Притворщик

«И почему все всегда… ТАК?» — мысленно взвыл Фирмус С. Пиетт, с размаху впечатавшись коленом в невидимый, но прекрасно осязаемый булыжник. Или это был чей-то шлем? В этой бело-серой каше поднятого двигателями десантного бота снега было совершенно невозможно что-то разглядеть. Кроме того факта, что пилоты явно промахнулись и вывалили экзаменуемый отряд в какое-то болото вместо условленного района высадки. «Не утопили, и на том спасибо», — Фирмус попытался подняться хотя бы на четвереньки, но под левой рукой что-то предательски хрустнуло и ушло в никуда, заставив Пиетта неловко повалиться обратно. Ледяная вода пополам со снегом, беспрепятственно проникшая в рукав форменной куртки, обожгла запястье, заставив его нервно вздрогнуть и сдавленно выругаться. «Ну вот, пожалуйста!» — отряхнувшись, как нексу, Пиетт откатился в сторону, искренне надеясь, что хотя бы на голову ему уже ничего не свалится. Вопрос о том, кого такого доброго угораздило додуматься отправлять будущих офицеров на десантную операцию в обычной форме, а не в доспехах, он решил отложить на потом. Например, до того волнующего момента, когда он сдаст этот проклятый экзамен. О чем думали неразличимые на расстоянии вытянутой руки штурмовики, пока оставалось загадкой. Грозящей здорово обогатить словарный запас одного курсанта. Классные занятие по тактике наземных операций тоже иногда порождали нешуточный накал страстей, но применительно к собственной шкуре все усвоенные знания воспринимались как-то иначе. И выглядели… неубедительно. «Ненавижу работу в поле. Всю эту флору, фауну и геологические образования заодно… Тьма милосердная, я хочу на корабль, на орбитальную базу, куда угодно, только не в планетарный гарнизон!» Пиетт был практически уверен в том, что аналогичные эмоции сейчас испытывает добрая половина его товарищей по несчастью. Собственно, все это издевательство под названием «Борьба за взятие флага» было ничем иным, как практической частью выпускных экзаменов, обязательной для выпускников всех факультетов и предваряющей часть теоретическую. Если верить тексту официального предписания, в ходе этих учений будущие офицеры должны были на практике доказать, что могут командовать отрядом штурмовиков. А сами штурмовики — что могут пережить это командование с минимальными потерями. Тот факт, что до этого ни офицеры, ни солдаты друг друга в глаза не видели, по замыслу авторов должен был придать происходящему достаточную степень реализма. На практике все выглядело далеко не так радужно, но трехпроцентная смертность, заложенная в план, позволяла командованию закрыть глаза на мелкие нестыковки. Например, на то, что стартовые условия у всех двадцати участвующих в деле отрядов далеки от равных. Впрочем, условием победы являлось не взятие «крепости» и флага, а его удержание на протяжении определенного времени. В идеале — до конца учений, но тут уж как получится. Экзаменаторы оценивали все — и способ, выбранный для штурма, и физическое состояние бойцов, и сохранность крепости, и расход боеприпасов, и даже моральный дух командующих отрядами курсантов. Во избежание возможных недоразумений на время практического экзамена все они временно получали звание лейтенантов и сопутствующие этому права и обязанности. Все это Фирмус прекрасно знал, только вот в данный момент его это нисколько не утешало. Сама «крепость» традиционно находилась в центре долины, в которой проходили учения, но где именно? Укреплений, подходящих для размещения флага, насчитывалось от шести до восьми штук, причем в некоторые годы командование помимо настоящей «крепости» устраивало еще одну-две фальшивых, что усложняло поиск. Хотя сейчас стоило скорее побеспокоиться о том, чтобы найти свой собственный отряд. И желательно в полном составе. — Сержант? — не особенно надеясь на удачу, Пиетт