6. Бескоролевье
Они встретились на занятии по биологии спустя два дня. Чонин расположился прямо перед его столом, как делал это всегда. Смотрел довольно холодно и беззаботно вертел в пальцах ручку. Каждый его ответ оставался по-прежнему отточенным и блестящим. И все вокруг всё так же заискивали в его присутствии. После занятия Крис не позволил ему уйти. Специально задержал, нарочито медленно надиктовывая индивидуальное задание, а когда Чонин собрался и направился к выходу, поймал за запястье и удержал, встретил мрачный и рассерженный взгляд со спокойной уверенностью и захлопнул дверь у Чонина перед носом. — Ты всё ещё злишься? — Предлагаешь мне просто забыть о том, что я из-за тебя едва не распрощался с этим миром? — выдержав паузу, тихо уточнил Чонин, отвернулся и попытался высвободить руку. — Нет, но я же не знал, что... — Мне от этого не легче, хён. Хотя, может, ты и прав... Вряд ли мою смерть кто-то заметил бы. — У тебя есть родители, — жёстко напомнил ему Крис, крепче сжал запястье и осторожно подтянул Чонина ближе к себе. — Я знаю, что ты ещё злишься, но я не хочу, чтобы ты злился на меня. Тем более, из-за моей неосведомлённости. — О том, что в таких местах ни у кого нет права на личную жизнь? — ядовито подколол Чонин, глядя на него исподлобья. — Догадаться не судьба? Вот прямо никак? — Хватит тебе уже, смутьян. И, по-моему, то, что было, мало походило на наказание. — Вот как? — Чонин всё-таки высвободил руку, окинул Криса немного задумчивым взглядом и неожиданно слабо усмехнулся. — Может быть. Но начинал я именно с него. — Только что-то пошло не так? Чонин прислонился плечом к запертой двери, позабыв о насмешливости и иронии на время. — Хён, чего ты добиваешься? Повторения? Или хочешь так сильно узнать, почему я... — Ничего не добиваюсь. — Крис невозмутимо тронул ладонью лохматые тёмные волосы и кое-как пригладил, провёл согнутыми пальцами по скуле Чонина и вздохнул. — Просто не злись, ладно? Знаешь, это вообще не в моём стиле. Обычно я терпеливо выжидаю, ловлю самый лучший момент и только тогда наношу удар. Наверняка. Просто с тобой у меня это не получается. С тобой я всегда слишком импульсивен. Мы оба задели друг друга, согласен. Тогда мы квиты, так? Каким бы глупым ни был мой поступок... всё закончилось, ведь так? Просто не злись, хорошо? — А это так важно? Какая тебе вообще разница, буду я злиться или нет? Ты всё равно скоро уедешь и вряд ли хоть когда-нибудь... — И ты думаешь, я смогу тебя забыть? — развеселился Крис, сообразив, наконец, что именно злило Чонина в большей степени. — Знаешь, хён, ты ведёшь себя совсем не так, как стоило бы. Даже если тебе понравилось быть наказанным... — Я тебя не боюсь. Можешь попробовать наказать ещё раз, но я уверен, что у тебя это не получится, даже если я не буду сопротивляться. Не знаю вот только, почему. Чонин пристально смотрел на него, но ничего ему так и не ответил, только вздохнул, ухватился за дверную ручку и вывалился в коридор, оставив Криса наедине с собственными мыслями и предположениями. А подумать было над чем. Многие в школе поначалу воспринимали Криса как целое событие. Предсказуемо, если учесть, что для сирот восприятие себя в качестве "невидимок" не выходило за понятие нормы, поэтому закономерный интерес Криса к новым людям и школе их воодушевлял — это напоминало ученикам праздник. Крис их замечал и разговаривал с ними, спрашивал о чём-нибудь. Для них его интерес был очевиден и длился не один день и не два, а они к этому не привыкли. Но только Чонин заходил настолько далеко, чтобы пользоваться интересом Криса на всю катушку. Остальным не хватало то ли смелости, то ли уверенности. Или причин для этого. Именно причина ответного интереса Чонина и его выходок представляла собой загадку для Криса. Он давно убедился в уме и рассудительности Чонина, и тот не производил впечатления наивного подростка, стало быть, у Чонина имелась веская причина даже для того, чтобы при первой их встрече так откровенно прижиматься к Крису и пытаться соблазнить. Говоря по чести, Чонин