23 июля 1997 года. Англия. Окрестности деревни Оттери-Сент-Кэчпоул.
Небо все было затянуто тяжелыми тучами, делая ночь непроглядной, отчего даже не было видно ни одной звезды, которым так богато ночное покрывало в этой туманной и неприветливой стране. В некогда шумном доме не было ни звука, будто всех обитателей согнали под стеклянный купол, закрыв намертво. Тихий стон заставил подскочить с подоконника и очутиться у кровати. Тонкие пальцы осторожно убрали прядь медных волос, обжигаясь от огня кожи. Жар должен был спасть, однако он, напротив, усилился. Не помогли ни зелья, ни возросшая регенерация после встречи с Сивым. Наговоры, которые считались темными и презирались миссис Уизли, ослабили боль, но надолго их не хватало — с каждым разом они становились все короче в своем эффекте, что отчаяние начинало завладевать всем существом. «Я не потеряю тебя, Вилли, ты сильный», — тихая просьба, пусть и мысленная, но юноша стал дышать легче. Вслушиваясь в дыхание, чувствуя, что в этот раз все обошлось, без сил опуститься на пол, поджав под себя ноги. Как же она устала… Она ненавидела войну, ненавидела Англию, ненавидела самую малость Харри, но ни за что не бросила бы здесь Билла одного. Как бы на это не надеялась его мать — она не отступит от своего человека, который смог увидеть ее, а не шлейф древней магии. Увидеть наивную и циничную, грубую и нежную, увидеть все противоречия гордой Флёр Делакур, открывая широкие объятия и свое сердце, которая она приняла в огненные руки, как и он, принял ее. Часы тихо пробили дважды, но волшебница и не думала лечь. Любое промедление может дорого обойтись ему, но никто не хочет ее слушать, кроме Харри, который чувствует свою вину и готов помочь, как и малышка Джинни, готовая пожертвовать все тьме, если брат выживет. Но ничего не помогало, даже самый древний ритуал, который бабушка проводила над дедом, собирая буквально по частям после нападения приспешников Темного Лорда в сороковых. Флёр устало потерла глаза. Незаконченная инициация оборотня, как и отсутствие луны, не могло дать таких последствий. Словно тягучая трясина затягивала на самое дно, не давая лучику света просочиться. Ни на миг. — Только… родовое проклятие? Догадка имела право на жизнь, пока никто ее не опроверг. Родовые проклятия — являлись тем, что редко обходит чистокровные семьи. Со временем оно может ослабнуть или, напротив, усилиться. Проклятие никогда не появляется из ниоткуда — чаще всего родовые проклятия имеют два вектора: вектор крови и вектор слова. Вектор слова больше относится к проклятью всей семьи сильным магом или группой магов, состоящих в близких родственных отношениях — максимум до третьего колена. Подобные проклятия являются эхом средневековья и кровной вражды и большинство из них со временем истлевают из-за того, что проклятые смешивают свою кровь, уходят в другие семьи, ослабляя его. Иное дело обстоит с вектором крови, считающимся одним из самых жутких: проклятие члена семьи, который кровно связан с ней. Хуже такого, лишь симбиоз вектора слова и крови, ставившим род на грань вымирания. «Третий вариант за гранью возможного. Это самоубийство чистой воды. К тому же, это затронуло бы не только Билла, но и других Уизли, но с теми все в порядке». Делакур тряхнула головой, отгоняя тяжелые мысли. Времени становилось все меньше, почему-то она чувствовала это. Рука потянулась к тумбочке, где лежало ее парное зеркало. Пальцы прошлись по граням кусочка стекла, будто не зная, стоит ли рискнуть так. «Она единственная, кто может мне помочь». Палочка скользнула в руку, и ее кончик уперся в ровную гладь. — Тante Annette, — сказала Флёр. Она не беспокоилась, что кто-то ее услышит — чары тишины надежно укроют ее тайну. Матушка будет в ярости, как и бабушка, но Аннет единственная, кто достаточно компетентна из всей семьи в проклятьях и