активировал комлинк. Но имперская техника оказалась куда надежнее, чем он предполагал, и на неуверенный зов из серой мути вынырнули сразу три силуэта в белых доспехах — Мейер, Баккер и Берг. Один из которых (знать бы еще — кто?) ловко поставил будущего офицера на ноги и предусмотрительно отступил на шаг, преданно уставившись на начальство сверху вниз сквозь тонированный визор шлема. Впрочем, все впечатление было безнадежно испорчено синхронным вздохом двух оставшихся сержантов. Фирмус тщательно стер с ресниц налипший снег и ядовито произнес: — Господа, пожимая плечами в следующий раз, позаботьтесь снять наплечники. Яркое желтое пятно на белом фоне выделяется слишком сильно. Штурмовики, правильно расшифровавшие пассаж на предмет наплечников как угрозу лишения звания, резко вытянулись в струнку, щелкнув каблуками. «Уже лучше», — мысленно хмыкнул Пиетт, аккуратно обходя тронутую ледком лужу. В покрытом инеем мху сапоги тонули по щиколотку, а исследовать более глубокие водоемы у Фирмуса не было ни малейшего желания — ушибленное колено явно не располагало к холодным ваннам. Прихрамывая, он доковылял до валуна покрупнее, устроился у его подножия и вытащил из внутреннего кармана датапад. «Не можешь придумать ничего умного — следуй инструкции», — вспомнил Пиетт старое правило. А в данном случае инструкция требовала произвести рекогносцировку местности и оценку ситуации. К счастью, среди составителей программы учений нашлись не только адепты старой школы, требовавшей от офицеров личного участия в разведывательных операциях, но и люди, правильно оценивающие потенциал электронных средств слежения. Поэтому без утомительного ползания по камням можно было прекрасно обойтись, ограничившись анализом спутниковых данных. — М-да... хорошо промахнулись, — судя по расположению маячков на карте местности, от запланированной точки высадки отряд Пиетта отделяло пять километров по горизонтали и почти полтора по вертикали. Которые легко могли превратиться в двадцать при пешем спуске. Во всяком случае, беглый визуальный осмотр каменистых осыпей, на которые открывался роскошный вид с облюбованного им валуна, внушил Фирмусу именно такие подозрения. А краткий доклад Берга лишь подтвердил его наихудшие опасения. На то, чтобы полноценно включиться в гонку за призом, им понадобится не менее шести часов. Из чего логично следует, во-первых, что эти часы придется фактически бежать по открытому пространству, а во-вторых, рассчитывать после этого на приемлемый результат будет слишком оптимистично. Чтобы не сказать хуже. — Сэр? — штурмовиков, привыкших к действию, явно нервировало бессмысленное, с их точки зрения, сидение командира над картой. А требование снять шлемы дополнительно усиливало неприятное чувство незащищенности. — Мы теряем время, сэр. — Отнюдь, сержант, — Пиетт поднялся на ноги, скривившись от резкой боли. Сустав явно пострадал сильнее, чем казалось, но сделать с этим что-нибудь сейчас не представлялось возможным. — В данном случае время работает на нас. Ведь мы будем гнаться не за лидером, а за отстающими. Такими же, как мы сами. И будем при этом в куда более выгодном положении. «По крайней мере, других идей у меня пока нет». — То есть, мы намеренно пойдем последними, загоняя дичь? — педантично уточнил Берг, смуглая физиономия которого наводила на мысль о его прямом родстве с клонами. — Совершенно верно, — Пиетт прищурился, разглядывая соседний холм, на который им предстояло подняться. Склон казался относительно пологим, поэтому можно было надеяться, что обойдется без полноценного скалолазания. Впечатления от последней фазы предэкзаменационных тренировок были еще слишком свежи, и Фирмус намеревался всеми правдами и неправдами избегать преодоления высотных преград. Осталось придумать для этого вескую причину, которая удовлетворит