всё время этого и добивался. Даже добился в итоге. Крис позволил себе предположить, что для Чонина это было важнее всего прочего. Он с самого начала хотел заполучить Криса и затащить в постель. Но Крис никак не мог понять, почему. Вряд ли только из-за секса самого по себе. И, конечно, Чонин действительно злился из-за той несчастной фотографии, но всё, что между ними случилось, лишь подтверждало предположения Криса. Не стоило сбрасывать со счетов мысль, что Чонину нравилось чувствовать к себе внимание и интерес Криса, влечение. Особенно в свете его желания услышать, что Крис хочет его. Раз хочет, значит, видит и замечает, а если видит, замечает и хочет, то Чонин существует, он реален и уже не "невидимка". Скорее всего, дело было именно в этом, но Криса такая истина не удовлетворяла. Он не желал, чтобы кто-то другой видел Чонина таким, каким видел Чонина он сам — после их близости. И он не желал, чтобы хоть кто-то ещё видел тетрадь Чонина с рисунками и мог понять эти рисунки, наложить их на закрытый от всех образ Чонина. Крис хотел, чтобы всё это принадлежало только ему одному. Потому что при всех своих усилиях воспринимать Чонина так же, как других учеников, Крис всё равно выделял его и считал особенным. Вовсе не потому, что Чонин смог его скрутить и трахнуть так, что Крис в самом деле это не забыл бы. И не потому, что Чонин откровенно его соблазнял или держал за горло учителей и воспитателей. Совсем не поэтому. *** Во время обеда случилась очередная драка, которую Крис пропустил. Он сказал коллегам, что не голоден, и остался в комнате отдыха. Пил кофе и размышлял о будущем. Это будущее виделось сейчас туманным, особенно в личной сфере. Крис пришёл к неутешительному выводу, что за все свои прошлые связи ему никогда не удавалось сделать то, что сделал с ним Чонин. Как врач он хорошо знал всё то, что знал и Чонин, но на практике... на практике так у него не получалось. Он вообще удивительно мало времени посвящал сексу, как оказалось. И даже не мог найти причину этому. Вроде бы бывшие партнёры ему нравились, но ни с одним из них он не был настолько близок, как был с Чонином — не только во время секса, но и после. Тогда, после всего, Крис впервые видел Чонина таким расслабленным и доверчивым. Тот прижимался к нему, подставлялся под гладившие его руки и больше не походил на туго натянутую струну, опасную, как бритва. А та улыбка... Крису, должно быть, показалось. О драке в столовой он узнал только тогда, когда вернулись другие преподаватели и принялись смаковать детали. — Осмотрите его вечером, господин Ву, — попросил директор с безразличным видом. — Если найдёте на это время, конечно. В драке ему ничего не сделается, а вот охрана может и вломить. Но вряд ли кто-то их осудит. — Я могу и сейчас осмотреть. — Сейчас нет нужды. Пусть посидит в бассейне и подумает над своим поведением. Он прекрасно знает, что нарушения порядка влекут за собой наказание. Крис невольно стиснул зубы. Драки Чонин не начинал первым, Крис уже успел в этом убедиться. Чонин всегда отвечал на нападение, но никогда не нападал сам. Ему это просто не требовалось. Поэтому ничего он не нарушал. Нарушали те, кто цеплялся к нему, но директору, похоже, было наплевать на такие детали. А ещё в неработающем сейчас бассейне было адски холодно. Там даже не присесть — вокруг ледяной кафель. В семь вечера Крис натянул тёплую куртку и вышел якобы побродить по парку. Прошёл несколько раз мимо бассейна, напряжённо всматриваясь в матовое толстое стекло. Ничего так и не увидел дельного, кроме мрачных охранников у входа. В медпункт Чонин пришёл после десяти. Держался хорошо, но Крис заметил, что он прихрамывает, слишком бледный до серости и старается идти с очень прямой спиной. — Со мной всё в порядке, осмотр не нужен. Я пойду? — буркнув это с ходу, Чонин тут же развернулся и зашагал обратно к двери. Крис догнал его в три длинных шага, перехватил ручку и не позволил Чонину вывалиться в коридор. Чонин прямо смотрел на него до тех пор, пока на щеку ему не капнуло красное и вязкое, потом