Огненная гвардия

Шати быстрым шагом подошел к дверям, по привычке остановился, поправил воротничок и одернул полы мундира, вложил плеть за пояс. Когда из покоев раздалось позволение войти, Шати шагнул вперед, отдал воинский салют, прижимая правый кулак к груди, и вытянулся по струнке, щелкнув каблуками. - Гхашшакх-критар*, разрешите доложить? Беспорядки в тринадцатой казарме устранены. - Спасибо, Шати-ррошатар**. Вольно. Капитан Готмог сидел за столом, склонившись над манускриптами, вид у него был озабоченный. Шати позволил себе переступить ногами, однако остался подтянут и собран, как и подобает в присутствии командира, даже если тот настроен доброжелательно. Будучи младшим из Огненной гвардии Ангбанда, он всегда относился к словам командиров серьезно, даром, что ему часто доставалось выполнение не самых почетных обязанностей. Когда Шати уже решил, что капитан забыл про него и хотел попросить разрешения идти, Готмог поднял лицо от свитков и указал в сторону деревянного кресла. - Присядь, Шати, поговорим, если у тебя есть время. - Да, капитан, - садясь, юноша постарался скрыть облегчение - тело гудело от усталости. - Капитан? Тебе не нравится Наречие Твердыни? – Готмог вдруг с интересом взглянул юноше в лицо. - Виноват, гхашшакх-критар! – Шати вскочил, щеки полыхнули от стыда. - Ничего, садись. Это действительно грубый и низкий язык, он был создан для орков. Но отныне приказом Владыки Мелькора это Наречие Твердыни, и мы должны использовать его. Даже если это идет в разрез с твоими вкусами. Шати еще ниже склонил голову. - Должен же хоть кто-то здесь подавать пример этому… стаду, - подавив тяжелый вздох, закончил капитан. - Да сядь уже, сержант, это не служебный разговор, - усмехнулся он, обойдя стол и усаживая смущенного Шати в жесткое кресло. - Ты сейчас был в казарме, скажи, как тебе орки? Юноша задумался. Приказ провести дисциплинарное взыскание в орочьих казармах он выполнил беспрекословно, но с тяжелым сердцем – работа эта была ему отвратительна. Об этих солдат Ангбанда не хотелось марать не только рук, но и взгляда. - Они трусы, капитан. У них нет ни малейшего понятия о воинской дисциплине, о чести, даже об элементарной порядочности. Они еще слабее, чем квенди. Они готовы разорвать друг другу глотку за кусок еды. - Будут ли они надежны в сражении? - Только до тех пор, пока их что-то держит в страхе. Готмог провел рукой по лицу, стряхивая со лба угольно-черную прядь. - Мне жаль, что тебе приходится заниматься этим, - он кивнул на огненную плеть, - но у Владыки Мелькора должен быть кто-то, на кого он может положиться. И этой опорой должны стать мы, Огненная гвардия. Без нашей помощи у Гортхаура не получится удержать в узде орочье войско. - Тьма и Пламя! - Шати снова вскочил. - Я служу Владыке Мелькору, любое поручение на этой службе почетно. - Как жаль, что нас так мало, - вздохнул Готмог. - Где были расхваленные Гортхауром многочисленные орки, когда Владыка сражался с этой отвратительной паучихой, мерзким порождением мрака? Шати кивнул. Тогда только балроги вышли на помощь. Им пришлось спешно форсировать северные реки, преодолевать льды и снега, мучительные для огненных духов. Юноша стиснул зубы, вспоминая эту вылазку. Они успели вовремя и доставили Владыку Мелькора в крепость. - Орки отступили даже перед аманскими квенди, которые всю свою жизнь провели под крылышком у Валар, - продолжил Готмог. - Хотя, конечно, их вел Феанаро… Настоящий воин умеет уважать достойного врага. Феанаро Финвиона в Огненной гвардии помнили. Он в одиночку дал огненным духам такой бой, что, когда все же был побежден, его не стали добивать, позволив с честью умереть на руках сыновей. - В нем горел огонь. Возможно, он сжег себя, не выдержав поражения. В этом он был похож на нас. Как и его сын. - Нельяфинве? – удивился Шати. - От пламени отца ему достались только огненные волосы. Он не любил рыжего пленника за хрупкость и изнеженность, слишком явные в сравнении с мужеством и силой огненного духа. Юноша сознавал, что вряд ли есть что-то более мерзкое, чем работа палача, он ее ненавидел. Однако тем меньше он склонен был прощать уязвимость, тем более нетерпимо относился к слабости. Если бы рыжий нолдо улыбался ему в лицо, ему было бы легче. - Он слабый. Когда он видит мою плеть, он дрожит, и у него по лицу текут слезы. - Эх, Шати, - покачал головой Готмог, - Это Рыжий-то слабый? Да, для него огонь – не родной, его тело трепещет от пламени. Но такова природа квенди. Огонь поражает их тела, так же как твоей фана неприятны и мучительны вода или холод. Однако он в плену не первый десяток лет, и до сих пор не подчинился Владыке Мелькору. Жаль, что он наш враг. Он держит данное слово и не изменит ему, пытать его бессмысленно, его давно надо было убить. По крайней