Эффект плацебо

Дело Холдена Ли Звучало как ФБР-овское расследование, никак иначе. А сколько бумаг, сколько! Кристина еще не считала, просто положила на стол и склонилась над этой интригующей стопкой. У нее взгляд бешеный, а сердце спокойное. Дыхание спокойное. Дыханием она пыталась контролировать ситуацию и не сходить с ума, не читать все бумажки одновременно. Ей нужно прочитать спокойно. Она разминает шею, прикрывая веки на секунду, и читает. 24 сентября, 2002 год Заболевание: неизвестно Она это читала уже. Первые строчки. Она брала эти бумаги в руки, но в тот день распсиховалась, потому что не знала, зачем свою последнюю возможность сказать что-то стоящее Джон потратил на Холдена Ли. На пациента. Жизнь — дикость. Можете поверить. Поверьте Кристине, ведь она наткнулась на этого Холдена Ли в страховой компании, а значит, мегакрутой психолог Джон Уолтерс смог предвидеть действия внучки. Вот же противный. Кристина читает слишком медленно, потому что другая сторона мыслей борется с вымышленным образом дедушки в ее голове. Говорит с ним, психует на него. А надо читать. Читай. Не люблю делать эти записи, но придется. Тут особый случай. Мне надо проследить за каждым днем, за любым изменением и прогрессом в работе с Холденом. Итак, что я знаю: у него умер ребенок, а через неделю жена сбросилась с пятнадцатого этажа. Сам он ко мне не пришел, его привела сестра, которая думала, что справится с ним сама. Я таких не любил и не люблю. Все, кто у меня не по собственной воле, потом уходят. Холден — особый случай, говорю же. Это наш четвертый сеанс, и никакого прогресса. Пока веду наблюдение. Посттравматический синдром, это понятно. А вот то, что у него раздвоение личности, я не мог предвидеть. Я направил его к знакомому психиатру, а психиатр отправил его обратно ко мне. Никакие медикаменты и гипнозы на нем не работают — он не знал, что делать. В один момент он молчит с полузакрытыми глазами, а в другой срывается искать убийцу своих дочери и жены. Вчера он сказал мне, что сам убил их. Даже назвался новым именем, Маркусом. Не могу сказать, почему именно это имя. У него также наблюдается параноидное расстройство личности. Он убежден, что конкретный человек виноват в смерти его семьи. Пока пытаюсь успокоить его классическими беседами. Господи... Рукой Уолтерс протирает лоб и ведет пальцы к переносице, сжимая ее. В голове мелькает картинка нового Холдена Ли, ее веселого начальника, который умотал в Индию. Что дедушка с ним сделал? Так хочется позвонить... этому Холдену. И помолчать в трубку, потому что вспоминать его отвратительные события из прошлого она не посмеет. Кристина бывает грубой и холодной, но нет. Не здесь. Ей вдруг, блин, становится так больно в висках. 29 сентября, 2002 год Лечить его депрессию — последнее дело. Депрессия лежит под толстым слоем разных симптомов и расстройств, которыми нужно заняться первым делом. Оптимистические идеи на него не действуют, поэтому я говорю ему все прямо. Если он зовет себя убийцей Маркусом, я спрашиваю его, почему он не в тюрьме. И он молчит. Если он ищет убийцу, я говорю, что его дочь убил рак, а не конкретный человек. И он молчит. Его молчание — прогресс. Он стал меньше кричать и ходить по кабинету, но он слишком много думает. Депрессию тоже надо лечить, но я не имею представления как, потому что реальность нельзя поменять. Надо поменять отношение к реальности. 14 февраля, 2003 год Маркус — его отец. Его сестра рассказала мне, что у него было непростое детство. Маркус избивал и его, и его мать. Однажды прострелил себе голову ружьем, с которым он охотился на уток. Это многое объясняет. Если в семье случались психические расстройства, то шанс того, что случай повторится, один к пяти. Холден мог сойти с ума в другой период жизни. 1 марта, 2003 год Не люблю кормить пациентов таблетками, но я решил попробовать. Взял банальные успокоительные, которые Холден пьет утром и вечером, и дал ему под новым названием Амердол. Сам выдумал. И сказал, что это совершенно новое изобретение докторов, которое лечит депрессию за месяц. Вкратце, я дал ему плацебо. Вчера до ночи читал про Генри Бичера, американского военного врача. Он делал раненому солдату инъекцию физраствора вместо обезболивающего, а у солдата исчезла боль. Я психолог и должен поверить в эту чушь. Я не верю, но я должен попробовать. 7 марта, 2003 год Сегодня Холден рассказывал мне про новую работу. Сказал, что хочет защищать людей и страховать их жизни. Я думал, мне это снилось. Каждый день он выпивал усиленную дозу успокоительного и ничего больше. Единственное, что изменилось, — новые таблетки, которые якобы лечили депрессию. Холден верил, что он шел на поправку. Если честно, я тоже начинаю верить. Кристина не переворачивает следующую страницу. Взгляд застывает на последнем слове, и оно у нее светится перед глазами, ослепляет, расплывается, потому что девушка долго смотрела. Верить. Так просто и... невероятно трудно дойти до него. Он заставил его поверить в несуществующее. Не важно как. Важно то, что Холден сам поменял свое сознание. Это же чудо. Пусть это самообман, как угодно. Что Джон хотел ей показать? Кристина теперь знает и закрывает глаза, потому что беспомощна. Потому что уже проиграла. Если бы можно было начать заново с этими сеансами, с этим Джаредом... Взгляд бегает. Упущенный Джаред Падалеки никак не покинет мысли. Пустое место в животе, в голове. Недостающий пазл. Куда? Куда ей девать эти знания? Что делать с Джаредом? Мозги вскипят. Они расстались не слишком радужно. О чем она думала? О возобновлении сеансов? И что ты хочешь? Пичкать его таблетками? Проблема в том, что Джаред не верил никаким таблеткам. Так какой нахрен плацебо... Кристина сама не верит в то, что Джареда можно заставить поверить. В нее, в ее правду, в лечение — во что угодно. Для начала вернуть бы его доверие. Идиотка, Уолтерс. Кто он тебе такой? Лучший друг? Или все-таки знаменитый актер, с которым ты априори связываться не должна? Но мы люди. И он, и она — люди. И одному из них нужна помощь. А возможно, обоим. Так, давай, Кристин. Делай что-нибудь. Не в страховой компании, ты же этого терпеть не можешь. Ты же никогда не хотела. Тебя же так рвало помогать людям и спасать их жизни, так чего ты сейчас сидишь? Сидишь и ноешь. Боишься. Она не выставляла фотографии, но чувствовала вину за какого-то чужого человека. Она пыталась и до сих пор пытается сделать как лучше и чувствует себя скотиной. Что за самобичевание? Ты, блин, кто? И зачем ты уехала из своего Лос-Анджелеса? Чтобы сидеть в пустом доме и плакать? Она сглатывает и убирается из кабинета Джона, не закрывая дверь. Мобильник на столе. Номер Падалеки — в нем. Что ему говорить? Для начала бы доказать ему, что выставленные фотографии не ее рук дело. Давай, юный психолог и недокоп. Расхлебывай. Ей самой бы не помешало попить плацебо и поверить во что-нибудь.