медленно повалился вперёд, уткнувшись Крису головой в грудь, ещё медленнее стал сползать вниз. Крис машинально обхватил его руками и различил сдавленный стон. На голубом халате осталось бурое пятно. Крис через миг поднял Чонина, на руках отнёс на койку и осторожно уложил. Сначала осмотрел голову и нашёл достаточно серьёзную рану. Пострадала только кожа, но ранка получилась обширной, что привело к сильному кровотечению. Крис повозился с вяло сопротивляющимся Чонином и пришёл к выводу, что сотрясения всё же нет. Обработав рану на голове, стёр кровь, что попала на лоб и щеку. Раздевал он Чонина тоже предельно аккуратно и заметил, как Чонин напрягся, когда он стянул с правой ноги ботинок. Чуткими пальцами ощупывал худое тело и без особой радости отмечал сухой жар, поселившийся под кожей. Чонин точно простыл за время отсидки в неработающем бассейне. Словно... Словно он торчал там без куртки. Крису вдруг пришла в голову мысль, что Чонину могли действительно не дать куртку. Намеренно. Заперли в бассейне в том, в чём был, а после драки он наверняка ещё и взмок от пота, ну и... Логично. Перевернув Чонина на живот, Крис осмотрел спину и нашёл опухоль возле позвоночника. От души приложили дубинкой, и сомневаться не стоило. Крис сделал всё, что мог, ещё и обмотал Чонина эластичным бинтом, чтобы спина не так сильно болела. Наконец и до лодыжки добрался. Там всё безобразно опухло. Крис уже заподозрил перелом, но, к счастью, это оказался просто вывих. Чонин даже не вскрикнул, когда Крис с силой дёрнул, чтобы всё встало на место, только впился пальцами в покрытие койки и прокусил нижнюю губу до крови. Пришла очередь градусника, когда Крис закончил с ногой. Как он и опасался... К двум часам ночи Крис отчётливо слышал грудные хрипы и без специальных инструментов и средств. Он заставил Чонина выпить все необходимые лекарства, почти не встретив сопротивления. И неудивительно, потому что Чонин уже валялся в бреду и не понимал, где он, с кем и кто. Хрипло бормотал что-то по-корейски, обливался потом и время от времени затихал, чтобы потом вновь метаться на койке и хрипло шептать что-то, что Крис не мог разобрать. Крис знал корейский, но не настолько хорошо, чтобы понимать фразы по обрывкам слов. Ему удалось понять лишь пару, в которых Чонин шептал, что хотел бы увидеть мать и сестёр ещё хотя бы раз в жизни. Просто увидеть. Даже издали. И что-то про магнит. Ближе к рассвету в неразборчивой фразе про магнит Крис различил своё имя, но целиком так и не понял. В девять утра Крис запер Чонина в медпункте и отправился к директору с требованием отправить Чонина в клинику. — Какая клиника, если есть вы? Вот и лечите. — Но может потребоваться специальное оборудование, если ему станет хуже. Вы хоть понимаете, что без должного ухода могут возникнуть осложнения. Это может вылиться даже в воспаление лёгких. — По-моему, у него всё выливается исключительно в воспаление хитрости. Не переживайте так. Никто о нём плакать не будет, если всё кончится печально. — У него есть живые родители вообще-то, — стиснув кулаки, напомнил Крис. — Ну и где же они? В Корее? Замечательно. Пошлём им тело — и всего-то. Они до сих пор с точки зрения канадского законодательства считаются преступниками и не имеют никаких прав на этого ребёнка. Напомню, что Ким Чонин в отличие от них является канадцем. Насколько законны при этом его документы, нас не касается. Пока суд не решил, что документы незаконны, он останется в Канаде. И пока его родители не оправданы, их фактически нет. Разрешения доставить его в клинику я не даю. Не вижу для этого никаких оснований. Ваши рекомендации достаточно весомы, чтобы вы сами занимались пациентами во время своего пребывания в штате. Делайте с ним всё, что пожелаете. В ваши обязанности входит лишь доклад о результате лечения. — Неужели? Мне показалось, что судьба этого ребёнка вас не слишком волнует, чтобы ещё и доклады выслушивать о состоянии его здоровья, — с неприкрытым сарказмом отозвался Крис. — Вам правильно показалось. От этого ребёнка всегда одни