Кто любил, уж тот любить не может

Жить, оказывается, так трудно… Люси никогда и не догадывалась, что существует столько проблем в мире… Всё застилали счастье и любовь. А теперь, казалось, в один миг ее бросили все: родители, бывшие одноклассники, друзья, даже в Вонголу пойти она боялась: Вария винила во всем произошедшем лишь ее, в чем пыталась убедить и босса самой семьи. Люси более не аристократка, не ученица элитной школы Хвост Феи, не человек, претендующий на место лекаря в Варии. Люси убийца. Она виновата в смерти человека, что был ей дороже жизни. Она не смогла уберечь его, раньше понять, что что-то случилось. Какой же из нее теперь медик? Целый год прошел… Люси и не понимала, как смогла его пережить… Только из-за просьбы Бельфегора, последних его слов: «Живи, Люси. Живи ради принца». Люси до сих пор помнит его незабываемую, яркую ухмылку, которую он не стер даже перед самой смертью. А зачем? Почему нужно прекращать ухмыляться смерти в лицо когда уже видишь ее? В этом Люси даже поддерживала парня, хоть и понимала, что это неизбежно. Люси до сих пор помнит ту пустоту на похоронах, помнит количество пролитых слез. Люси никогда никому не говорила об этом, но было тяжело так жить. Руки ее были всегда исполосованы порой глубокими, а порой легкими порезами. Девушка всегда в последний момент одумывалась, вспоминая о просьбе Варийца. Она уже не хотела жить. Да и можно ли это назвать жизнью? Жалкое существование… Люси помнила счастье, познала и горе. И все это в свои неполные восемнадцать. Люси никогда бы раньше не сказала, что ей хочется смерти. Да и не поняли бы. Впрочем, не поняли и в самом деле. Посмеялись, по крутили у виска, но никто всерьез не думал, что она способна на это. Не способна. Лишь по прихоти Бельфегора, лишь из-за этого и не способна. Лишь потому, что, не подумав, дала обещание жить. И все же выполнить обещание златовласка не смогла. Лишь существовать, не жить. Порою снова и снова вспоминались жизнерадостная улыбка Бельфегора, которую он единожды показал своей избраннице. А потом — перекошенное от боли лицо, когда он старался сдержать крики. Девушке часто слышались его истошные крики. Его, принца-Потрошителя, который ухмылялся боли и крови. Но в тот раз — кричал. В тот раз он действительно не смог этого вынести. И все же… Все напрасно? Напрасно, ведь из этого все равно ничего не вышло… Взмахнув рукой, Люси подошла к окну своего дома. Ей самой было непонятно, как она продержалась этот год, как платила квартплату, практически наплевав и на учебу, и на работу, как вообще продолжает существовать. Девушке давно уже было плевать. Казалось, ей давно пора в психбольницу. Она слышит крики Бельфегора, а потом — его бархатный голос. Она видит кровь, убийства и теперь вовсе не зажмуривается в отвращении, а лишь легко улыбается, вспоминая о хранителе Урагана Варии. Она видит улыбку гения, но вслед за ним — и его боль… Она винила во всем себя, только себя. Свою глупость, то, что не смогла вовремя заметить и предотвратить это… Как она теперь смеет называть себя медиком? Люси не раз корила себя в этом. Хотя Савада Тсунаеши и не признается, не подает виду, было ясно, что и он лишь немного сомневается в словах Люси. И он… Винит во всем ее… Так казалось самой Люси. Не понял девушку и Скуало. Для него Бельфегор стал как младший брат и его смерть пошатнула его. В отличие от босса Вонголы, он в открытую заявил ей, что в смерти гения Варии виновата она. Это она не доглядела. Это она должна была понять, заметить… Из глаз снова потекли невесомые слезы. Сколько раз она уже хотела сдаться? Сколько раз пыталась забыть младшего принца? Сколько раз ей признавались в любви после? И все же, в душе Люси навсегда останется шрам. Шрам, который никогда никому и ничем не удастся закрыть. Любовь, а следом — смерть… А сколько раз на нее покушались, пытались ограбить? Много. Но Люси не реагировала. Не реагировала никак. Ни слезами, ни истериками, ни криками. Более этого не будет. Теперь она и правда пуста за этой оболочкой красивой девушки. Больше не будет слез, чувств, радости, обиды. Лишь тусклое смирение в глазах.

Кто любил, уж тот любить не может, Кто сгорел, того не подожжешь.