Минас

— Ты и ты, за мной.       Ничего не объясняя, сержант вывел их из кадетского блока и долго шёл, постепенно спускаясь всё ниже, к техническим палубам и грузовым трюмам. За очередной гермодверью в ноздри неожиданно ударил запах крови, и трое смертных дружно склонились перед четвёркой легионеров. Сахаал жестом отпустил сержанта и обратил визоры на подростков.       Паузы в несколько секунд хватило, чтобы осмотреть коридор. Здесь было сражение. Или бойня. Пара сервиторов сгружали на гравиплатформу искалеченные тела. С десяток бесчувственных или слабо шевелящихся людей валялись на полу. Ещё несколько — уже были распяты на стенах.       И в качестве дополнения к и так не слишком приятной картине, на кадетов было обращено пристальное внимание легионеров. А кадеты уже отвыкли видеть Наставника в закрытом шлеме, а уж остальных троих, увешанных трофеями и залитых свежей кровью, и вовсе видели впервые. — Один очень хотел попробовать свои силы, а второй рассуждал очень самоуверенно, — Наставник говорил вслух, но явно отвечая на заданный по внутренней связи вопрос. — И оба достаточно хороши, чтобы я обратил на них внимание и позволил подтвердить слова делом.       Остальная часть диалога, видимо, произошла в вокс-канале. Один из незнакомых воинов отвернулся и продолжил терзать распяленного на стене человека, чьи невнятные хрипы полностью терялись за лязгом работающих сервиторов. Остальные двое сохранили неподвижность, а Сахаал резко развернулся к ним и тоже замер. Через несколько секунд двое синхронно качнули шлемами и тоже вернулись к своей «работе». Наставник снова обернулся к кадетам. — Рабочий сервитор закрепит тело так, как ему укажете. Ножи там, — он махнул рукой в сторону неопрятной кучи хлама у одной из стен. — По этому коридору разводят свежий улов с троггских кораблей. Эта партия взбунтовалась. Сейчас надо оформить коридор так, чтобы следующие группы не повторяли этой ошибки. Выбирайте по телу, и я бы предпочёл, чтобы оно ещё дышало к приходу следующих групп пленных. Ты ведь об этом просил?       Последний вопрос адресовался персонально Маркусу. Тот облизнул губы и закивал. На его лице подрагивала и трескалась маска болезненной радости, ноздри хищно раздувались.       Минаса Наставник не удостоил отдельного обращения. Мальчик просто кивнул и направился к куче измазанного барахла, видимо всего мало-мальски полезного, что нашлось у убитых. И да, там были стандартные боевые ножи армии Трогг.       С первого взгляда на обречённых было ясно, кого надо выбрать. Но сервитора уже занял Маркус, так что оставалось просто смотреть и думать. Это будет трудно, отчётливо понял Минас. Так же трудно, как выйти на тренировку на следующий день после встречи с Маркусом и компанией. Больно, и каждое движение требует усилий.       Сервитор освободился, и Минас отдал соответствующие указания. Распятый человек слабо застонал. Это так же трудно, как сделать шаг из камеры после слов «одним говноедом меньше». Вдох на два счета, выдох на шесть. Одежду Минас срезал аккуратно и вдумчиво, чтобы обнажить достаточно тела, но и оставить достаточно ткани. — Эй, принцесса, ты платьице для куколки выкраиваешь? — Маркусу ещё и хватало времени глазеть по сторонам, а лицо у него уже забрызгано кровью, когда успел-то?       Вдох на два счета, выдох на шесть. В голосе не осталось интонаций, но звучит ровно. — Наша задача — сделать предупредительный знак. Если офицерская форма этого человека останется опознаваемой, это усилит эффект.       Минас развернулся обратно к своей жертве. Вдох на два счета, выдох на шесть. Это так же трудно, как стоять в тёмном коридоре перед рогатой тварью, которую тогда ещё не звали «досточтимый Зо Сахаал». Из первого разреза покатилась алая капля. Вдох на два счета, выдох на шесть.       Среди прочих навыков выживания в условиях дикой природы вопрос свежевания и разделки добычи тоже обсуждался в теории и отрабатывался на практике. Но задача сохранить «дичь» живой там не стояла. Судя по уже виденному примеру, отсутствие кожи летальным не является. Значит, глубже не надо. Вдох на два счета, выдох на шесть. Интересно, а как чтимые легионеры выбирают, как резать? Для смертного мальчика–то всё очень просто: от какой мысли больше всего передёргивает, так и надо делать. Своим собственным ужасом легко измерить будущий чужой. Вдох на два счета, выдох на шесть. Но легионерам-то соизмерять не с чем, правда?       Взятый Маркусом человек начал орать: заунывно, на одной ноте. А сам Маркус пьяно захихикал. Минас на секунду обернулся, не понимая. Маркус и шатался, как пьяный, и кровищи на нем было столько, что человек должен был уже умереть десять раз. Не стоило оборачиваться. Вдох на два счета, выдох на шесть. Легионеров в коридоре уже нет, они своё дело закончили. Только наставник стоит неподвижно, и его лицо по-прежнему скрыто. Вдох на два счета, выдох на шесть. Минас отступил от стены и обернулся к Наставнику. Это так же трудно, как достойно попрощаться и уйти после первого свидания с семьёй. — Я не знаю, при каком объёме поверхностных повреждений они окажутся летальными. Если выживание этого человека обязательно, то я бы уже остановился, — в голосе по-прежнему нет интонаций. Вдох на два счета, выдох на шесть.       