способах их снятия. Старшая сестра бабушки не откажет в помощи, если поймет, что Флёр действует против семьи. — Не ожидала увидеть твое милое личико, — голос был насмешлив, и Делакур увидела смешливые глаза редкого цвета сирени. Волосы были укрыты серебряной шалью, словно старую женщину замела вьюга, и снежинки не успели растаять. В уголках глаз и губ собрались глубокие морщины. — Я отправляла Вам приглашение на свою свадьбу. Та лишь снисходительно улыбнулась. Аннет де Лакруа давно оставила попытки достучаться до младшей сестры, спутавшейся с волшебником, который обманом заставил остаться наивную полукровную вейлу. Приручить огонь — такого оскорбления и вздора Лакруа не терпела, как и потомков своей сестры. Единственная, для кого старая вейла делала исключения — Флёр, что вызывало сильное беспокойство семьи. — Моя дорогая, Жаннет подожгла его до того, как белый конверт был привязан к сове. В другое время, Делакур разразилась бы тирадой, вспыхивая, как маленькая искорка, превращаясь в неукротимый огненный шторм. Но не сейчас, когда песка в часах становиться все меньше. — Тетюшка Аннет, что вы можете сказать о проклятьях с вектором крови, задевающим только одного члена рода? Из отражения женщины ушла вся веселость и напускное равнодушие. Она всматривалась в двоюродную внучку, ища подтверждение своим догадкам. Вздохнув, вейла прошипела tous les problèmes des hommes. — Речь о твоем маге, я права? — Флёр кивнула. Двоюродная бабушка лишь устало прикрыла глаза. Из ее быстрых ругательств на родном языке, Делакур поняла, что нужно было забирать ее от влияния тряпки Апполин и идиота Жана. Девушка сдержала себя, чтобы не встать на сторону защиты родителей — сделай она это, то Аннет не станет помогать в силу мерзкого характера и непереносимости кандидата в министры. — Ритуал проводила, если присмотреться к тебе — без магического зрения искришься чуть видными огненными нитями, — цокнула языком женщина. — Кто же такой умный, что не забрал тебя из Англии и не умчался подальше с пороховой бочки? — Биллиус Септимус Уизли. Вейла остановилась на том, что хотела еще сказать несколько нелестных слов о будущем и вынужденном родственнике. Что-то в глубине сиреневых глаз зацепило Флер, словно родственница смогла на миг понять, что происходит на самом деле. — Зажги свечи и покажи его, — приказала она девушке. Делакур встала с пола, взмахнув палочкой, зажигая свечи. Произнеся заклятие левитации, она осторожно перемещала сквозное зеркало. На удивление, мадмуазель де Лакруа не произнесла ни слова, что было нехарактерно для темпераментной пожилой леди, давно обосновавшейся на туманной Альбионе. Зеркало оказалось в руках, что Флёр успела заметить задумчивую дымку. — Если он — Уизли, то я лично совращу следующего министра. Девушка закашлялась. Если бы не сухость слов, то она рассмеялась бы шутке. В них не чувствовалось колкости, лишь обреченность некого факта, о котором известно всем, кроме нее. — Любишь его, вижу, — Аннет покачала головой. — Выслушай, мой бесценный цветок, и только тогда принимай решение. — Дождавшись кивка, вейла продолжила. — Волосы темнее, чем морковный цвет покойного Септимуса, так что тут не трудно понять, что более тяжелая и древняя кровь берет его в те чертоги, где даже смерть не властна. Ты не ошиблась, родовое проклятье, но только оно не от вектора крови — это симбиоз, который настроен не на уничтожение, а на возрождение. «Такое нельзя узнать лишь по минутному осмотру через сквозное зеркало, значит, она знает больше». — Не могу сказать, почему задело твоего жениха, но этого точно не должно было быть, поскольку я пристально наблюдала за всеми жертвами такого интересного ритуала. И, если затронуло его, то дело предков идет к концу. Путанные загадки, неясные намеки. Флёр настолько устала за этот год, что не была готова к туманной манере