Мой пламенный привет

Дождь хлестал во всю мощь, и Макото с тупой покорностью наблюдала за своими белоснежными когда-то кроссовками, отсыревшими от воды и грязи. Тело давно нещадно ломило, шея затекла, а одежда ледяным компрессом облепляла кожу, заставляя молодых людей сотрясаться от мурашек; прижавшись боком к Нефу, единственному источнику тепла, Кино мысленно читала школьные стишки, чтобы хоть как-то отвлечься от неприглядного положения. — Если я сейчас не выпрямлюсь, я больше никогда в жизни не смогу встать, — хрипло пожаловался Неф вполголоса. Макото изяществом и миниатюрностью Ами и Усы не отличалась и всегда была девушкой статной, однако с сочувствием глянула на атлетически сложенного шатена, который в столь маленьком пространстве испытывал наверняка муки, Кино и не снившиеся. — Давай встанем, — предложила Мако, — терять нам уже все равно нечего — сырые до нитки. А до рассвета еще далеко. Медленно, буквально по миллиметру девушка выползла из своего укрытия, шлепая ладонями по вязкой грязи и упираясь в нее давно заляпанными коленями, аккуратно выпрямилась и размяла тело. Холодный ветер тут же ударил по сырой коже, и Кино невольно вздрогнула и съежилась, скрещивая на груди руки. Неф последовал ее примеру, кряхтя не хуже девяностолетнего старца. На какое-то мгновение Макото вспомнила знаменитую сказку про чудовище, заточенное в волшебном замке: некогда идеальные волосы Нефа мокрыми сосульками висели по плечам, лицо чумазое, брендовые футболка и шорты больше походят на тряпки, и только ярко-синие глаза, которым могла бы позавидовать любая девица, обрамленные слипшимися стрелками-ресницами, выдавали в нем прежнего красавца-сердцееда. Макото с ужасом подумала, а как выглядит она сама, раз преображение ее товарища столь нелицеприятно. — Что, совсем все ужасно, да? — видимо, заметив замерший взгляд Кино, поморщился Неф и провел по лбу тыльной стороной ладони, словно это хоть как-то могло спасти положение. — Да какая разница, — махнула рукой Мако, без зазрения совести пытаясь вытереть ладони о джинсовый комбинезон. — Я, знаешь ли тоже… И вообще, перед кем красоваться? Вернуться бы. — Справедливо. Давай хотя бы вокруг сосны пройдемся, что ли. Болит все, аж сил нет. Парень и девушка сделали несколько кругов вокруг ближайшей сосны, прекрасно понимая, насколько этого мало, и как только они полезут назад, сидеть станет еще невыносимее, однако выбора у них не было, и ребята с трудом залезли в свою размытую влагой землянку, плотнее прижимаясь друг к другу. Уж какие тут могут быть стеснения, коли от холода пальцы сводит? И хотя ощущать на своей талии чужие руки было волнительно и… стыдно, что ли, Неф и Макото, не сговариваясь, обнялись, стараясь дать друг другу как можно больше тепла. — Интересно, как там наши? — с тоской спросил Неф, осторожно устраиваясь подле своей соседки. — Наверное, давно нашли подмогу. — Конечно, — мечтательно согласилась Макото, кладя голову Нефу на плечо; хорошо, что парень не видит, как ей неловко. — Даже думать не хочу, насколько мы их подвели. Вернее, я… — Да перестань, оба хороши, — подумав, шатен положил голову Мако на макушку. — Оба и каяться будем. В компании своих друзей Неф считался самым большим любителем красивых женщин, и, надо сказать в его защиту, те отвечали ему взаимностью. И в школе, и в универе, и на работе у видного парня не было отбоя от дам. Будучи учеником старшей школы, Неф влюбил в себя молоденькую очкастую химичку, которая до него, кажется, ничего, кроме таблицы Менделеева, не видела. В университете пользовался бешеной популярностью девушек со всех курсов и, ведя список покоренных сердец, назначал себе по пять свиданий на неделе. На работе, в рекламном агенстве, был на отличном счету у начальницы и всех коллег, особенно женского пола, и без лишних самобичеваний пользовался обаянием. В общем, перед дамами не тушевался. А тут, в этом глупом темном лесу, рядом с грязной лохматой девчонкой, пропахшей сыростью и землей, со странным волнением держал ее в руках, боясь толкнуть