и следовать окончательно своему пути. Она закрепила свою судьбу, вверяя ее в руки того, кто выдернул чёрную нить из окровавленных рук и взял в свои. Вверила свою судьбу синим глазам, смотрящим на нее преданно и тепло. Ричард облегченно обмяк, погружаясь в сон, не зная, что стал причиной начала нового и неизведанного пути. Падение корзины заставило время вновь течь в просторной комнате, где маги не дышали, замерли, смотря на двух молодых людей. Смотря на смутную пелену слез девушки и попытку мага залечить хоть немного руки спасительницы. — Луна… — Цедрелла выдохнула. Она понимала. Видела. И это зарождало смутное принятие и долю страха, потому что подобный взгляд только цвета ночи она уже видела. Сириус открыл душу и сердце, но не так, как Элла думала изначально. Он вверил все это в окровавленные руки девочки, которая беззвучно смаргивала слезы и прощалась про себя с тем, кого могла спасти, неся свой сплетённый узор до конца в сердце, не идя вслед за дочерью рода и ее матерью-волчицей. «Прости, Учиха Изуна, прости».