***
Спуститься вниз и посмотреть расписание автобусов. Легко сказать, да вот трудно сделать. Сперва Билл никак не мог найти свои штаны — как потом оказалось, Оззи в спонтанном приступе кокаиновой ярости просто разрезал их на куски ножницами и выбросил в окно; штаны Оззи ему не подходили по размеру, запасная пара Гизера, как по закону подлости, оказалась забытой им дома, в Бирмингеме, а у Тони вторых штанов и вовсе не было. В итоге, поразмыслив немного и порывшись в шкафу, Гизер извлек на свет божий платье в зеленый горошек. Тони поморщился. — Господи Иисусе, Гизер, откуда это у тебя? Тайный фетиш? — Блин, Тонечка Айоммичка, ты вообще в своем уме? — оскорбился Гизер и со всей злорадностью, на которую был способен, пошевелил усами. — Мама, видимо, перепутала. Я ей говорил, когда она чемодан собирала, чтоб джинсы вторые положила, а она опять все перепутала. Впрочем, другого выхода у нас нет… Билл посмотрел тяжелым взглядом завязавшего алкоголика сначала на Гизера и Тони поочередно, а затем на злополучное платье. Глаза его становились все шире и шире, а лицо — та часть, которая не была скрыта под бородой — стремительно багровела. — Я. Это. Не надену, — отрывисто проговорил Билл. — Мужик я или кто? Голым пойду, но не надену! — Ты совсем, что ли… Тони отрывисто вздохнул. Сейчас действительно нужно было выбрать между двух зол — между лицезрением Билла в платье и Билла без штанов — и выбрать, как лидеру группы, придется ему. Между тем Гизер уже начал заводиться: паузы между словами становились все дольше и дольше, а слова «черт» и «блин» постепенно начинали преобладать. Тони нехорошо нахмурился и почесал под носом, ощутив пальцами непривычно гладкую поверхность: Гизера надо спасать. Если Гизера доведут до того, что он впервые в своей жизни нецензурно выругается, то у него точно случится нервный срыв, и выступать теперь придется не только без вокалиста, но и без басиста. Будет у них с Биллом инструментальный дуэт. — Ну, Оззи, заварил ты кашу, — пробурчал Тони, стуча скрюченными пальцами по тумбочке и пытаясь привлечь всеобщее внимание. — Найду — прикончу… Билл и Гизер, излишне озабоченные бесплодным спором о платье, его так и не услышали, и тогда Тони со вздохом забарабанил по многострадальной тумбочке. С прямо-таки ехидным скрипом ее дверца повисла на одной петле, а затем громко упала вниз, развалившись напополам. Наблюдая за половинкой дверцы, которая все же осталась висеть на единственной петле, Тони вздохнул. Правда, этого громкого звука оказалось достаточным для того, чтобы Билл и Гизер обернулись. Увидев разломанную тумбочку, Гизер присвистнул. — Ты знаешь, не хотел бы я оказаться твоим врагом, — пробормотал он и под шумок сунул порядочно удивленному Биллу мамино платье в руки. — Надевай давай, а то Тони и тебя… как тумбочку… тоже… Билл смотрел то на платье, то на Тони, который, глядя на раскуроченную тумбочку, принял излишне задумчивый вид, сложил в голове два и два и, выбрав из двух зол не такое болезненное, скинул гавайскую футболку (именно футболку, а не рубашку!) и принялся натягивать платье. Его кряхтение при этом стало настолько грустным и полным боли, что Гизер невольно обернулся на него. Послышался треск ткани, потом еще треск и еще, затем звук, который ни Тони, ни Гизер, не смогли иденфицировать и лишь ошарашено посмотрели друг на друга, а затем Билл гордо приосанился. — Что? Думали, я не влезу? А фигушки вам! На Билле зеленое платье в горошек смотрелось просто замечательно и, если бы не волосатые