подчиненных. Не говорить же, в самом деле, что курсант последнего года обучения все еще боится высоты? — Но это удлинит путь вчетверо, — отметил Баккер, машинально потирая свежий шрам над бровью. — И что с того? — Фирмус наградил излишне инициативного штурмовика тяжелым взглядом. — Вы не выдержите трехсуточный марафон, сэр, — ровно произнес молчавший до сих пор Мейер. Пиетт звонко фыркнул, внутренне содрогнувшись от такой перспективы. — Значит, вам придется меня нести. *** Двенадцать часов спустя, лежа в пожухлой траве и бессмысленно глядя на расцветающие в темном небе вспышки осветительных ракет, Фирмус уже не был так уверен в своем плане. Да, позади осталось более четверти маршрута и пять сиротливо пищащих персональных маячков менее удачливых претендентов на победу. И его отряд сейчас добывал шестой, прекрасно обходясь без вмешательства командира. Да и к чему оно в этой простой, как мычание, схеме? На первое — обстрел противника с применением тяжелого вооружения, на второе — массированная атака и на десерт — добивание уцелевших. «Интересно, как они воспринимают все это? Как пробу сил перед настоящим делом, игру или скучную обязанность? И осознают ли риск?» Пиетт проводил взглядом очередной «фейерверк», машинально отметив, что на сей раз, кроме искр, при взрыве разлетелись еще и какие-то ошметки. «Надеюсь, это были не чьи-то внутренности…» Мощность оружия, применяемого на экзаменационных учениях, была принудительно понижена до значений, не представляющих прямой угрозы для жизни (про возможные травмы и увечья речь в данном случае не шла, поскольку они подразумевались по умолчанию). Причем понижена не посредством блокираторов, а путем коренной переработки самого механизма — умельцев среди штурмовиков хватало еще во времена Войн клонов, а криворуких идиотов прибавилось уже после них, когда в пехоту стали набирать обычных людей со всеми их недостатками, изничтожить которые была не в состоянии самая жестокая муштра. Но попыток что-нибудь сотворить с выданными «пукалками», как их пренебрежительно называли сами солдаты, это не отменяло. Разумеется, за подобные усовершенствования полагалось наказание, но для этого сам факт нарушения надо было сначала доказать. Что в полевых условиях оказывалось не так-то просто. «Собственно, я сам сейчас играю не по правилам. Интересно, на сколько пунктов за это снизят общий балл? И будет ли там что снижать?» Вполне закономерные опасения с учетом того, что трупы на учениях допускались, но были все же исключением из правила. И нарушать это правило, начиная свою карьеру с бессмысленных смертей, Пиетту совершенно не хотелось. Большинство «несчастных случаев», как утверждала хитрая наука статистика, приходилось на прямые столкновения, в которых в первую очередь страдали будущие офицеры, не защищенные броней, и сержанты, как наиболее интересные с точки зрения достигаемого результата цели. Поскольку окончательное поражение отряду засчитывалось именно за потерю офицера или всех трех сержантов, потери среди простых солдат учитывались в последнюю очередь и имели меньший вес. Из чего напрашивался вывод о том, что лезть в мясорубку самому глупо, как и посылать в нее сержантов. Но ведь кто-то же должен руководить процессом? Интересная задача, которую каждый командир решал по мере своей сообразительности и личной наглости. Со вторым Фирмусу не очень-то повезло, поэтому приходилось упирать на первое, ну и на хорошую память, куда ж без чужого опыта. «Жаль, что нельзя повоевать в тепличных условиях — с поддержкой с воздуха, резервом и всем прочим. Бегаем тут как какие-то диверсанты...» Впрочем, даже в такой ситуации были свои плюсы. Поддержка с воздуха успешно заменялась минометным обстрелом — двойная порция светошумовых гранат и мин-«свистелок», методично вываливаемых на головы противника ребятами