родственницы открывать карты. — Но я не могу не восхититься циничностью, так что сделаю все возможное, чтобы твоя малышка Габи вышла за своего спасителя. Темная магия и огонь — всегда великолепно сочетались. Могу сказать точно, еще-пока-Уизли — не жилец. Отчаяние подступало к горлу, нервно давило на грудную клетку, выпуская природный огонь наружу. На миг, огонь окутал хрупкую фигуру, чтобы вновь потухнуть. Она была единственной, кто сроднился со стихией предков из всех потомков Жаннет. — Ведь есть выход? Глаза, синева заменяющая беспокойное небо, покрылось золотыми всполохами. Она не отсупит. Ни за что. — Есть, — подтвердила старая вейла, с легкой грустью смотря на единственную, в ком проснулся истинный дар рода де Лакруа — огненная магия. — Он будет жить, но тебе придется сгореть дотла, уйдя туда, куда зовет проклятье. Навсегда. «Уйду, но оставлю его живым». — Что нужно делать?***
Дождь барабанил свою мелодию, но вместо привычного успокоения поселял с каждой каплей все больше тревог. Сириус пытался держать обычный, размеренный темп, но все естество стремилось сорваться на бег и прийти на зов, который с каждым разом становился слабее, словно человек истлевает, словно Нимфа исчезает из этого мира. Это походило на извращённую пытку. Однако ни Элла, ни Альфрад не акцентировали внимание на его взволнованности и легкой взвинченности. Они сами проходили через это, возможно, гораздо легче, но проходили. И единственное, чем они могли помочь родственнику — своим молчанием. Дать ему прогореть во всем этом, а после окунуть его в водоворот с головой, чтобы он не думал о привязке, чтобы не чувствовал удушающей и звонкой тишины. Блэк ощущал, что все выходит из-под контроля, когда они прибыли на место встречи: два брата вместо одного — сомнительная честь, тем более, когда это Учиха Изуна, искавший глазами определенного человека. Ухмылка появилась сама собой, но Цедрелла успела кинуть легкое жалящее, чтобы Сири держал себя в руках. Для блага девочек и Ковена. Альфрад всегда считал, что любые интриги — удел больше старика Финеаса или в самом крайнем случае — Цедреллы, но никак не его. По плану он должен вести переговоры, тонко лавировать и плести паутину из лжи и липкого сахара. Делать всё, что он так ненавидит ради тех, кто занял место в его сердце. Блэк старался притушить отголоски эмоций Сириуса, которые доносились до него сумбурными урывками — ему нужна холодная голова, а эмоции племянника слишком ярки и категоричны, чтобы не ощущать их хоть немного. Их было трое: глава клана Учиха, его младший брат и представитель старейшин. Если отряд и был, то его отпустили далеко, чтобы не провоцировать темпераментных представителей Ковена ЛяФей, поскольку иное рассматривалось бы как акт агрессии и оскорбление. Они ожидали делегацию больше, но также понимали, что Блэки не будут громко объявлять о встрече — годы существования невероятного объединения показали, что свой нейтралитет они берегут так же, как и своих людей. Из этого Альфрад успел сделать вывод самый очевидный: Ковен нужен Учиха не меньше, чем их излюбленным противникам. Подтверждение этого скользко кольнуло: Элла была права, говоря, что все они в западне. Сейчас, смотря на лишенные эмоции лица представителей древнего клана, острота капкана чувствуется как никогда сильнее. — Рады приветствовать представителей Ковена ЛяФей и Клана Блэк, — голос Мадары был спокоен. Он начал беседу первым, задавая тон и подтверждая, что вся встреча — инициатива с его стороны. И то, как он подчеркнул двойственность интересов, не ускользнуло ни от кого из присутствующих. Учиха давал себе возможность для маневра: если не выйдет договориться с Ковеном, то есть призрачный шанс склонить на свою сторону Клан. В этом случае он ничего не потеряет, поскольку знает простую истину: перетянет ли он ЛяФей или отдельно