или зажать. Макото была красивой и вполне его привлекала; быть может, в другой ситуации Неф бы воспользовался их близостью, пококетничал, хотя Кино явно дала понять, что отпор ждать не придется. Однако нечто непонятное заставляло Нефа оставаться если не серьезным, то сдержанным, и это были не дурацкие обстоятельства и не холодность Макото. Сложные цели только распаляли, возможно, даже сильнее ответной заинтересованности. Вот Минако ему ну очень симпатична, однако ж ничего подобного рядом с ней он не чувствовал. Влечение и уважение, что ли. Что ж Неф так заосторожничал-то? «Когда вся эта дурость закончится, надо бы узнать, есть ли у нее кто-то», — подумал Неф, по-джентельменски терпя боль в начинающем затекать плече. *** Минако, мертвой хваткой вцепившись в предплечье Куна, мелко трусила за мужчиной, стараясь не отставать от его широких шагов. Она и не знала, что темнота входит в список ее фобий, однако жуткий лес, над которым время от времени ворчал гром, полностью развеял ее неведение; практически поскуливая при виде косматых кусов, когтистых лап веток и странных шорохов, Мина едва ли не в полубессознательном состоянии углублялась в гущу, и даже твердое плечо Куна рядом мало ее спасало. Словно в противовес ей, Сайт был предельно спокоен и собран; он даже стоически терпел болезненную хватку Мины и позволял ей практически висеть на нем, что явно не облегчало им поиски. Надежды на впечатлительную напарницу не было никакой, и Кун время от времени выкрикивал имя Усаги, однако ответом была тишина, и они шли дальше. — Может, тебе вернуться в лагерь? — почти с сочувствием спросил Айно парень, помогая ей перепрыгнуть канаву. — Ни за что! — истерично пискнула Минако. — Я одна никуда не пойду, даже и не думай от меня избавиться! — Да не думал я, — слукавил Сайт, — но, по-моему, поисковик из тебя так себе. Гораздо было бы лучше, если б ты осталась в лагере. Дрожишь вся. — Думаешь, оставшись одна, я бы меньше дрожала? — с вялой иронией поинтересовалась Мина и снова, будто клешнями, вцепилась в Куна. — Я тебя целый день терпела, потерпи теперь и ты меня. — То есть я тебя не терпел? Словно оценив значимость возможной перепалки и перспективы остаться без могучего плеча Куна, Минако поморщилась: — Терпел. Чего тебе стоит помучиться еще полчасика? Я одна от страха умру. — Да не пищи ты, никуда я не денусь, — проворчал Сайт, — перейди на другую сторону, у меня уже эта рука затекла. И не сжимай так сильно. Не сжимай, говорю! Испарюсь я, что ли? — А вдруг? Знаешь, сколько я сейчас фильмов ужасов вспомнила? И все, как на подбор, про идиотов, которые решили устроить вечеринку в малознакомом лесу. — Ну и язык у тебя. Помело, — беззлобно ругнулся парень. — Тебе бы комментатором на телевидение, отбою бы от контрактов не было. — А я вокалу учусь, кстати, — уже более смело ответила Минако, отвлекаясь от страшного леса. — Я вообще сцену люблю и, быть может, даже и на телевидение выступать когда-нибудь буду. Я когда-то раньше спортом занималась, была капитаном волейбольной команды, а потом решила все-таки петь. — И ты с таким талантом боишься? — преувеличенно удивленно прервал ее Кун, явно стараясь вытащить из Айно как можно больше, чтобы у нее и шанса не было на истерику. И действительно сработало. Минако отвлеклась. — В смысле? — не поняла Мина, не замечая подвоха. — Ну, когда боишься, песня — первое дело. Меня знаешь как учили? Что если страшно — пой. И чем громче и веселее песня, тем лучше. Я даже как-то заблудился, будучи мальчишкой, совсем расхныкался, думал, больше маму с папой не увижу, состарюсь и буду до конца дней лешим бродить. Вот ведь детская фантазия. А потом вспомнил, что папа учил меня петь, если кажется, что все пропало. Так меня и нашли. — Как? — Я запел. Сначала тихо, нерешительно, потом громче, меня и услышали. Благо не так далеко родители и были. Так что пой, Мина. — Ты что, шутишь? — изумилась девушка. — Вот еще. Пой. По лицу Куна всегда было сложно понять, что он чувствует, а сейчас, в темноте, это было еще