ноги, выглядывающие из-под юбки и не длинная борода «пером», то, возможно, он даже мог бы сойти за чью-нибудь подружку. Стрельнув у находившегося в стадии тяжелого офигения, граничащего с легким помешательством, Тони пачку сигарет, Билл тотчас же закоптил, спрятал оставшуюся пачку в карман платья и, засунув руки в карманы, гордо зашагал по лестнице по направлению к гостиной. Переглянувшись, Тони вместе с насвистывающим в усы веселую песенку Гизером последовали за ним. Итак, для Билла хоть какая-то, но одежда была найдена, а потому бравые музыканты наконец-то могли начать решать их главную проблему. Поддерживая Билла под руки — в самую последнюю минуту он отказался выходить из номера в платье — они скопом черно-зеленых уток поплыли по направлению к администрации. Кажется, на них неодобрительно посмотрели абсолютно все, от уборщицы до злобного бомжа, притаившегося на входе и сшибавшего со всех мелочь (в обычное время Оззи наверняка бы перекинулся с ним парой словечек, а то и вовсе завел бы беседу). И, наверное, каждый, абсолютно каждый из них зыркнул на ноги Билла, на несчастные ноги Билла, от обилия внимания и пожирающих взглядов у которых уже встали дыбом волоски, затем на его роскошную бороду, элегантно падающую прямо на грудь в зеленый горошек, на его бешено бегающие глаза и наверняка пробурчал что-нибудь в стиле «гребаное английское педрило». Как настоящие рок-звезды, не обращая внимания на косые взгляды абсолютно всех находящихся в отеле, Билл, Тони и Гизер гордо продефилировали к стойке администратора и одинаково оперлись на нее локтями. Администратор покосился на бороду Билла и, удивленно протерев очки, покосился еще раз. — А, вы Black Sabbath, да? — обреченно промямлил администратор, поняв, что это все-таки не галлюцинация. — Я слышал, что вы устроили в прошлом отеле — сломанные стены, выбитые стекла… Он только начал заводиться, подбадриваемый хриплыми выкриками бомжа рядом с лифтом, и ребята поняли, что нужно либо линять, либо что-то делать, иначе следующий концерт они будут давать либо в ментовке, либо в больнице. Не успел Тони опомниться, как две пары рук — одна в каком-то кружеве — вытолкнули его вперед. — Ну, ну нам… это… нужно, да… — гений красноречия подвел его в самый неподходящий момент. — Что нужно? Еще выпивки? — отчаянно наступал администратор. — Или пара брюк? А может быть, бритва, мало ли, что на концерте случится? Бомж захлопал в ладоши и с громким всхрапом повалился прямо на кафельный пол, что вселило в Тони похоронные настроения. Мысленно он уже приготовился к вытурению из отеля и попытку забрать их в полицию, и, медленно вставая в стойку, Айомми с паникой вспоминал основные приемы бокса. Впрочем, Великой битве под Кокомо не довелось случиться: вперед, деликатно оттеснив Тони плечом, отчего он совершенно случайно упал на Гизера, выступил Билл. Умиротворяюще пошевелив бородой и подергав бровями, он, поддернув подол юбки и почесав ногу тяжелым кожаным ботинком, оперся на стойку и улыбнулся, светя полубезумным взглядом. У администратора задергалось веко. — У нас… это… вокалист пропал, вот, — спокойно сказал Билл. — Какие автобусы у вас уезжали сегодня? — Да один только, с Барни, — отстраненно пробормотал администратор и вдруг опомнился. — Стоп, что? — Где он? Где Барни? Администратор промолчал, и тогда Билл скрестил руки на месте, где должно было быть декольте платья, из которого предательски высовывалась волосатая грудь. После того, как он покачал головой, тот уже не выдержал. — Хорошо, хорошо, только не смотри на меня так! — взвыл он, рвя на себе волосы. Билл переглянулся с Гизером, который как раз меланхолично поедал стянутый у несчастного администратора со стола огромный бутерброд с зеленью и сыром. — Барни отдыхает у себя в курилке! Откланявшись, Билл еще раз улыбнулся и, поправив декольте, продефилировал к выходу из зала, гордо чеканя шаг. Донельзя удивленный Тони потащил мечтательно улыбающегося Гизера за ним.***
