Предателей не прощают

— И что это было? Шэй вздрогнул и вскинул голову. В буре он не услышал шагов брата и не увидел его. Лайам оказался очень близко, оставшись незамеченным, пока не подал голос. Шэй зло уставился на него. — Ты не слишком хотел слушать меня некоторое время назад, — голос сочился ядом и бессильной яростью, злобой от того, что Лайам, самый близкий ему брат, ни капли его не поддержал тогда, когда Шэю это так нужно было. И сейчас Лайам помешал его зародившемуся плану. И если он продолжит докапываться сейчас, Шэй не сможет. — Ты ворвался, как бешеный, готовый убить наставника. Что мне было делать? Я спас и тебя тоже! Шэй не ответил. Костер уже не спасал его от холода, и ассасин дрожал, но не только от низкий температуры, но и от переполнявших его чувств. Шэй не знал, как их выместить. То, что он с уверенностью кричал Ахиллесу в порыве ярости, забылось и потерялось. Брат не слушал его тогда, не желал слышать, и теперь Шэй не знал, что ему сказать. Месяцы, что он плыл из Лиссабона, Шэй провел совсем один. У него никого не было, не было Лайама, был лишь он сам, и горел он лишь в себе самом. Горел от боли, от вины, от понимания, что по его вине погибли люди, десятки тысяч человек, целый город, целая столица стерта с лица Земли. И сделал это Шэй. Может, по приказу Ахиллеса, но жизни этих людей, их смерти не на руках наставника. Шэя тряхнуло, он отступил на шаг назад, едва не пошатнувшись от ветра. — Шэй, — позвал Лайам и сделал шаг вперед. — Ты не был там, — тихо сказал Шэй. Ему опять стало до одури больно, дышать нечем. — Лайам, ты не был там! Ты не видел этого! Весь город рухнул, сложился, как… как… как карточный домик! Ты думаешь, много людей выжило?! Я едва спасся, Лайам. Едва спасся из города, который сам же разрушил. А ты?.. Тебя не было рядом, — прошептал он совсем тихо и тут же снова повысил голос. — Ты знал? Ахиллес знал?! Лайам дрогнул, смотря будто бы удивленно. Метель усилилась, снег забивал костер. Он растерянно следил за братом, смотря внимательно и пытаясь понять, переварить сказанное. Шэй трясся, дрожал всем телом и смотрел выжидающе со злобой, обидой, но надеждой и просьбой. — Еще раз, — тихо сказал Лайам, сделав пару шагов к Шэю. Глаза того влажно сверкнули. — Лиссабон… действительно разрушен? — кивок. — Из-за святыни? — Да, — Шэй выдохнул так, словно от того, что Лайама поймет, зависела вся его жизнь. Так и было, пожалуй. Лайам посмотрел недоверчиво, подходя все ближе. Шэй вдруг уверился окончательно в том, что брат не знал. Просто следовал приказам наставника так же, как Шэй. А сам Ахиллес знал? — Я не… — голос Лайама зазвучал тихо и хрипло, сплелся с воем ледяного ветра. Лайам обнял неожиданно и порывисто, сжимая сильно. Шэй хрипло выдохнул, сцепил руки за его шеей в замок. Он прижался щекой к щеке Лайама, слушая его дыхание, чувствуя, как загнанная боль рвется наружу. — Так нужно было… — неуверенно сказал Лайам, явно не веря самому себе. — Я поговорю с Ахиллесом… Только не делай глупостей. Шэй едва не вздрогнул. Он уже собирался совершить одну, уверенный в том, что всем вокруг плевать. Он знал, после этого его жизнь изменится, из нее исчезнут все, кого он знал и любил. Исчезнет Лайам. Шэй попытался представить, как будет жить без этих объятий, без его запаха и дыхания, и не смог. Ему захотелось закричать, попросить прощения за то, что еще не сделано, за будущую самую страшную глупость. Захотелось закричать, потому что Шэй знал, их пути разойдутся, все изменится, сломается, полетит осколками. Шэй не знал, как ему теперь совершить задуманное, как отказаться от этих сильных рук, от брата рядом, от его любви, от своей любви. Как?! Разве может это дело ждать?! Когда собственных ледяных губ коснулись родные теплые, Шэй решил, что да. Хотя бы день. Или нет. Он не сможет, если промедлит, ни за что не сможет. Ему нужно украсть чертову шкатулку, сбежать с ней, запрятать ее где-нибудь, чтобы никто более не пострадал. Но это же предательство. Самое настоящее. Предателей убивают. По предателям не скорбят. Предателей не прощают. Лайам не простит. Никогда ни за что не простит. Но сейчас, когда он так мягко и трепетно целует, в это невозможно поверить. Шэй позволяет себе забыться. — Давай просто пойдем спать? Шэй кивает. И послушно идет. Чтобы встать посреди ночи и изменить свою жизнь навсегда.