***
— Пойду позвоню жене, — сказал Оззи и неспешно поднялся по лестнице, почесывая грудь. Хотелось жрать, хотелось чего-нибудь выпить, а больше всего хотелось просто лечь хоть куда-нибудь и выпасть из повседневной жизни часиков так на пятнадцать. Эх, ну ничего, скоро они вернутся в родной Бирмингем, и там-то он будет спать столько, сколько захочется, и Тони не будет больше его будить в три часа ночи, ехидно дрыгая усами. А еще Джон ужасно скучал по Телме. Да, поклонниц всех видов и ориентаций было много, и все они были прекрасны — последний раз двух-трех-пятипакетницы попадались ему разве что во Франции — но жену ему не мог заменить никто. Разве поклонницы могут вот так, запросто, начать его пилить за то, что он не вымыл посуду или не поднял сиденье унитаза? Хренушки вам! Поднявшись в гостиную, Оззи сел на диван и снял телефонную трубку с рычага. — Да… Да, соедините меня, пожалуйста, с Бирмингемом, Лодж-роуд, 13, миссис Осборн… Добрый вечер, дорогая. Да, у вас утро, и я разбудил сына своими звонками? Надо же, какой я недогадливый… А у вас как дела? Чем-чем, говоришь, Джесс изрисовала стены? Собственным дерьмом? Да не может такого быть. Да не может, отвечаю, нам ее подкинули. Ага… Ага… — Эй, Оззи, — тихий шепот на ухо отвлек Осборна от довольно повседневной болтовни с любимой женушкой. Обернувшись и чудом не вывихнув шею, Оззи увидел Гизера, заговорщически ему подмигивающего. В руках у Гизера красовались два пакета с чем-то белым. — Ангельская пыль, брат. Кокаин. Давай, кончай с этой ерундой и пошли ко мне в комнату, покайфуем… — Нет-нет, дорогая, тебе послышалось… Конечно. Конечно, ага, — прикрыв трубку рукой, Оззи как следует пнул басиста по коленке. — Ты соображаешь, что творишь, пидрила? Я с женой разговариваю, а он мне втюхивает наркоту! Она ж, если узнает, расскажет матери, моя мать расскажет твоей, и тогда все, пиши пропало! Гизер только махнул рукой: уж матери Оззи, выносившей, вырастившей, воспитавшей и одевшей шестерых детей, его увлечение кокаином будет до лампочки. Как говорится, ребенком больше, ребенком меньше… Какая кому разница? Наконец, закончив веселое щебетание ни о чем с женой, Оззи, наконец, повернулся к басисту, который как раз задумчиво махал пакетом с «мукой» у себя перед лицом. — Гизер, милый мой… Неужели ты думаешь, что я, гордый сын старушки-Англии, Джон Майкл Осборн, буду употреблять наркотики? — Оззи задумчиво наблюдал за мельтешащим в воздухе пакетом. — Если ты так думал, то ты чертовски прав! Давай открывай! С задорным криком Оззи потянулся к белому пакету, и Гизер, с детства обладающий отличной координацией, ему это сделать помешал, запрыгнув на стол, при этом чудом не уронив телефон на пол, и подняв пакет с наркотой высоко-высоко. — Ты что, друг мой, не здесь же! Представь, что скажет Билл, когда вернется в гостиную и увидит двух идиотов, нанюхавшихся чуть ли не до поросячьего визга! Оззи задумчиво потер рукой девственный подбородок, на котором еще пока не росла даже щетина. Даже со стороны Гизеру было явственно слышно, как в его пока что — удивительно! — трезвой голове со скрипом вращаются шестеренки. — А знаешь, ты прав, — обескураженно признал Оззи минутой позднее, сбрасывая на пол кожаный плащ. — Ладно, пошли к тебе… — А почему это ко мне?! — Ты же предлагаешь! И, между прочим, в прошлый раз во время грандиозной попойки — кажись, это был день рождения Билла — вы всей пьяной толпой завалились ко мне… — Ты не был против. К тому же ты валялся там же почему-то в исподнем и громко, на всю комнату, напевал песни битлов! Не найдя, что и ответить на такой, безусловно, аргументный аргумент, Оззи пожал плечами и, выхватив-таки вожделенный пакетик, понесся в комнату Гизера, стуча ногами в теплых носочках по полу, как табун лошадей. Дальнейшее промелькнуло словно в тумане, разве что изредка в памяти Гизера всплывали какие-то конкретные образы. Вот он, весь в муке, ползает по ковру и кричит, что древние греки поработили вселенную, что надо спасаться и валить на Марс. Вот