— Ну вот, — раздраженно бурчал Тони. — Еще один отель, из которого нас деликатно попрут. И что ты наделал? Где нам теперь останавливаться, в деревенском свинарнике? — Ну, вообще-то, я ему ничего и не делал, — оправдывался Билл, растерянно почесывая бороду. — А насчет свинарника… — Тихо! — прошипел Гизер, доедая последний кусок спионеренного бутерброда. — Я только начал продумывать план дальше! Ребята замолчали, а Терри, вытерев руки о штаны-клеш невообразимой расцветки, помчался по коридору по направлению к полутемному закутку где-то между лифтом и туалетом, которого даже Тони не заметил с первого раза. — Барни! — отчаянно закричал Гизер и забарабанил сапогами по двери, которая тут же обиженно заскрипела. — Барни, вставай! Это я, тот чувак, который в прошлом году подвез тебя до центра, помнишь? Дверь распахнулась, и в проеме возникло невообразимо заросшее нечто, закутанное в милый клетчатый пледик. — Конечно, я помню, как ты заблудился, и мне пришлось объяснять тебе дорогу, а потом кончилось топливо, и твою махину вытолкал я же, — пробасило это нечто и привалилось к дверному косяку. – Я, кстати, одного из ваших подвозил сегодня, он вообще неадекватный был какой-то… Барни шумно и вкусно зевнул, прикрыв рот кулаком и аж причмокнул от удовольствия. Тони и Билл подтянулись поближе и смотрели на него во все глаза, дожидаясь завершения. — Неадекватный? — Ага. Без штанов вообще, в одном носке… хотя, насчет штанов, по-моему, у вас это семейное, — добавил он, покосившись на платье Билла. — Впрочем, не буду лезть не в свое дело. Так вот, он взял и уснул, шлепнулся прямо на пол, а три, нет, четыре какие-то девочки сказали, что это их старший брат, и они его сами до дома довезут… Ну что, мое дело — высадить, я их высадил около леса, они и пошли… куда-то там… Ребят, вы где? След Саббат, точнее, три четверти Саббат, уже простыл, и о том, что этот разговор все-таки был, напоминали лишь хлебные крошки да вмятина на двери. Барни пожал плечами и отправился спать.***
Тем временем Тони, Гизер и Билл вылетели из отеля и бешено неслись по улице. К слову, день уже шел на убыль, концерт все приближался, а нервозность все возрастала. — Знаете, что я думаю об Оззи? — спросил Тони, когда им, наконец, удалось поймать автобус и притулиться где-то в углу, подальше от сердитых взглядов сердитых бабушек. — Он такой… — Тихо, — прошептал Гизер, прикладывая палец ему ко рту. — Про нас читают дети. — Ну и что, что дети, — завелся Тони, — мало ли что… — У нас рейтинг PG-13, — ответил Билл, и Тони, вздохнув, принялся ругаться про себя. Нет, как ни говори, а против рейтинга не попрешь. Автобус ехал очень и очень медленно, и казалось, что водитель словно издевается над ними: сперва они встали во все пробки подряд, которые только возможны в этом захудалом городишке, затем кончился бензин, и пришлось долго стоять на заправке, а после водитель и вовсе решил перекусить и, остановив автобус, отправился в ближайший ларек за пакетиком чипсов. Билл спал, опустив голову Тони на плечо и щекоча его своей бородой, Гизер вновь пребывал в астрале, при