Берга, без особых усилий со стороны атакующих обеспечивала им безоговорочное преимущество в живой силе. Боекомплект при этом исправно пополнялся за счет проигравших, благо в обороне все это добро использовать было значительно сложнее, следовательно, трофеев хватало. А вот с человеческими резервами дело обстояло не так хорошо. И повлиять на ситуацию ничем, кроме грамотного планирования атак, благоразумно доверенного сержантам, и последующего изъятия у проигравших всех доступных пайков и медпакетов, возможности у Пиетта не было. Пока этого, к счастью, было достаточно. «И хотелось бы верить, что дальше пойдет не хуже...» Прикрыв воспаленные глаза, Фирмус постарался воспроизвести в памяти все события текущих суток. Мучительное трехчасовое ползание по обледенелым склонам в попытке найти приемлемый спуск от точки высадки в долину привело штурмовиков в состояние, близкое к озверению, а самого Пиетта лишний раз убедило в том, что экстремальный марафон — не его вид спорта. Поэтому, когда идущие в авангарде разведчики Баккера передали, что видят противника, Фирмус готов был сам возглавить атаку, лишь бы только это все побыстрее закончилось. Но по здравом размышлении личный героизм и неизбежно следующий за ним позор решено было отложить на потом. И понадеяться, что это «потом» никогда не наступит. Заняв господствующую высоту и идентифицировав противника как двенадцатый и остатки третьего отряда, Пиетт несколько минут с интересом наблюдал за тем, как они выясняют отношения в узкой котловине между двумя сопками. Судя по числу валяющихся на склонах тел в белых доспехах, в средствах при этом они не стеснялись. А раз так, грех было не поучаствовать в веселье. И доказать, что минометы ребята Берга тащили на себе не зря. «Три, два, один», — Фирмус мысленно отсчитывал секунды до залпа, вжавшись в ложбинку между двумя валунами и заткнув уши. Как показала практика, не зря — грохнуло так, что подпрыгнула сопка. Усиленный эхом акустический удар спаренных мин-«свистелок» не только оглушил противника, но и вызвал небольшую лавину, присыпавшую поле боя солидной порцией щебня, что позволило обойтись без дополнительной стрельбы. Поскольку жертв в основном пришлось не оглушать, а откапывать. Сложив в ряд бессознательных солдат и офицеров (разбираться, где чьи, Пиетт предоставил вызванным медикам), семнадцатый отряд нагрузился добычей и, весело звякая на ходу трофейными минометами и сетками с запасными энергоблоками, двинулся дальше. Следующей узловой точкой была переправа, на которой они догнали арьергард четырнадцатого отряда и метким выстрелом лишили их командира и двух сержантов. Безо всякого зазрения совести отправив уцелевших солдат пройтись под дулами штурмовых карабинов в сторону ближайшей сопки гусиным шагом. А спустя два часа сами влетели на полном ходу в засаду, потеряв половину отделения Баккера, после чего озверевший сержант расстрелял дюжину кустарно усиленных зарядов по деревьям, умудрившись поджечь подлесок и обратить противника в бегство. Впрочем, Фирмус признавал, что смотрелся Баккер с двумя магазинными гранатометами действительно впечатляюще. После этого инцидента участие Пиетта в процессе свелось лишь к указанию следующей цели — шестеренки отлаженной военной машины закрутились, набирая скорость, и теперь вмешиваться было попросту неразумно. «Только бы не упасть раньше времени... хотя я и так лежу», — мрачно хмыкнув, Фирмус перевел взгляд на карту, где очередная светящаяся точка только что сменила цвет с зеленой на красную. — Подъем! — охранявшие командира разведчики вскочили на ноги и вскинули сжатые кулаки, приветствуя закопченного сержанта, вывалившегося из основательно поредевших кустов. За спиной стащившего шлем Мейера что-то все еще горело и взрывалось. — Мы действуем, как каратели, сэр! — рявкнул он во всю глотку. — И