основателей, итог будет один — на чьей стороне Блэки, на той стороне все остальные. Патовая ситуация, если бы они не были к этому готовы. — Благодарим Клан Учиха за оказанную честь и верность своему слову, — Альфрад говорил размеренно, отмечая, что все ожидали слов от матриарха рода, но никак не от него. Теперь внимание на Цедреллу ослабнет, что поможет ей нанести колкий удар, когда она посчитает почву благодатной. Мадара достал кунай и чуть надрезал руку, складывая руки лодочкой — старый знак того, что никому ничего не угрожает на этой территории, и если кто-то посмеет напасть из Учиха, то он заплатит виру кровью главы Клана. Невероятный жест доверия, который должен был подкупить осторожных Блэков, как и показать всю серьезность намерений. Учиха — воины со своим кодексом чести и свои обещания они всегда выполняли. Маг протянул кунай Элле, которая с легкостью повторила за Учиха, чем ввела всех в легкое недоумение: кто бы ни был ответственен за переговоры со стороны Ковена, но в иерархии Блэк Цедрелла — матриарх Клана Блэк — стояла выше, чем Альфрад или Сириус. Однако не только поэтому Элла надрезала свою ладонь — этот жест показал также и то, что они готовы к беседе на равных, не слабых, просящих об аудиенции. Другого от нее Мадара и не ждал: не сделай этого женщина, он был бы разочарован в ней. Развернувшись, открыв спину, Учиха пошел в сторону скрытой беседки. Альфрад шел впереди, в середине была Цедрелла, замыкал же Сириус, идя параллельно с Изуной, что между этими двоими была колючая тишина: одно колкое слово и вспыхнет пламя, но племянник правильно понял многозначительный взгляд Эллы, чтобы удержаться от замечаний. Тонкое, чуть скользкое касание, давшее ответ о месте встречи — иллюзии. И им показывают лишь малый участок, что Альфрад уверен, что никто не найдет этого места после встречи. Чай бы разлит недавно, поскольку аромат трав окутывал все пространство. Блэк и Учиха расположились напротив друг друга. Сириус молчаливо скользил взглядом сквозь Изуну, сосредоточившись на своих ощущениях: отголоски слабости, стук дождя — все, что он мог понять. Неизвестность раздражала, натура мага требовала действий, однако опрометчиво подаваться эмоциям в данный момент на условно-приветливой территории, укутанной не одним слоем мастеров иллюзий. Не сейчас, когда в черных глазах второго наследника Учиха затаился огонь тоски и негодования. Сириус подсознательно ждет от него подвоха и тех же слов, что он услышал из уст Нимфадоры. Поэтому стоит погрузиться в транс, не реагировать ни на что, сосредоточится на мерном шуме дождя, чтобы была возможность задушить предложение в его зародыше, если уж задушить Учиху нет шанса, потому что кровь Эллы и ее жизнь, как и Ковен, стоит дороже эмоций самого Блэка. Стоило потерять семью, умереть и вновь ожить и приобрести дорогих людей, чтобы это понять. — Вы задали неформальный тон несмотря на серьезность намерений, — Цедрелла взяла чашу, отпив глоток. Жасминовый вкус играл всеми красками на кончике языка, вызывая внутреннее умиротворение. — Я наслышан о вас, как о мастере бесед, Цедрелла-сан, но не вижу смысла соблюдать все условности, которые никогда не соблюдались вами. Элла нейтрально улыбнулась. Разведка у Учиха работает великолепно, раз глава смог в короткий срок грамотно подготовить место встречи и заготовить каркас беседы, по крайней мере, честное начало и уменьшение приветствий и прочей дани великим предкам импонировала. Но услышат ли они намерения великих воинов напрямую или же все останется на уровне намёков? Все же их собеседник не меньший мастер слова, когда этого требует политика и благополучие клана. «Пора отдавать право слова Альфраду, мне лучше наблюдать со стороны, не упустив деталей». — Дружественная встреча с великолепным чаем — неплохое начало, Учиха-сан, — Альфрад тоже отдал дань напитку, хотя