Оззи, ехидно улыбаясь, предлагает ему занюхать дорожку на брудершафт. Вот они устраивают соревнование… — Что ж, Гизер, поздравляю тебя с вступлением в почетную армию рукожопов, — произнес Оззи, лежа на полу звездочкой. Под носом у него виднелись белые кокаиновые усы, рубашка была порвана, штаны опять куда-то подевались, а носки и вовсе побили все рекорды: правый носок гордо топорщился на его ноге, наполовину свалившись, а левый почему-то висел на люстре. — Это ж надо же — уронить носом на пол такую дозу кокса, с которым можно было бы прошагать на Марс и обратно! — Оззи, отвали, а, — простонал Гизер, оказавшись и вовсе застрявшим головой между прутьев балкона. — Не видишь, меня адски плющит… Попытавшись вытащить голову из адской расщелины, Гизер понял, что окончательно застрял. И как его угораздило оказаться именно в таком двусмысленном положении? Вот уж точно генерал почетной армии рукожопов! Тем временем придурок-Оззи заливался счастливым кокаиновым смехом, напоминавшим скорее ржание испуганной лошади, и благодаря этому робкое желание попросить его о помощи, родившееся где-то в закоулках Гизеровой души, окончательно рассеялось. Гизер гордо вздернул к небу немаленький нос. — Ну уж нет, сам справлюсь, — подумал он и показательно закряхтел. Призвав на помощь все свои не очень-то и крепкие мускулы, он подтянулся на руках и как дернулся вперед. Безуспешно. Дернул еще раз. Снова безуспешно. И тогда Гизер собрался с силами и дернул в третий раз. По тихому сонному американскому городку раздался громкий крик, полный боли — с высвобождением головы внутри злополучной решетки осталась хорошенькая такая прядь волос. Потирая пульсирующую шею, Гизер на четвереньках пополз по ковру, поочередно стукаясь лбом то о шкаф, то о тумбочку, то о кровать. Оззи начал медленно приходить в себя и подниматься с насиженного места, а затем все так же пополз, не разбирая дороги. Бум-с! В узкой комнате их лбы встретились моментально. — Знаешь, что я думаю? — спросил Гизер, уныло потирая ноющий лоб. — Что я говнюк? — ответил, не изменяя своим привычкам, Оззи вопросом на вопрос. На его лбу, слегка покрытом цепью еще подростковых угрей, вздулась шишка. — Не-а. Знаешь, что? — язык заплетался, перед глазами прыгали веселые чертики и лица Глории, смешивающиеся в большие гогочащие круги. Гизер зажмурился, сконцентрировался, забормотал что-то невнятное, и чертики вместе с Глориями, упорядочившись, строгим клином полетели куда-то на юг. — Тебе не кажется, что я — Гитлер? — Кажется… что? — Ну вот смотри, — несмотря на не очень-то и осмысленный, но полный здорового скептицизма взгляд Оззи, Гизер уверенно продолжал: когда ты под кокаином, тебе всегда кажется, что ты говоришь действительно умные вещи. — Он умер в сорок пятом, а я родился в сорок девятом. Видишь? Видишь? Что, если в сорок пятом родился какой-нибудь неудачник, умерший от чего-нибудь, и душа этого неудачника — а значит, и Гитлера — теперь во мне?! У него даже фамилия схожа с моим прозвищем! Фамилия, Осборн! Гизер издал невнятный стон и повалился головой прямо в ковер. Было ужасно хреново, хотелось блевать… Я будто ослеплен снегом, просвистело в голове. Точно! Ослеплен снегом, ослеплен снегом… Из этого может выйти замечательная песня! Вскочив на коленки и доползя до заветной тетрадочки, Гизер принялся писать, покусывая кончик маркера кривоватыми зубами. — Я устал, я ухожу… Хочу домой, — послышался голос Оззи, но он даже не обернулся, захваченный новой идеей.***