проблемы. — Правда? Или, может, от него вам мало толка, потому что силёнок не хватает совладать с ним и сделать из него послушную игрушку? Любопытства ради, чем он вас прижал? Заснял весёлое порно с вашим участием и с детьми в главной роли? Или сделал коллекцию снимков, как вы трахали сирот резиновыми дубинками? — Пошёл вон! — рявкнул директор, уже не сдерживаясь. — Чтоб ты сдох вместе с этим бешеным щенком, сукин сын! И только посмей что-то вякнуть без веских доказательств! Я мигом тебя упрячу за решётку за умышленную ложь и нанесение ущерба моей репутации! — Можно подумать, она у вас осталась, — поставил точку в беседе Крис и захлопнул дверь с грохотом. Шёл по коридору быстро, игнорируя всех попадавшихся навстречу преподавателей. Внутри всё кипело и бурлило от ярости. У Криса в голове не укладывалось, как люди, которым поручено заботиться о детях, могут быть настолько бессердечными и мерзкими. Как вообще можно думать только о собственной выгоде, когда рядом мучаются и страдают дети, оставшиеся в полном одиночестве? Им же даже пойти некуда, некого попросить о помощи. Пусть даже не о защите — о банальной помощи в мелочах. Крис резко остановился, увидев у двери медпункта сидевшего прямо на полу ученика из девятого класса. По-английски он говорил очень плохо. Судя по внешности, родители у него были смешанные. Получился красивый мулат — на свою беду. Брюки у него пропитались кровью, и он смотрел на Криса ничего не выражающим бессмысленным взглядом. Скорее всего, от шока. Крис поспешно отпер кабинет, занёс ученика внутрь, уложил на койку в подсобке и сбегал запереть дверь медпункта изнутри. От греха. Чтобы некоторым не пришло в голову втихаря нанести визит и убрать все проблемы разом. Коль уж они не стеснялись так измываться над подростками, то и убить им недолго. Мальчика-мулата явно изнасиловали. И насиловал не один человек. Или не один раз за ночь. Крис сделал всё, что мог, наложил швы, вколол обезболивающее, напоил ребёнка горячим чаем с ромашкой и закутал в вытянутое из стенного шкафа пуховое одеяло. Вечером в дверь медпункта поскрёбся Тао. Принёс поднос с едой и кофейник, честно признавшись, что украл всё это. Глянул на забывшегося мулата и помрачнел. — Боюсь идти к себе, — помявшись, признался он. — Это вот последствия того, что Чонина сейчас в школе как будто и нет. Пока он тут валяется, в школе будут твориться страшные вещи. Идти сейчас не к кому. Да и не боятся они никого, только Чонина. — Ты так говоришь... разве для тебя не один чёрт, учителя и охрана или Чонин? Они все же домогаются. Тао помотал головой и сжался на стуле. — Вы, правда, не понимаете? Они не могут ничего с ним сделать. Всерьёз — ничего. Они боятся его и того, что он про каждого из них знает. А все ученики понимают это и признают авторитет Чонина. И если что-то случается, что-то, что заставляет учителей выражать недовольство, учеников наказывает Чонин. Иногда — у них на глазах. Потому что ему подчинятся. Потому что ему хотят подчиняться. Потому что он не издевается. Он делает вид. Он заставляет их верить, что делает с учениками ужасные вещи по их воле, но он никогда этого не делает на самом деле. Если наказывают они... Если трахают они, всегда идёт кровь, больно. Чонин же делает так, что крови никогда не бывает. И совсем не больно. Только хорошо. Всё, что надо, притворяться, что это хорошо — больно. Чтобы они думали, что он наказывает по-настоящему. Другие раньше пытались делать так, как он. Но у них не получалось. А Чонину они верят. Они всегда верят ему, какую бы ложь он ни заставил бы их сожрать. Они жрут и нахваливают, и просят ещё. А все эти придурки, которые мечтают с Чонином схлестнуться и вроде как превзойти, просто не понимают, что он их спасает. Не понимают, что стоит победить, и они окажутся на месте нарушителей порядка. И всё тогда. Это Чонин выдержит, если охрана накинется на него. Выдержит и наказание за нарушение порядка. Он может сутками сидеть в подвале или ещё где, не поддаваясь на провокации. И его не напугать и не запугать. А те