желание вылить эту гадость было чересчур велико. Останавливали только приличия и осознание того факта, что бонсай Эллы остался дома. — Несмотря на дружественное начало и ваши гарантии, Ковен ЛяФей был обеспокоен вашим вниманием, все же мы никак не пересекались с Великим и Древним Кланом: у нас разные рынки сбыта, направления развития и миссии, не ущемляющие ваши интересы. Что побудило вас донести свои мысли через Цедреллу-сан? Намек на Сенджу был прозрачен, но Элла услышала ворчание Финеаса, говорящего, что они могут предложить нам, чего не предложат их кровники? Кровники, с которыми у Ковена больше точек соприкосновения через своих союзников. Он выбрал острую и опасную игру из сомнений и полуправды, но также тем самым показывая толику честности и прямоты в этом разговоре. Альф мог быть тактичным и обжигающе опасным, но, к сожалению, эти семейные черты приверженцев серебро-зеленых появлялись у него в редких случаях, как этот. Цедрелла вновь отпила чай, наблюдая за мимикой Учиха, который был максимально собран и отстранен, как и представитель Совета. Лишь тень проскользнула в глазах младшего брата, но она исчезла быстрее, чем Элла смогла ее уловить. — Ковен ЛяФей сокрыт туманом тайн, слухов и молчанием. Нет ничего удивительного, что каждый будет опускать вас на личную чашу весов, решая, что лучше: нейтралитет, союз или война? Изами увидел достаточно, чтобы вступить в разговор, как и располагал нужной информацией еще от предыдущего главы клана Учиха, который не раз делился сжато своими мыслями по поводу затаившегося зверя, пригретого под боком дайме. Таджима был хорошим тактиком, товарищем, главой, однако даже он не мог точно предугадать, почему Ковен действует именно так и никак иначе? «Возможно, наше время подходит к закату, Изами-сан. Мы дышим тем, чем дышали наши предки, но правильно ли это — дышать, а не идти вперед, задержав дыхание?» Учиха понимал, что это было не столь мудрость, сколько увиденная и осознанная необходимость перемен после того, как глава клана лично столкнулся в схватке с представителем правящей ветви рода Блэк. Смотря на мужчин, смотря на хрупкую с виду молодую розу Блэк, Изами, чьи темные волосы уже начала трогать седина, начал понимать лучше изречение Таджимы, его легкое сомнение и желание дышать полной грудью после задержанного дыхания перемен. — То, что сокрыто всегда приносит затаенное беспокойство, — Альф чуть склонил голову. — Вы увидели то, что хотели, мы же услышали вас. Мадара знал, что Гримм сдерживался, знал, что явно почувствовал слежку тогда и не показал ничего, на что и намекнул сейчас Блэк. Глава клана не имел настолько четкого плана, как думали все вокруг: ему нужно было самому увидеть, понять, ощутить то, что притягивало извечного врага, бывшего некогда другом. Ощутить тот трепет, разжигающий внутри пожар перемен. Ощутил ли он это? Скорее да, нежели нет: от поведения до молчания и слов, от дыхания до движений сказали наблюдательному Учихе больше, чем все информаторы. — Я держу свое слово, Цедрелла-сан, и ничему не обязываю вас, кроме как подумать о союзе не войны, а союзе мира. Внутри Сириуса истлевала нить их связи. С каждым разом она таяла сильнее, словно готовя к возможной потере самого дорого — он не чувствовал Нимфадору. Будто ему все это причудилось, будто она не свалилась на него год назад, что стало пусто внутри, почти окончательно. Почти, потому что он чувствовал легкое тепло и беспокойство Луны, заставляющее замереть и прислушиваться и прислушиваться, что он никогда не делал в той жизни. Прислушиваться, понимать и отпускать, чтобы потом был шанс принять все обратно — иначе связь не установится между Нимфой и ним. Терпеть, когда хочется кричать, сидеть в забытой всеми беседке под не одним слоем иллюзий, когда хочется сорваться с места. — Это ценное предложение, Мадара-сан, — Элла