На несколько секунд повисла пауза, а потом легионер снял лицевой щиток. — До предела его выносливости ещё далеко. Но с практической точки зрения ещё несколько разрезов не слишком увеличат визуальный эффект. Ты выбрал его из-за формы? — Это одна из причин. — Были другие? — Да.       Сахаал выжидательно приподнял бровь, обозначая, что не считает ответ законченным.       Вдох на два счета, выдох на шесть. Минас твёрдо посмотрел в сплошную черноту глаз Повелителя Ночи. — У него гематома на полголовы. Я был почти уверен, что он не придёт в сознание. — Это было важно для тебя?       Вдох на два счета, выдох на шесть. — Мне так проще. И удобнее, если он не шевелится. Ты сказал: предостеречь от ошибок последующие группы. Задачи причинить максимум страданий не было. — А если бы была?       Вдох на два счета, выдох на шесть. — Я выбрал бы другого человека. И действовал бы по-другому. — У тебя ещё будет шанс доказать это. — Да, Наставник. — Маркус, ты закончил?       Маркус был по-настоящему пьян. Болтал, смеялся, слизывал кровь с пальцев. Минас поймал себя на том, что завидует ему. Тут же одёрнул себя, напомнив, что такая распущенность — вообще-то дело дурное. Особенно если вспомнить, чем это самое опьянение вызвано. Только вот Наставник, глядя на Маркуса, улыбался хотя и снисходительно, но вполне понимающе. А на Минаса не смотрел вовсе. И лишь у последней развилки, убедившись, что в дальнем конце галереи уже открылась дверь кадетского блока, легионер остановил младшего мальчика. — Ты решил задачу эффективно, минимальными усилиями и с минимальными для себя потерями. Хорошая работа. — Спасибо, сэр… — Минас по-настоящему растерялся, а Наставник уже двигался от него по коридору. Оставалось только развернуться и догонять Маркуса.

Корракс мрачно смотрел на приближающихся кадетов. Маркус не иначе пузом по требухе ползал, весь в багровых разводах, даже волосы слиплись коричневыми сосульками. А глаза совсем шальные. Как тебя такого осаживать-то, пиявка ты трюмная, насосавшаяся крови до одури? Опять возомнил себя легионером, личинка? А мелкий поотстал, да? Почти чистый, совсем белый, и лицо неподвижное, как у покойника. Но дополнительных указаний от капитана не было, значит, как-то справился и остаётся среди кадетов, з-заноза. — Можно посетить душевую, сэр? — Нужно! Спрашивал Минас, но ответил сержант подчёркнуто Маркусу. Тот хмыкнул, всем видом демонстрируя, до какого места ему сейчас мнение сержанта. Но пошёл вслед за мальчишкой. Завтра, парень. Ты поостынешь, а я позабочусь тебе напомнить о дисциплине. После приснопамятного кадетского бунта Лем заявился в пустой, по причине общей недееспособности, блок и выразил Корраксу сочувствие. И только полюбовавшись на перекошенное лицо сержанта, развил мысль. — Ты хорошо умеешь натаскивать бойцов, сержант. Лепить рядовых из всякого сброда и взвод — из табуна рядовых. Только рядовых не селят в отдельные каюты и не кормят протеиновой смесью пополам с натуральным мясом. Ты вообще не людей готовишь. Как думаешь, будет капитан рад, если парни действительно хорошенько запомнят твою руку, научатся подчиняться, не раздумывая, выучат своё место? Я правда сочувствую тебе, сержант. Слова постороннего, будь он хоть трижды старпом и четырежды Сахаалов советник, не имели значения, но Корракс не был ни дураком, ни слепым. Чтимый Зо Сахаал ценил дисциплину и не стеснял сержантов в средствах, но по-настоящему довольным он выглядел, когда у сопляков появлялся дурной личиночий взгляд, когда они делали всякое такое, от чего рядовых следовало бы отвадить жестоко и навсегда. Корракс научился балансировать на грани между попустительством и правильной муштрой, только вот эта грань вечно вихляла, как пьяная девка задом. Кивнёт ли легионер одобрительно, слушая отчёт о принятых дисциплинарных мерах, или получится как с Минасом недавно — этого Корракс не мог угадать никогда. А сам досточтимый Сахаал не спешил давать внятные пояснения и множил исключения, вместо того чтобы один раз уточнить правила. Приходилось ориентироваться на собственные наблюдения и на слова советника Лема. Лем никогда ни о чем не просил и тем более — не пытался указывать. Он связался с сержантом через полчаса после сигнала о пробуждении Алькова, и это не было такой уж неожиданностью. Лем просто проинформировал, что жена Корракса, как и братья Зоила, и родители Илинго, и беременная подруга Руриска находятся в гостевых комнатах заповедника. Там, где защитные руны даже лучше, чем на стенах тренировочного зала. Лем никогда ни о чем не просил. Корракс никогда ничего ему не обещал. Но сегодня ухмылка Маркуса останется безнаказанной, и Минас может посреди ночи уйти в тренировочный зал, если ему понадобится. Общие требования к этим двоим сержанты вспомнят только завтра утром.