труднее, однако девушка прокашлялась и действительно начала петь. Сайт боялся, что Минако преувеличивает свои творческие способности, однако оказался не прав: голос Айно был чистым, сочным и вполне мог бы воодушевлять. Несмело глянув на Куна и почувствовав его негласную поддержку, Минако запела громче и уже через несколько минут с вполне боевым настроем вышагивала по темному лесу, почти бесстрашно размахивая свободной рукой, будто солдат. Невольно Кун другим взглядом посмотрел на эту инфантильную блондинку, которая целый день вела себя, будто капризное дитя, а сейчас вдруг расцвела, оттолкнув пугающую тьму мотивом бодрой песни. Не найдя Усаги, молодые люди с песнями возвращались и назад, и голос Айно почти весело и торжествующе раздавался над темным лесом, разгоняя грозовые тучи и липкое ощущение страха. *** Хотя Энд остался без пары, страшно ему не было, гораздо страшнее было то, что Усаги бродила где-то в лесу в полном одиночестве, а то и, не дай небо, угодила в беду. Выбрав последнее не приглянувшиеся никому направление, хозяин фургона поспешил Цукино на помощь, чистосердечно понимая, что дело не только в дружеской поддержке. Крошечная болтушка Цукино, расхваливавшая свою приятельницу, наверняка не желая, произвела на Энда сильное впечатление, хотя сначала он обратил внимание не на нее. Пообщавшись с Усой, Энд только убедился в своем мнении, что смешную девчонку с забавными детскими хвостиками-оданго можно вполне вместо подорожника прикладывать, такая она наивно-уютная. И как за такую не переживать? Строго наказав себе без Усаги не возвращаться, Энд, не глядя на отвратительные погодные условия и темноту, бодро пошел по лесу, поминутно выкрикивая имя Усаги. Непонятно отчего, он твердо верил, что найдет ее, и даже когда по расчетам надо было возвращаться, не повернул назад, а пошел дальше, яростно отталкивая ветки руками, хотя надежд становилось все меньше и меньше. Когда идти дальше стало практически опасно, Энд в последний раз попытался обнаружить пропавшую девушку: — Усаги! И неожиданно откуда-то справа раздался тоненький жалобный вскрик, тут же утонувший в шелесте дождя. Однако большего Энду и не было нужно; кинувшись практически наугад, он уже через несколько минут нашел девушку сидящей под сосной. Зареванная, Цукино онемевшими руками обнимала ствол и как будто бы не могла подняться, даже когда увидела Энда. — Усаги! — парень мягко расцепил ее руки и практически насильно поставил качающуюся девушку на ноги. Все еще с каким-то детским неверием Цукино молча смотрела на него заплаканными глазами, а потом вдруг заревела в голос, кидаясь парню на шею: — Я думала, вы меня не найде-ете, — прорыдала несчастная Уса, утыкаясь растерявшемуся Энду лицом в грудь, — я уже и не наде-еялась… — Как ты вообще здесь оказалась? — не зная, как вести себя с плачущей девушкой, осторожно погладил Цукино по голове парень и, спохватившись, стащил с себя дождевик. — Надень. Знаю, не поможет, но мы вскоре будем в лагере. Тише, тише, — осторожно приобнял он ее в ответ. У Энда не было семьи с пяти лет. Его родители разбились в автокатастрофе вместе с его младшим братиком, и парень уже давно позабыл это странное щемящее чувство заботы и ответственности перед другим человеком. Чувство борьбы. За то, чтоб близкий человек не плакал, за то, чтобы ему было хорошо. Дрожащая, вымокшая насквозь Цукино, вцепившаяся в Энда, как в единственный луч надежды, неожиданно пробудила забытые ощущения, и парень, взяв девушку за руки, сел перед ней на корточки, словно взрослый перед испуганным ребенком. — Все будет хорошо, слышишь? Не плачь, все позади. Сейчас мы пойдем в лагерь. Ты ведь можешь идти? Ничего не болит? Усаги, все еще сотрясаясь от слез, но уже явно приходя в себя, отрицательно покачала головой и доверчиво сжала ледяные мужские пальцы. И что ей пришлось пережить одной в лесу, этой беззащитной девочке с наивными голубыми глазищами? — Ну вот и славно. Пошли, ребята наверняка вернулись, все с ног сбились, ища тебя. Через полчаса они были на месте.