обеспокоенно смотрела на ухмыляющегося Сири, потому что ощущала, что одно промедление и того накроет пустота, а после заполнит привычное тепло, но до этого момента он сорвется бессердечным тайфуном, снося все на своем пути. — Несомненно, Цедрелла, — потянул Гримм. Альфрад впервые нашел схожесть племянника и сестры — острая учтивость перед решающим ударом. — К сожалению, Учиха-сан, я не обладаю чувством такта и задатками к переговорам, что не раз удручало нашего очаровательного матриарха. Мои слова будут не от лица Ковена ЛяФей, мои слова будут и не от лица клана Блэк, мои слова — просто мои, как и вопросы. Поэтому не обессудьте, Учиха-сан, но как вы собираетесь заключить союз в мире, если все еще находитесь всей душой в войне? Синие глаза резки, категоричны и не потерпят и толики притворства. Нет ничего опаснее сорвавшегося мага, готового к вывертам судьбы ответить одним из трех непростительных. Альфрад коснулся руки Эллы, отвергая вариант стереть всем память и сбежать, пока доведенный до точки племянник не испортил все окончательно. Ему это нужно, как и им: узнать больше, а не замереть в подвешенном состоянии удара и ожидании чуда. Изуна, как и Мадара, чувствовали давление вокруг. Это была не ки, нечто иное и более тяжелое, забирающееся за шиворот боевых доспехов. То, чего боялись враги Гримма и то, за что он получил свое имя. — В мирное время клану Учиха хотелось бы видеть клан Блэк своими союзниками, как и Ковеня ЛяФей, если вам будет угоден такой ответ, — тяжесть взгляда Демона Учиха совсем не трогал Блэка, потому что он ждал более полный ответ, но и из этого можно выловить о некоторых планах клана. Последние капли дожди упали на землю, а молчавший Учиха Изуна собрал воедино мысли о том, что он так желал. Они сплелись в тонком силуэте цвета серебра, веемое теплом и пониманием в глазах только одного человека. — Клан Учиха не предлагает союза в войне, как и в мире. Мы предлагаем союз, который соединит наши кланы нерушимой алой нитью, сплетая и вверяя нас друг другу. Я, Изуна Учиха, прошу вас, Блэк Цедрелла, рассмотреть возможность моего брака с девушкой вашего клана, Блэк Луной. Кости брошены, слова сказаны, встреченные безысходным огнем внутри, только вот насколько удачно?***
24 июля 1997 года. Англия. Окрестности деревни Оттери-Сент-Кэчпоул.
Было холодно. Или это чувство холода было дыханием смерти и страха? Ей сложно судить, потому что от подобного знания становилось тяжелее – руки чуть обдавало теплым дыханием, когда она дотронулась до лица, убирая медную прядь. «Не жилец», - голос Аннет не покинул Флёр ни нам миг. Губы коснулись лба Билла, что у Делакур возникло ощущение, что она видит все со стороны: как тонкие пальцы сжимают мел и чертят руны, как плечи вздрагивают от любого шума, боясь, что кто-то может остановить их. Неровное дыхание, ставшее своеобразной симфонией их дуэта. Шевелящиеся губы, безмолвно повторяющие заклятье, как мольбу о спасении. Последняя руна была нанесена, и Флёр до краев заполнил её огонь, который волнами разливался вокруг, который соединил их с Биллом и отдал часть своих сил, что заставило его сделать глубокий вдох и такой же выход. Огонь мерно наполнял его, убирая вечную изморось, тянувшую его на самое дно мук. Огонь согревал, укутывал в кокон, но чем больше Делакур отдавала своего огня, тем сложнее было его контролировать: он сопротивлялся, вырывался и не мог оставаться внутри нее, выходя с каждым разом больше и больше наружу. — Не надо, Флёр, — голос его был тих, но она услышала его. Однако не могла сдвинуться с места — огонь требует своей платы ее выбору. И Флёр готова отдать выкуп своим огнем и жизнью, которая медленно истлевает внутри нее, как и воздух из легких. Билл пытался встать, но у него не получилось: в теле все еще чувствовалась слабость, глаза плохо различали руны, исписанные на