салаги... дураки, в общем. Не видят просто, где настоящие враги. — И они ни разу не пытались... — Пытались, конечно. Но потом стали ещё больше бояться Чонина. Он же это... дурной совсем становится, если его в угол загоняют. Бросается на людей, как сумасшедший, и совсем о себе не думает. Как бешеный пёс. Готов сдохнуть, но только лишь бы прихватить с собой хоть одного. Для него это как идея-фикс становится. Ему на всё наплевать, только убить хоть кого-нибудь за миг до того, как сдохнет сам. Таких мало, но их все боятся. Потому что им наплевать на себя, а сдохнуть за компанию может кто угодно из нападающих. И ни один из них не желает быть этой безусловной платой. Доктор Ву, можно мне с вами остаться? Я, правда, боюсь идти к себе. — А не боишься, что как раз сюда и сунутся, чтобы добить? — Нет. Они даже сейчас его боятся. — Тао посмотрел на Чонина с надеждой. — Мало ли, вдруг он кому сказал, где всё припрятано. И если что-то странное случится, всё всплывёт. Нет, доктор, они не станут так рисковать. Крис отправил Тао в подсобку, велев приглядывать заодно за мулатом. Сам же посидел с Чонином, прислушиваясь к дыханию. Потом тронул рукой смуглый лоб, чтобы проверить, спал жар или нет. Пальцы Чонина прикоснулись к его руке, слабо смахнули в сторону. Едва заметная улыбка на потрескавшихся из-за жара губах. — Не волнуйся, хён... я не собираюсь умирать... Чонин зашёлся в кашле. Крис тут же поднёс к его губам чашку с горячим травяным настоем и заставил выпить немного. Кашель хотя бы удалось унять. — Рад, что ты меня уже узнаёшь. — Угу... — Чонин прикрыл глаза и осторожно сделал вдох. — Хён... — Что? — Ты хочешь меня? — Господи... — Крис тщательно закутал Чонина в одеяло и излишне резко велел: — Заткнись и усни сию секунду. Ты не готов к подвигам уж точно. К таким — тем более. Отнёс чашку к столу, помедлил, вернулся к койке и провёл пальцами по влажным от пота волосам. — Хочу. Только поправляйся скорее. Чонин глаза не открыл, но в дрогнувших уголках губ притаилась улыбка. На следующий день он уже вставал сам, пытался помогать Крису, но Крис неизменно отправлял его обратно в койку. Ну а ночью Крис проснулся в той самой койке. Проснулся от прикосновений сухих губ и позволил сломать слабое сопротивление. Койка в основном кабинете была похлипче и звучно поскрипывала, поэтому они перебрались на пол, сбросив туда одеяло. Крис выгибался под Чонином и запрокидывал голову, пока жёсткая ладонь твёрдо зажимала ему рот, не позволяя стонам вырываться наружу. Чонин одержимо вколачивался в него и прерывистым шёпотом согревал ему скулу, выдыхая неразборчивые слова на корейском. Сжимал в ладони напряжённый член Криса и не позволял кончить раньше времени. Слегка морщился от боли, если Крис неосторожно задевал ушиб на спине, но не останавливался. Крис и не позволил бы ему остановиться. Он вообще никогда и никому не отдавался с таким упоением, с каким готов был отдаться этому конкретному мальчику. Он готов был отдать Чонину всего себя, если бы тот попросил об этом прямо сейчас. Они оба льнули друг к другу с необъяснимым исступлением, превращая секс чуть ли не в смертельный поединок. Под утро Крис, придавив собой Чонина к полу, оглаживал исхудавшее ещё больше после болезни тело ладонями, прижимался губами и проводил по солоноватой коже языком. Настойчиво забирался кончиком языка в ямочку в центре живота, срывая тем самым с губ Чонина шумные выдохи. Тёрся щекой о бёдра и губами и языком ласкал проступившие на толстом члене венки. Жёстко водил рукой по всей длине, заставляя Чонина метаться на одеяле и делать жадные вдохи. Мучил, пока не попробовал Чонина на вкус, потом поднял на руки и уложил снова в койку. Сидел рядом, пока Чонин пытался отдышаться и посмотреть на него осмысленно, а не затуманенным от страсти взором. Чонин сам настойчиво ловил его взгляд и долго не отпускал, сжимая в ладони его пальцы. — Чего смотришь-то? — Хён... у тебя взгляд особенный. Так вроде ледышка и сухарь, а в глазах такая буря, что умереть можно, если просто задержать взгляд чуть дольше. Когда