вы этим недовольны? — с сомнением в голосе поинтересовался Пиетт. — Нет, сэр! — расплылся в безумной улыбке Мейер. — Мне это нравится! *** «А мне — не очень», — вынужден был признать Фирмус ближе к рассвету. Стимуляторы пополам с обезболивающим, вколотые ему тяжелой рукой Баккера, оказались тем еще коктейлем. И в результате неумеренного его потребления окружающая действительность воспринималась им как сквозь мутное стекло. О возможных постэффектах оставалось лишь догадываться. Но основная цель была достигнута — будущий лейтенант переставлял ноги самостоятельно и достаточно резво. И даже перестал охать, когда добровольная охрана роняла его в подходящую по размеру ямку во время очередной стычки с противником. Безо всякого злого умысла — исключительно ради сохранности командирского тела. Правда, как казалось Фирмусу, проявляла при этом чрезмерный энтузиазм. Но ради дела можно было и потерпеть. Благо, дело пока двигалось если не к победе, то к приличному месту в общем зачете. Семнадцатый отряд, уверовав в свою счастливую звезду, вошел в раж и, взяв хороший темп, вихрем пронесся по долине, громя все, что попадалось по пути. Судя по то и дело попадавшимся выжженным участкам — остальные отряды занимались тем же самым. Только вот некоторым везло, а некоторым — не очень. Именно к этой второй категории, по мнению все еще пребывающего «слегка не здесь» Пиетта, стоило отнести полузаброшенный бункер, весьма кстати попавшийся им на пути и позволивший отбить атаку нахально наступавшего им на пятки второго отряда. К несчастью, помимо очередного красного пятнышка на карте, к трофеям внезапно добавилось потрепанное полотнище с эмблемой Империи. Тот самый флаг, добыть который страстно мечтали сейчас все присутствующие на полигоне. — Сэр! Мы взяли его! — сержант Берг неверяще комкал в руках тяжелую ткань. — И теперь все знают, где настоящая «крепость», — устало констатировал Фирмус, осторожно растирая ноющее колено. Пристроиться в разгромленном предыдущими поколениями выпускников зале кроме нерабочего проекционного стола было некуда, поэтому именно на него Пиетт и взгромоздился, наплевав на то, как это выглядит со стороны. После вынужденного купания в трех водоемах сомнительной чистоты даже доспехи штурмовиков выглядели, как палитра безумного художника, что уж говорить про полевую униформу? — И будут здесь минут через сорок, судя по маячкам, — с нехорошей усмешкой согласился Баккер, поглаживая гранатомет. Фирмус поморщился. О том факте, что до конца учений еще тридцать два часа, сержанты предпочитали не думать. Впрочем, эти вопросы были вне их компетенции. А вот со своими непосредственными обязанностями, даже если они включали немедленную героическую смерть, задоспешенные «куколки» справлялись на удивление хорошо. За что Пиетт был им бесконечно признателен, поскольку его собственные физически и душевные силы закончились еще километров двадцать тому назад. — Я бы ставил на четверть часа, сержант. Не стоит забывать про авангард. — Ни в коем случае, сэр! — Что ж, ребятам придется изрядно потолкаться локтями, — хмыкнул Мейер, разглядывая стягивающиеся к центру карты зеленые точки. — А мы им поможем, по мере сил. Минометчики выскользнули за дверь, подчиняясь команде оставившего неуместные восторги Берга, а сам сержант подошел к командиру и положил флаг рядом с ним. — Отдыхайте, сэр, ваша работа тут закончена. С остальным мы справимся сами, — штурмовик помолчал несколько секунд и добавил: — Не сочтите за грубость, лейтенант, но вам место в штабе, а не в поле. Хотя талисман из вас получился знатный, и мы постараемся, выиграть столько времени, сколько получится. А вы постарайтесь дожить до конца учений. Удачи! Пиетт удивленно моргнул. Сказанное Бергом нарушало все мыслимые и немыслимые правила, но с другой стороны, эти не слишком