полу. Уизли ненавидел себя в этот момент как никогда сильно: он не может пошевелиться. Единственное, на что он способен — это наблюдать мутным взглядом, как яркий огонь любимого человека становиться слабее с каждым тихим шепотом обескровленных губ. Билл не собирается мириться с этим: с наполняющим его огнем магии и с тем лютым холодом северных ветров внутри, которые шепчут и просят не сопротивляться — умереть. Не собирается мириться с тем, что своей жертвой Флёр уйдет вслед за ним в могилу. Он поклялся ее оберегать и сдержит слово. Закрыв глаза, выдохнуть и чуть выпустить магию, как учили его коллеги из Египта. Магия не терпит рамок, она повсюду: в воздухе, земле, воде и огне, — нужно только уметь слушать и слышать. Донести свою просьбу, отдать часть сил и уйти туда, куда тянет его непонятный холодный зов с теплыми руками. В лицо вейле дунул холодный ветер, но ни ее решимость, ни силы, к которым она воззвала не думали отступать, создавая невероятный танец ветра и огня, соединяя их в единое. Стук в дверь был подобен грому, но танец ветра и огня лишь усиливался, затягивая двух строптивцев в свой водоворот, ощущая холод и жар, ощущая конец и начала жизни, ощущая последние вдохи и выдохи ушедшей эпохи и начало нового расцвета их палачей. Дверь была снесена бомбардой, но на полу был лишь кусочек льда и медленно догорающий огонек. На площади Гриммо мерно мерцал родовой камень, а портрет старой ведьмы опечалено закрыл глаза. Время пришло — род Блэк начинает расцвет. Гарри Джеймс Поттер закричал во сне. На дне зеленых глаз проснулась заснувшая тьма старого рода.***
Кровь на руках засохла, превратившись в сморщенные капли поступка. Серые облака мерно плыли, лес постепенно наполнялся звуками, но ощущение конца никуда не делось. На его руках беспокойно спала хрупкая девушка, отдаленно чем-то похожая на Луну: тонкие черты лица, белизна кожи и светлые волосы, которые отливали лучами солнца, а не луны. А еще — он чувствовал ее, как себя: дыхание, сердцебиение и мерный сон, словно она была продолжением его самого. Это пугает и вызывает беспокойство где-то внутри, где тлеет непривычное тепло. — Ричард. Нимфадора была уставшая, с ссадинами и легкими ожогами по телу, как и засохшими кровавыми разводами от дождя и собственной крови. Выглядело это не столько жутко, сколь завораживающе, как и внутреннее чувство правильности всего, что с ними случилось. Дверь за спинами магов захлопнулась раз и навсегда, отделяя их, топча надежду на возвращение, если таковая была. — Благодарю за помощь, Сенджу-сан. Блэк только сейчас заметил, что родственницу за плечи придерживает воин Великого клана. И он не торопиться отпускать плечи Нимфадоры или ему уже кажется? — Как это произошло? Волчица, появившаяся из ниоткуда, заставила их насторожиться, но только девушка раскрыла ей объятия. Блэк обняла ее, а животное почти как человек устало вздохнула, пытаясь выразить в этом вздохе весь укор нерадивой хозяйке. Тобирама не мог пошевелиться, смотря на эту странную картину: родственница Цедреллы-сан, обнимающая хищника, представитель Блэк, держащий бессознательную девушку на окровавленных руках, которая недавно чуть не сожгла всех. Сенджу чуть качнул головой, прикрыл глаза и пытался тихо развеять сумасбродную иллюзию, однако все осталось на своих местах: его руки, держащие Блэк от падения, чувствующие через слой ткани холодную дрожь, постепенно стихающую; волка, смотрящего внимательно и цепко темными глазами, похожими на глаза девушки, самой безрассудной из всех, кого ему доводилось видеть. Встреченный Блэк и безымянная девушка, которую родственники сумели спасти. Дора прикрыла глаза. Было так спокойно и тепло. Не хотелось ничего, только окунуться в умиротворяющую негу. Все закончилось — Англия в последний раз преподнесла прощальный подарок, уходя из жизни их семьи, оставляя