ты на меня смотришь, мне всё время кажется, что я падаю в пропасть, у которой нет дна. Но это ещё ничего. Плохо, что мне хочется в неё падать. Глупо, да? Нет, не глупо, но Крис не стал объяснять, что относится к той категории людей, что не умеют ощущать эмоции отчасти или слегка. И не стал объяснять, что Чонин в этом плане такой же. Крис молча наклонился и тронул дрожащими губами лоб Чонина. Он не знал, что тут вообще можно сказать об эмоциях и не только. Не знал, как объяснить, что всё это — вокруг — несправедливо, но это случается. И это нельзя исправить только потому, что так хочет один человек, два или десять. Даже если таких людей тысяча и больше... всё не так просто. А лгать Чонину и говорить, что он один всё изменит и прямо сейчас, Крис не мог и не хотел, пусть и собирался изменить хоть что-то, но понимал, что на это уйдут годы. Годы, которых, возможно, у Чонина не будет. *** Жизнь в школе наладилась, как только Чонин твёрдой походкой покинул медпункт. Негласное разделение власти вновь существовало, и восстановилось подобие порядка. Через неделю назрела ещё драка, но её удалось избежать объединёнными усилиями учеников и Криса. Они просто не подпустили желающих опробовать свою силу к Чонину, слегка помяли и вправили чуть мозги. Чонин, к счастью, об этом так и не узнал. Пару раз в неделю он оставался на ночь в медпункте, когда уже можно было не бояться возможных свидетелей и не зажимать Крису рот. И ещё одну важную вещь о них двоих Крис понял слишком поздно. За восемь дней до его отъезда пришло распоряжение о переводе Чонина в другую школу. — Обычное дело, — пожал плечами Чонин. — Раньше переводили каждые полгода. Потом — год. Тут вот я пробыл дольше всего — аж два года. — И ты говоришь об этом так спокойно? — Хён, это для меня не неожиданность. Пока мне не стукнет девятнадцать, я буду как собака на цепи. Меняются только клетки. Крис в мыслях сделал поправку с собаки на щенка. — Когда? — Завтра. — Не выглядишь расстроенным. Совсем. — С чего бы? Я же знаю, что ты меня хрен забудешь, хён. Ты меня навсегда запомнишь. На большее рассчитывать мне не приходится, я это хорошо знаю. Хён... — Чонин? — Не грусти так. Ты всё равно ничего не можешь сделать. Мы оба — не можем. Мне жаль только, что я больше не попадусь на твой магнит и не смогу падать в пропасть без конца. Но знаешь, привязанности — это роскошь для таких, как я. Я понимаю, что ты хочешь сказать, хоть и не знаю, как это называется. Но ещё я понимаю, что всё это невозможно. Просто сказки. Но я уже не в том возрасте, когда верят в Санта-Клауса. Мне достаточно знать, что это было со мной, что однажды ты вообще случился. Хён, я всего лишь хочу с тобой попрощаться. Нормально. Если ты... Вот так Крис с большим опозданием понял, кого же в бреду Чонин так часто звал. Его. А стылым утром Крис одиноко стоял на пустынном крыльце, смотрел вслед фургону социальной службы, всё ещё чувствовал в собственном теле отголоски их близости, жар и несдержанность Чонина и прижимал к груди пухлую тетрадь с яркими рисунками. На последней странице немного погодя он нашёл новый рисунок. Глаза. Просто глаза. Едва заметный карандашный набросок на фоне — попытка нарисовать лицо. Портреты Чонину не очень-то давались, но Крис без труда узнал себя. Взгляд у него на рисунке был прямой и честный, немного напряжённый и бескомпромиссный. А на обложке в конце по-английски вывели несколько строк: "Магнит — это глаза человека, всегда отстаивающего то, что он считает правильным и справедливым. Такой человек не отступит и не позволит сбить себя с курса. Прости, что манипулировал тобой, но ты был мне очень нужен тогда, когда у меня самого почти не осталось ни сил, ни веры, ни надежды. Если бы я мог выбирать, я бы выбрал тебя. Но я просто невидимка. Попробуй меня забыть. Со временем почти всё теряет значение. И все превращаются в призраков в череде воспоминаний. Почти таких же невидимок, как и я. Вроде бы и есть, что-то там видно, но протяни руку и найдёшь только зыбкий мираж в пустоте".продолжение следует