мере, он знает, что такое верность. - Его я хотел бы назвать другом, - помолчав, добавил Готмог. *** Это была тяжелая битва, и вдвойне тяжко было оттого, что выиграна она была благодаря предательству. Готмог-критар был серьезно ранен, и теперь, когда враг был разбит, мог позволить себе скрыться от посторонних глаз, чтобы восстановить силы. Шати отделался лишь царапинами, но для Огненной гвардии битва не обошлась без потерь, Шапат и Ханхар погибли. Так все воочию убедились в том, что, несмотря на отвагу и силу, огненные духи смертны. Шати понимал, что это знание не должно ни на миг поколебать его мужества. Не должно. Было и еще одно обстоятельство, которое мучило его после боя. Шати мялся у входа в шатер гхашшакх-критара до тех пор, пока глухой, но твердый голос не приказал ему войти. У походной постели Готмога Шати преклонил колено. - Гхашшакх-критар, я виноват. - Ты спас мне жизнь, Шати-ррошатар, но ты не должен был так поступать. Это было бесчестно, такой победой нельзя гордиться. Шати опустил голову. Король Фингон сражался бесстрашно и яростно, Готмог был уже несколько раз ранен его мечом, и Шати видел, что еще немного, и капитан потерпит поражение. Он не мог этого допустить – не мог позволить умереть другу и командиру, не мог позволить армии Владыки Мелькора лишиться лучшего полководца. Он атаковал Фингона – предательски, с тыла – давая Готмогу возможность для решающего удара. Теперь ему было стыдно. Лучше бы он остался там, на поле боя, вместо Ханхара или Шапата. Что теперь решит капитан – единственный судья над огненными духами в вопросах воинской чести? Лишит его меча и огненной плети, отправит в казарму к оркам? Шати молчал в ожидании. - Фингон - мой лучший враг, - твердо произнес Готмог. - Ты видел огонь? Столп света, вырвавшийся из разбитого шлема короля, ослепил на миг всех вокруг. - Я знал, что он достойный противник еще тогда, когда он забрал Нельяфинве со стены Тангородрима. Только тот, в ком горит огонь, мог так бесстрашно в одиночку пройти в самое сердце вражеской территории, только он мог осмелиться петь на виду у врагов, только тот, у кого действительно мужественная душа, мог хладнокровно отрубить руку своему другу, чтобы спасти его. Фингон был достоин честного поединка. Готмог надолго замолчал. Шати понял это молчание по-своему. Он опустился на колени, торопливо расстегнул мундир и обнажил меч. - Стой, - громко и повелительно произнес Готмог, приподнимаясь на локте, и юноша замер, повинуясь приказу. - Мы служим Владыке Мелькору, и только по его слову и ради его дела можем тратить свои жизни. Это выше личной чести. Спасая меня, ты сохранил жизнь полководца Ангбанда. Я буду всегда это помнить. Помни и ты. *** Слова капитана Готмога Шати помнил всегда. Особенно часто он вспоминал его сейчас, когда так велика была нужда в толковом и грамотном командовании, и так мало осталось от Огненной гвардии Ангбанда. Перед взятием Гондолина Готмог предупреждал, что нельзя недооценивать противника. Слабые трусливые эльфы прятались за горными перевалами и высокими стенами не первую сотню лет, в то время как их сородичи вели кровопролитную войну и терпели одно поражение за другим. Шати с трудом верилось, что такие храбрецы могут дать достойный отпор, он надеялся, что они разбегутся, едва завидев войско Владыки Мелькора. Но штурм скрытого города показал, как же сильно он ошибался. Здесь он увидел, как сражается Огненная гвардия - до последнего вдоха, до последней искры. Здесь Хашат-ррошатар был побежден золотоволосым гондолинцем, но, уже падая в пропасть, сумел зацепить противника за его длинные косы и утащить с собой, навстречу острым скалам, беспощадным как к хрупким телам эльфов, так и к могучим фана огненных духов. Гибель Готмога Шати видел своими глазами. Капитан Огненной гвардии на один миг замер, любуясь доблестью своего врага. Эльф потерял в бою обе руки, остался безоружным и беспомощным, но не отступил. Они стояли у края глубокого фонтана, эльф бросился вперед и смог столкнуть капитана балрогов в воду. Последний взгляд Готмога был полон восхищения и ужаса, а затем над ним и его противником сомкнулись холодные, смертельные водяные тенета. Теперь же настало время для последней битвы – под ногами аманского воинства уже дрожит и рушится земля Севера. Выше головы, Огненная гвардия! Мы своими телами заслоним Ангбанд, поставим пламенный щит перед Владыкой Мелькором! Пока жив хоть один из нас – ни один враг не пройдет через врата Железной Крепости. Мы – Багровый огонь земли! Владыка Мелькор призвал нас под свои знамена, и мы погибнем за него без сожалений. Мы возвратимся в сердце земли, в предвечный огонь, рассеемся и расточимся в его пламени. Но в конце времен, когда в нас настанет нужда, мы вернемся и снова выйдем на битву. Тьма и Пламя!