только настоящее. — Сложно сказать, возможно, все дело в том странном газе, когда на нас напали, что она потеряла контроль. Ложь мерно слетала с губ, рождая новую истину. Ведьма легко отстранилась из объятий Сенджу и посмотрела туда, где оставила Луну. Луна махнула рукой названой сестре, вновь смотря на спокойное лицо нового Блэк. Шрам на лице заставил провести по нему осторожно пальцем, чувствуя из него магию. «Как от профессора Люпина». Она внимательно смотрела на его нити, но не видела в нем оборотня. Ему повезло, что инициация обошла его стороной, однако последствия все равно видны: он истощен настолько сильно переходом и борьбой с ликонтропией, что проспит в лечебном сне около недели, если не больше — то, что соединило их со вторым магом, выпило его силы также сильно, как и все остальное. Луна могла лишь качнуть головой на подобное и тихо вздохнуть. — Нам нужно возвращаться. Ее глаза вновь устремились к небу, видя идеальные нити, будто их не разрывало на части, и не зияла огромная дыра в пространстве, будто все это ей почудилось. Хаширама молчал, боясь упустить то, что и так проходило мимо него. То, что связано с Блэк и этой аномалией, которую почувствовали они с братом. Вокруг трепетной тишины опуталась паутина тайны, которую никак на разорвать. — Вы справитесь одни? Сомнения Сенджу были оправданы: двое без сознания, одна уже не боец. Троих двоим прикрывать сложнее, чем наоборот. Хаширама хотел предложить свою помощь не столько из праздного интереса и положительного впечатления, сколько уловить ту странность и легкость, настигшую его внезапно. Однако серебристые глаза, в которых вновь отразились лунные блики, заставили его стоять на своем месте. — Не стоит, Сенджу-сан. Он хотел мягко возразить необычной девушке, но тяжелая рука легла на его плечо. Брат всегда останавливал его именно тогда, когда это было необходимо. Они спешили к Нара, они планировали альянс с Блэк и Ковеном ЛяФей. Их пути все равно вновь станут одной дорогой. Луна увидела Ричарда, держащего на руках девушку. Ее нити все такие же теплые и отливают всеми цветами огня, как и два года назад. И эти нити сплелись на концах с нитями спящего глубоким сном Блэка, означающий нерушимый союз судьбы. Все же ее видение не ошиблось на том балу — красивой огненному лебедю подойдет верный страж в латах гоблинской работы. Ричард поблагодарил братьев Сенджу, а Нимфадора прошептала заклятье, что шиноби быстрее исчезли, чтобы догнать свой отряд, боясь опоздать. Это было опасно и близко к провалу, но им повезло, что это были те, кто заинтересован в живых Блэк, иначе все могло закончиться хуже. Дора прикрыла глаза, вспоминая Ковен и дом Офелии. К ней никто не приходит и там можно оставить двух Блэков. Луна протянула ей заготовку для прот-кюча, всунутую насильно Сириусом на всякий случай. Нимфадора кивнула и пропустила магию, задавая координаты. — Дом. С хлопком они все исчезли, оставляя после себя копоть, капли крови и чуть искрящийся воздух магии. И зарождая еще больше вопросов в Сенджу Тобираме, который всегда на разведку посылал клона, предпочитая оставаться в тени для неожиданной атаки. Именно благодаря привычке он создал теневого клона и послал того с Хаширамой, а сам скрылся в дверевьях. Именно поэтому он видел голубые лучи и золотое сияние, шедшее от родственницы розы Блэк, именно поэтому слух уловил мертвый язык и слишком необычные техники, как и силу, которая не могла классифицировать сенсорика. Даже для представителя клана Блэк подобное было чересчур непонятным и не поддающимся никаким объяснениям: ни техника, ни силы, ни то, как она смогла воздействовать на брата и его клона. Ни то, что он ощущал танец льда и пламени, когда пытался понять, что за тайна танцевала смертельный танец. Тайна, чья тень ненавязчиво преследует его по пятам. — Кто ты такая, Блэк Нимфадора?