— Ну… в общем, вот, — неуклюже закончил Гизер. Билл хмыкнул, булькая виски, а Тони, за неимением всамделишных усов, схватился за голову. Ну конечно, что еще может произойти настолько тупо? Под действием кокаина в башке Оззи срочно пробудился домашний инстинкт, и он поехал домой. Из Америки. В Бирмингем. До концерта всего несколько часов! Нет, когда Тони говорил Гизеру, что бухать с Оззи — это очень плохая идея, он как в воду глядел. Впрочем, обычно опасный тандем составляли Оззи и Билл — именно эта парочка не знала меры в алкоголе, в процессе задушевных бесед друг с другом просаживала общие деньги, честно заработанные группой потом и кровью на концертах, и свои печени, уменьшала количество алкоголя в отельных барах и напивалась до состояния нестояния. Гизер же, этот псевдоинтеллектуал — еще круглых очков, как у Леннона, не хватает, честное слово! — алкоголь не употреблял в принципе, объясняя это своим вегетарианством, и ограничивался разве что сидром или редкой кружкой пива. Зато вот с травкой, кокаином, герычем и прочими сугубо рок-н-ролльными прелестями этот самый Гизер, полностью соответствуя имиджу непонятого обществом гения-поэта, да еще и при этом хипаря, был на «ты». Насколько Тони было известно, именно Гизер приобщил Оззи, естественно, пьющего, но ранее не употребляющего, ко всей этой ерунде вроде кокса и травки. Нет, Тони ханжой определенно не был: конечно, он бухал, как и все, но, как негласный лидер, пытался хоть как-то соблюдать меру. А теперь, после бесшабашных приключений этого новообразованного бронебойного тандема, Оззи, тот, без которого их концерт просто не смог бы состояться, единственный из них, кто вполне себе мог раскачать толпу и спасти шаткое положение, куда-то исчез. — Твою мать, Гизер, что ж так все хреново складывается-то, а… — застонал Тони и, запустив пальцы в волосы, принялся покачиваться взад-вперед. — Позавтракать не успел, усы прое… э-э… любил, да еще и вокалист теперь пропал! Что делать-то будем, ребята? — Предлагаю позвонить в 911, — сказал практичный Билл, и, не теряя времени зря, потянулся с дивана к блестящему телефонному аппарату, который, как по закону подлости, тут же затрезвонил. Взяв трубку и немного помолчав, Билл с трагичным выражением лица прикрыл ее ладонью и произнес театральным шепотом страшные слова. — Это Телма… Уж если Телма, готовая настучать нерадивому муженьку по шапке за сущие мелочи, узнает о пропаже Оззи, то им, а заодно и ему, точно никакой 911 не понадобится. Ребята это уже поняли: Гизер в панике заметался по гостиной, перетряхивая все свои вещи в поисках чего-то важного — Тони, близко знакомый с его неординарным чувством юмора, всерьез подозревал, что он ищет ствол. Билл же, всегда спокойный, как удав, смотрел на него широкими от ужаса глазами. — Скажи ей что-нибудь, — горячо зашептал Тони, прямо-таки чувствуя, как по губе потекла капля пота. — Что мне ей сказать?! — Я-то откуда знаю?! — Билл? Билл, ты куда-то пропадаешь… Ты меня слышишь, Билл? — из трубки раздался ангельский тонкий голосок Телмы Осборн, который для нерадивых музыкантов был созвучен реву из глубин ада. Тони посмотрел на Билла испуганными глазами и быстро провел пальцем по шее. Поняв намек, тот отчаянно принялся выкручиваться. — Да-да, прости, Телма, тут просто Тони мне что-то говорил, я не успел… Да. Да, конечно, все в порядке. Что с Оз… э-э… Джоном? Да все с ним в порядке. Спит твой муженек, и снится ему что-то приятное. Что? Да не изменяет он тебе, не изменяет! Спит он. Спит! Что? Да ты ему снишься, ты. Ты снишь-ся, говорю. Ага. Ага. Деткам привет передавай. Пока. Положив трубку, Билл с шумом вытер пот со лба рукавом неизменной гавайской футболки и, почесав бороду, он только-только обратил внимание на свои голые ноги, а потому принялся искать штаны. Штаны скоро нашлись за диваном и, влезая в них, Билл прямо-таки кряхтел от натуги. Неожиданно Тони посетила странная мысль. — Хей, Билл, притормози немного, — произнес он. Билл, прыгающий по гостиной и тщетно пытавшийся влезть в штаны, повалился прямо на Гизера, который успел задуматься о вечном в очередной раз. — Мне кажется, что это не твои штаны… — Ты правильно думаешь, — заметил Гизер, хватая злополучные штаны в охапку и изучая их со всех сторон. — Размерчик явно не Билла. А еще вот тут, на заднем кармане, вышита подпись мамы Оззи. Это его штаны. — Вот черт… — пробормотал Тони. — Оззи где-то очень далеко, один, без штанов и наличия разума… Я уже начинаю за него беспокоиться. — Не волнуйся, — Гизер замахал на него руками. — У меня уже есть план.