этом умудряясь еще и читать книгу и писать три новых песни одновременно, а Тони сдержанно матерился сквозь сжатые зубы. От напряжения маркерные усы на его лице уже почти исчезли, а потому его девственно чистая физиономия опять-таки не прибавляла Тони настроения. Наконец, автобус медленно подъехал к выходу из города, и Тони, растолкав Билла, схватив Гизера в охапку и громко заорав, вылетел в распахнувшиеся двери и совсем не эстетично шлепнулся в грязь. Автобус обдал их дымом и, треща, покатил дальше. — У, сатанисты англиканские! — донесся до них голос какой-то мерзкой бабки, и все стихло. Поднявшись на локтях, Тони осмотрелся. Обочина была сухой, пустой и безлюдной, и только тропинка, протоптанная рядом с зарослями крапивы, доходящей ему до головы, да обшарпанная автобусная остановка напоминали о том, что в этом месте люди таки есть. Билл простонал и, прислонившись к столбу остановки, снова попытался уснуть, что безуспешно. — Эй, ребята, смотрите! — крикнул Гизер, показывая на что-то белое в черной грязной луже. Окинув подбежавших Тони и Билла почему-то злобным взглядом, Гизер аккуратно опустился на корточки и двумя пальцами вытащил носок из лужи. — Смотрите, — коротко сказал он, держа носок за пятку. — Тут маркером выписаны буквы J. M. O. Вы понимаете, о чем это говорит? — Конечно, — улыбнулся Билл. — У Оззи все вещи так подписаны, мама ему подписала. Это его. — Он был здесь! — Значит, вперед, — громко и излишне жизнерадостно сказал Тони, и вся компания нестройно поплелась за ним в не внушающий никакого доверия темный лес. Ребята шли по лесу, не разговаривая и просто пялясь во все стороны, высматривая человеческую фигуру в тенях, мелькающих в интимном лесном полумраке. Разговаривать не хотелось: слишком уж давила на них вся эта атмосфера. Гизер, правда, пытался еще шутить про лес и маньяков, но затем смолк и он. То и дело кто-то из них нервно оглядывался и вздрагивал, и их можно было понять: дело шло к вечеру, солнце, ехидно светя им в глаза красными лучами, уже скрывалось за горизонтом, на небе уже проступали первые звездочки, а у стадиона, где они сегодня должны будут дать концерт, уже наверняка собирались нетерпеливые поклонники. А они где? Они шатаются по лесу, ищут вокалиста, а в наличии у них только его носок. Весьма грязный носок, надо заметить. — Я жрать хочу, — уныло изрек Билл. — А еще пива. Но жрать больше, чем пива. — Найдем Оззи, придем, пожрем, — сурово сказал Тони, почесывая губу. — Не пожрем, — отрывисто возразил Гизер, закуривая еловую ветку. Ветка зачадила противным едким дымом, который тотчас же вызвал слезы в глазах, но Тони и Билл все равно уставились на предприимчивого Гизера с огоньком зависти в глазах. Не замечая этого, тот еще раз затянулся дымом с привкусом смолы и продолжил: — Нам играть через три часа, а один только автобус часа полтора едет. Нет, пожрем мы уже после концерта, если еще на ногах стоять будем. — Убью Оззи, — буркнул Билл. — Мы с тобой, — хором поддержали его Тони и Гизер. Они прошли бы еще, наверное, километров двадцать, как вдруг Тони остановился и поднял палец. — Тихо, — прошептал он. Гизер удивленно пошевелил усами, пытаясь вогнать его в депрессию. Правда, Тони был настолько поглощен своим действом, что даже не заметил такого прямого захвата его имиджа главного усача. — Слышите это? — Что — это? — переспросил Билл и замер. Где-то в глубине чащи доносились громкие маты, причем голос, эти самые маты выкрикивавший, не узнать было невозможно. — Оззи! — хором закричали