лестные слова были своего рода признанием. Правда, как к этому отнестись Фирмус решить так и не смог, поэтому просто произнес: — И вам удачи, сержант. Покореженная дверь с жутким скрипом стала на место, и в разгромленном зале воцарилась гнетущая тишина, нарушаемая лишь ровным гудением направленного в потолок портативного прожектора да отзвуками раздаваемых сержантами команд. Фирмус стащил с правой руки перчатку и осторожно провел кончиками озябших пальцев по плотной ткани флага. Непромокаемая, несгораемая, сверхпрочная материя выглядела далеко не новой и наверняка повидала на своем веку не одно поколение курсантов. «Жаль, что по правилам эту штуку нельзя уничтожать. Красивый был бы жест, но увы… А спрятать эту простыню негде…» Осененный внезапной мыслью, Пиетт соскользнул на пол, разгладил ткань и начал аккуратно складывать ее в плотный прямоугольник, стараясь, чтобы сверток получился как можно меньше. Потом подтянул к себе оставленную Бергом сумку, из которой извлек три оставшиеся светошумовые гранаты, и тщательно связал их обнаружившимся в кармане обрывком шнура. После чего, удовлетворившись полученным результатом, уселся обратно и приготовился наблюдать за разворачивающимися событиями по карте, на которой желтая отметка, указывающая на расположение флага, уже едва просвечивала сквозь рой зеленых огоньков. Противник не заставил себя долго ждать… *** Фирмус моргнул, с трудом подавив желание потереть висок. Воспоминания месячной давности ничуть не потускнели за прошедшее время и по-прежнему всплывали в памяти в самые неподходящие моменты. Например, на позавчерашнем экзамене по тактике или сейчас, когда решалась его судьба. «Интересно, почему нельзя делать это в менее торжественной обстановке? И без моего участия?!» Пиетт усилием воли сосредоточился на речи декана и постарался придать своему взгляду толику осмысленности. Бездумное смотрение в стенку было хорошо для рядовых выпускников, но не для того, кто умудрился, сам того не желая, заработать высший балл по факультету. Как выяснилось, ничего существенного он не пропустил. Контр-адмирал Карнорис все так же расхаживал по кабинету, излагая свою бесконечную педагогическую мысль и восхваляя Академию. Но, к счастью, эпитеты в превосходной степени у декана уже заканчивались, а значит, пора было прислушаться. — Итак, нестандартные методы, которыми вы, лейтенант, позволили себе воспользоваться, дали вам необходимое тактическое преимущество и возможность удерживать флаг рекордное количество часов, получив, таким образом, первое место в общем зачете, — контр-адмирал отвлекся от рассматривания пейзажа за окном и перевел скучающий взгляд на стоявшего перед ним свежеиспеченного офицера. — Но именно эти методы исключают для вас возможность службы в Шестом бронетанковом корпусе, куда я собирался вас рекомендовать. Доверить командование людьми человеку, который так… интересно трактует понятие личной безопасности, было бы с моей стороны большой ошибкой. Вы угробите не только себя, но и солдат, технику… «Н-да, а ведь и правда нехорошо получилось», — молча признал правоту декана Фирмус, привычно пропуская неинформативные фрагменты речи контр-адмирала и тщательно загоняя в самый дальний уголок памяти призрак дюрастального саркофага, в который он сам себя уложил направленным взрывом. К счастью, между рухнувшими перекрытиями осталось достаточно места для одного излишне самоуверенного курсанта. А уж времени подумать над своим поведением у него и вовсе было в избытке. «Тишина и темнота. Сутки абсолютной тишины и неподвижности — много это или мало? Кажется, все же многовато. А со стимуляторами надо однозначно завязывать, иначе второго такого фокуса я могу и не пережить... Ну, или хоть запомнить на будущее, что с обезболивающим эту дрянь точно не стоит смешивать». Но при всей своей