      Полуголый Минас склонился над дырой слива. Его рвало желчью, и казалось, спазмы никогда не кончатся. Невероятным усилием он разогнулся, чтобы поймать ртом немного воды из слабо капающего над ним душа. Так стало полегче. Мальчик осел на пол, измученно мотая головой. — Ты загнёшься, малёк, — в этих словах не было злости. Маркус стоял под потоком воды прямо в одежде, его по-прежнему шатало, но шальная улыбка обтекла с лица грязно–бурыми разводами. Маркусу тоже было плохо, только вместо желчи из него лезли слова. — Я вас таких видел уже. Говна не жравших. Дохнете вы быстро.       Минас по стеночке поднялся на ноги, откинулся на неё спиной, чтобы видеть собеседника. И ответил так же беззлобно: — Возможно, ты прав. Особенно, если сам и поможешь. — Да сдался ты мне...       Маркус демонстративно отвернулся и начал, матерясь и чуть не падая, обдирать с себя мокрые тряпки. Через некоторое время Минас последовал его примеру, а затем выкрутил напор на максимум и запрокинул голову, подставляя лицо под тяжёлый, слегка пахнущий химией водопад. Вынырнув, как раз успел увидеть, как Маркус с силой прикладывается затылком о стену. Простояв так немного, старший парень нетвёрдо шагнул к душу и тоже поднял лицо навстречу воде. — А ты? — спросил Минас.       Маркус высунулся из потока и энергично встряхнул головой. — Чо те? — Ты сам не загнёшься? — Я-то? — ощерился Маркус. — Хер ли мне сделается? Мы, крысы, — народ живучий. Потому что не гордые и жрём всё, что дадут. Хоть говно, хоть человечину.       Минас фыркнул. Конечно, Наставник Сахаал будет добр к этому парню, раз они такие похожие. Сами себя ругают ругательски, а попробуй кто другой вякни…       Некоторое время тишину нарушал лишь шум воды. Выходить из-под душа ни один из кадетов не спешил. — Э! Ты, значит, правда центурёныш?       Минас чуть повернул голову. — Нарочно собрата выбрал?       Тошнота подкатила так стремительно, что Минас едва успел нагнуться. Маркус задумчиво пронаблюдал мучительные сухие спазмы. Следующая его реплика: — Хорошо держишься. Мож, и не сдохнешь ещё, — показалась бы издёвкой, если бы в ней не звучала настолько откровенная зависть.       Наблюдать изменения, произошедшие с Маркусом за одну ночь, оказалось очень любопытно. Он стал спокойнее и резче одновременно, а вокруг него образовалось кольцо настороженного отчуждения. Парочка парней щеголяли свежеразбитыми физиономиями, на остальных Маркус порыкивал вполголоса, и этого тихого рычания хватало там, где раньше случилась бы громкая перебранка и лёгкое рукоприкладство.       Сам Минас чувствовал себя тихим и пустым. С расспросами, куда это двух кадетов сорвали на ночь глядя, к нему никто не лез, можно было без помех разбираться в собственном состоянии и сравнивать себя с Маркусом. Удивляться вчерашнему разговору и, — против воли, против всех мыслей о дисциплине и всех слов о крысах и человечине, — чувствовать зависть к сильному, злому, взрослому недругу. Не_другу, хорошее слово, правильное. — Мелкий? — Джелл тронул его за плечо. — Ты… как вообще?       Минас не ответил, увлечённый зрелищем очередного скоротечного конфликта в другом конце зала. Судя по всему, Маркус только что повторил любимый трюк сержанта Илинго: поставил кого-то по стойке «смирно» и ударил. И кольцо свидетелей расправы безмолвствовало. — Мелкий? — Это звучит глупо, правда. У меня имя есть. Или обязательно надо с кем-то подраться, чтобы дошло? Меня. Зовут. Минас.       Он по-прежнему чувствовал себя тихим и пустым. Но Джелл, встретившись с ним взглядом, неопределённо хмыкнул и больше заговаривать не пытался.