Саббат и бросились бежать. Мокрая листва мерзко хрустела под их ногами, в лицо дул холодный ветер, орал Билл, поскользнувшийся и ныне ехавший на собственном заду — какофония стояла адская, но ребятам было все равно. На живописной полянке, прямо на бревне, лежал ковер какой-то яркой расцветки… и отчаянно матерился голосом Оззи. — Ребят, кажется, мы накурились, — пробасил Тони и сел на листья. Билл, доехав своим ходом, упал чуть рядом с бревном и заорал на весь лес. — Точно накурились, — констатировал Гизер этот неприглядный факт, садясь рядом с ковром и затягиваясь дымящейся веточкой.***
Оззи совершенно не помнил, что с ним произошло и как он тут оказался. Последнее, что он помнил, так это то, как он едет в автобусе, какая-то злобная бабка пялится на его голые ноги, а из радио играют битлы. Ему хочется спать, он клюет носом, всхрапывает, и на него оборачивается маленькая девочка с большими чуть ли не совиными глазами. — Это Осборн! Это Оззи Осборн! — визжит она на весь рейсовый автобус, и… И все. Темнота. Очнувшись, Оззи немного поморгал, ежась от холода, а затем вспомнил, что он собирался сделать, и его прошибло в холодный пот. — Ох, ёб… — пробормотал он. — Хорошо, что я хотя бы до Бирмингема не доехал, у меня ж концерт сегодня! Никогда, никогда, никогда-никогда больше не буду нюхать с Гизером кокс! И травку курить с ним же не буду, и вообще… Да, и вообще, теперь я бухаю соло. Оззи решил потянуться, а заодно поправить въевшиеся в задницу трусы и стереть выступивший на лбу пот, как обнаружил, что не может пошевелить ни единой конечностью. Более того, ему показалось, что его куда-то… несут? — Э, — закричал Оззи во всю мощь своих легких, и на него откуда-то из полутьмы посмотрели знакомые совиные глаза. — Э, вы куда меня тащите? Я жив еще пока, чтоб меня в ковре в речку тащить! Послышался смех, и у совиным глазам прибавились еще одни, ярко-черные. Оззи почувствовал, как его кладут на землю, и внутренне съежился. Он оказался в каком-то лесу, очень и очень похожим на его родной, бирмингемский, только вот куда чище, без осколков бутылок, кострищ, поваленных деревьев и прочей ерунды. Впрочем, насколько Оззи помнил свое первое и последнее путешествие в бирмингемский лес — ему было пять лет, и мама, нянча Пола с Тони, пыталась спихнуть его местным бездомным — и то, что оттуда никто не выходил живым (или душевно здоровым), то это даже не суровый бирмингемский лесок, а просто три прилизанные сосны на полянке. Пахло соснами, смолой, дымом и каким-то дерьмом, да так ужасно, что у него уже задергался глаз. — Бля, вот теперь я точно на концерт не успею, — сказал Оззи и, как истинно постигший дзен философский мыслитель, тяжело вздохнул и попытался, как обычно, плюнуть на землю. К сожалению, плевок, не пролетев нужного расстояния, уныло повис на яркой кисточке ковра, ввергая его в депрессию. Тем временем его похитители — нет, скорее похитительницы — слегка развернули ковер (Оззи попытался пошевелить хотя бы рукой и внезапно осознал, что маленькие сволочи хорошо подготовились — помимо ковра, он был еще замотан и в одеяло. — Привет, — раздался тихий голос, и Оззи увидел трех… нет, четырех девочек лет так тринадцати, стоящих рядом с ковром и улыбающихся. — Ох, надо же, дожил, — отстраненно пробормотал Оззи. — У нашей группы появились фанатки в виде тринадцатилетних девочек. Фанатки-тринадцатилетние девочки — это же чистое зло, вот что я вам скажу. — Ой, посмотри, он что-то говорит, — послышался тонкий голосок, — ой, он такой милый! — Посмотри, как он улыбается! Интересно, а о чем он думает? — О том, чтобы убить вас, маленькие дурочки, — улыбнулся Оззи, который и так был циничной сволочью, а под действием неформальной обстановки его юмор стремительно катился вниз. — Что он говорит? Ты посмотри, какой он милый! О-о, — протянули фанатки. Оззи громко матернулся, поминая нехорошим словом дилера, матушку Гизера и того дауна, который догадался предложить им кокаин в туре. Оззи был совершенно прав, ведь его персональный кошмар только начинался.***