самокритичности, Пиетт в глубине души соглашался и с тем, что выражение лиц двух таких же курсантов, объединенными силами (неслыханное дело, кстати) двух последних отрядов смявших оборону «крепости», стоили того, чтобы обрушить потолок себе на голову. И надежно спрятать флаг буквально в двух шагах от уже уверовавшего в свою победу противника. Сюрприз получился первосортный. Но вот повторять подобное было бы редкой глупостью, а глупостей Фирмус пообещал себе избегать. Как и ситуаций, требующих проявления самоубийственной инициативы. «Кстати, уж не таких ли «альтернативно одаренных» тут ищет очередной «покупатель»? Жаль будет разочаровать человека…» Лейтенант украдкой скосил глаза на присутствовавшего в кабинете декана гостя. Судя по планке, тот был чиновником высокого ранга — куратором какого-то крупного военного проекта или даже губернатором целой системы. Вопрос лишь в том, что он тут забыл? Такие люди обычно имеют возможность просто ткнуть пальцем в список и через час получить любого выпускника, для красоты перевязанного ленточкой и готового жизнь отдать за будущего благодетеля. Зачем же присутствовать лично? «Из любви к искусству, разве что», — решил для себя Пиетт, не подозревая, как близок к правде он в этом своем несколько наивном предположении. — Достаточно, адмирал, — оборвал продолжающиеся излияния декана чиновник. — Я ценю ваше мнение, но не дороже собственного времени. Если лейтенант примет мое предложение, то в ближайшие годы ему придется пробивать своей головой исключительно воображаемые стены. Думать, проще говоря. А бегать и умирать будут другие. — После обязательной практики, Таркин, — возразил оскорбленный в лучших чувствах контр-адмирал. До сегодняшнего дня никто не позволял себе обходиться с ним так грубо. Но в действительности возразить губернатору Эриаду декану было нечем. За спиной этого похожего на высушенную рыбу чиновника стояли слишком серьезные фигуры. И сам Таркин прекрасно это осознавал, не стесняясь пользоваться имеющейся властью и намереваясь получить еще большую. Глупо ссориться с таким человеком из-за ерунды. Но можно хотя бы намекнуть на существование правил. — Бросьте, Карнорис, — отмахнулся Уилхафф, — за эти шесть месяцев в патруле из вашего молодого дарования сделают обычный винтик, для меня совершенно бесполезный. Пристройте его лаборантом на какую-нибудь кафедру, и если за два года он не станет капитан-лейтенантом, то вы с чистой совестью спишете его командовать канонеркой на задворках Галактики. И не дожидаясь ответа декана, онемевшего от возмущения, чиновник повернулся к Фирмусу. Во взгляде насмешливо прищуренных прозрачно-серых глаз губернатора тепла было не больше, чем в давешней ледяной луже. — Выбирайте, лейтенант, — обманчиво мягко произнес он. — Патрульный крейсер или тактические задачки. И постарайтесь не ошибиться в выборе. «Какие интересные перспективы, как в плане карьеры, так и в плане личных неприятностей. Но риск, говорят, дело благородное. Хоть и глупое». — Второе, сэр. — Блестяще, молодой человек, — сухо рассмеялся Таркин. — Далеко пойдете, если раньше не понесут. Фирмус нервно вздрогнул. Похоже, на сей раз он угадал верно. Только вот путь к достижению заветной цели может оказаться весьма тернист и извилист. «Но это не значит, что его нельзя пройти. Тем более что мой внезапный покровитель наверняка будет заинтересован в том, чтобы получить своего специалиста живым и здоровым, а раз так — то и бояться нечего», — но эта самоуспокоительная мысль не принесла Пиетту ожидаемого облегчения. А уж поднять глаза и встретить ненавидящий взгляд контр-адмирала он рискнул лишь после того, как за высоким гостем захлопнулась дверь. — Дешево продался, лейтенант. — Я так не думаю, сэр, — голос предательски дрогнул, а на скулах расцвели пятна нервного румянца. — Зря, юноша. Зря.