Билл, Тони и даже Гизер слушали печальную исповедь говорящего ковра, из которого еле-еле высовывались ноги их нерадивого невезучего вокалиста, с открытыми ртами. После того, как несчастный, описывая свою печальную жизнь, прервался перевести дух, они одновременно печально выдохнули. Непонятно откуда взявшаяся в лесу муха с томным жужжанием залетела Гизеру в открытый рот, а тот этого даже не заметил. — И что? Что было дальше? — взволнованно спросил Билл. — Они тебя… убили? — Конечно, убили, — едко отозвался ковер. — Почти убили, а я боялся, что сделают еще что-нибудь ужасное. — Например? — лаконично отозвался Тони, от напряжения садясь на мокрую склизкую землю и тут же с криком падая куда-то вниз: мокрая склизкая земля оказалась всего лишь кучей таких же мокрых склизких листьев, которые, нагло противореча всем законам физики, умудрились собраться в огромный ком прямо над ямой. Впрочем, на его знаменательное падение и крик, полный грубых выражений, никто не обратил ни малейшего внимания, ведь все были увлечены ужасным рассказом циничного ковра. — Например, то, что они могли понести меня к себе домой, или на школьный двор, или на детскую площадку… И там бы я предстал не перед тремя, нет, четырьмя маленькими тринадцатилетними ебанашками, а перед пятью… десятью. — Ужас, — покачал головой Гизер и, поморщившись, запустил руку в рот и вытащил оттуда нечто, весьма отдаленно напоминавшее крылышки насекомого. Все, за исключением Тони, попавшего в яму, дружно издали стон, полный чистого и неприкрытого ничем отвращения. Переглянувшись с Биллом, чьи волосы на ногах давным-давно встали дыбом от холода и прислушавшись к мрачному пению хора собора Парижской богоматери, доносящегося из собственного желудка (почему-то к этому чистому пению примешивалось какое-то противное жужжание), Гизер присел на корточки и попытался вытащить Оззи из коварного коверного плена. Безуспешно: мало того, что малолетние фанатки замотали ковер скотчем, так еще и прошили места крепления скотча крепкими нитями толщиной чуть ли не в канат. Терри задумчиво поцокал языком. — Все очень плохо, да? — глухо спросил ковер. — Боюсь, да, Оззи, — ответил он тоном заправского хирурга из какой-нибудь мелодрамы, — надо резать. Над лесом повисла мрачная, гнетущая тишина, которую смог нарушить разве что негодуюший крик Тони, падения которого как-то никто и не заметил.***
— Раз-два, взяли! Раз-два, взяли! Быстрее, вперед! Правее давай, нет, теперь левее… Ну куда ты его заваливаешь, он тебе что, бутылка, что ли, чтоб его заваливать? — командовал Гизер, размахивая руками. Тони и Билл, тащившие на своих плечах огромный тяжелый ковер с запаянным почти что намертво голодным и злым Оззи, чьи язвительные комментарии тоже не прибавляли им настроения, кинули на него злые взгляды. — Сам бы взял и помог, а? — рыкнул Тони. Гизер пожал плечами. — Я буду его из этого ковра вытаскивать, так что не надо тут! С горем пополам докатив его до остановки, Тони распластал ковер на скамейке и утер пот. Гизер же улыбнулся и, распахнув куртку, достал из рваной подкладки огромный мясницкий нож. Билл присвистнул от удивления. — Господи Иисусе, Гизер, зачем тебе такой тесак? Ты что, нас, прикончить, что ли, собирался? — Вдруг буду ночью идти домой, а на меня нападет маньяк, — резонно ответил Гизер и передернул плечом. — Я на него тоже нападу. Встав над ковром, Гизер с громким криком вспорол нитки, скотч, и одним ударом проделал огромную дыру, проткнув ковер насквозь. — Гизер, матушку твою, ты ебанутый? — заорал Оззи, дрыгая ногами. — Ты меня сейчас прикончишь! Гизер лишь расхохотался и вновь занес тесак. Тони рванулся было к нему, сжав кулаки, но Билл удержал его, схватив за плечи. — Поверь, Гизер знает, что делает, — произнес он загадочную фразу. Тем временем Гизер занес нож и с громким и загадочным «Ки-йа-а!» нанес серию ударов по ковру, который тут же распался на маленькие лоскутки. Выпутавшись из одеяла с зайчиками, Оззи перекрестился дрожащей рукой. — Господи, Гизер, — пробормотал он, — я многого о тебе не знал. Ладно, ребят, вы… это… простите, кокаин в голову ударил, и фанатки эти… Вместо ответа Тони порывисто его обнял. — Я думал, что тебя похитили, — сказал он и стушевался. Все смотрели на него какими-то странными взглядами. — Ладно, — вздохнул Тони, стараясь сменить тему. — Пойдемте быстрее, ребята. Вам с Биллом нужно найти одежду, да еще и играть надо… — Знаешь, что я тебе скажу? — спросил Оззи, поднимая палец вверх. — Я знаю, кем наказывают тех, кто попал на девятый круг ада. — Ну и кем? — Тринадцатилетними девочками.***
— Нет, все-таки кокаин — это зло, — вздохнул Тони. Сейчас, только что отыграв двухчасовой концерт, ребята брели по ночному городу в поисках хотя бы какого-нибудь места, где можно поесть: ресторан в отеле давным-давно закрылся. Сперва они искали что-нибудь приличное, такое, где после ужина не просидишь всю ночь на толчке — сейчас же они искали хоть что-нибудь. Магазин, киоск, рынок… Все было закрыто, везде погас свет, и на Саббат лишь ехидно смотрела светящаяся вывеска «Шиномонтаж». — Жрать хочу, мочи нет, — пробормотал Билл. Гизер улыбнулся. — В крайнем случае всегда можно съесть кого-то из нас, верно? Например… — Например, Оззи, — поддакнул Тони и сдавленно охнул, почувствовав, как кто-то (догадайтесь с трех раз, кто!) пнул его под колено. Насвистывая какой-то веселый мотивчик и не попадая в ноты, Оззи излишне целеустремленно отодвинулся от него подальше, изображая воспитанного человека. — Не, Оззи, он орать будет, да еще его фиг прикончишь, — отмахнулся Гизер. — Ты ему в грудь ножик воткнешь, а он его вытащит и заорет. Ну уж нет, я бы, конечно, выбрал Билла, он-то не убежит… Гизер мечтательно улыбнулся, светя глазами куда-то вдаль. Ребята одновременно сглотнули и совершенно одинаковыми движениями вытерли проступивший пот с лиц. Нужно было найти еду, и срочно. К счастью, уже в конце улицы, рядом с автострадой, зоркий Тони углядел маленькую, еле заметную кафешечку, в которой горел слабый свет. — Гизер, кончай смотреть на Билла голодным взглядом, скорее, бежим, пока не закрылось! — Ну что, кто первый побежит до толчка? — спросил дальновидный Билл, жуя далеко не первой свежести сандвич, принесенный хмурой официанткой. — Ставлю на Гизера, — отозвался Оззи. Гизер, жадно заглатывающий всего лишь пятый сандвич по счету, лишь тихо хмыкнул. И только Тони, не вникая в общую перепалку, сидел с газетой — уже сегодняшней — и, попивая чашечку кофе, читал последние новости. Жизнь была прекрасна.