О чем поет вереск

      Затрещали кусты, из леса вывалился кряжистый гном, толкая перед собой тележку, полную искрящихся самоцветов. Глядя только на Мидира, поклонился до земли. Покосился на изумленную Этайн и, когда волчий король начал злиться на неучтивость, кивнул. Буркнув в нечесаную бороду: «Вот тебе долг и еще сверху», вывалил сверкающую кучу драгоценностей, развернулся и пропал в зарослях.       — Казначей заглянул? — улыбнулась она. — О нет! Вы так мостите дороги?       — Я рад, что развлек вас, — сухо произнес Мидир.       — Прости-и-ите меня, — без тени раскаяния протянула Этайн. — А это был лепрекон или гном?       — Это. Был. Никто, — выговорил волчий король, еле удержавшись от соблазна произнести «труп». — В Лугнасад стараются входить без долгов.       — Неужели вам так нужны сокровища?       — Смотря что считать сокровищем.       Мидир прищурился, и Этайн, заметив жадный блеск его глаз, опустила взгляд.       — Это плата за жену из другого Дома! Дома редко соединяются между собой, и только с моего разрешения.       Этайн помолчала, потрогала сандалией камни, отстраненно полюбовалась разноцветными бликами — как любуются красотой мира поэты, с любовью, но без желания овладеть или удержать.       — Скажите, Мидир… Ваших сокровищ хватит, чтобы замостить все дороги Манчинга. Но вы не стали откупаться от Эохайда. Почему?       — Вы про Алана! Разве жизнь можно оценить в золоте или драгоценностях? Эохайд вполне мог отдать приказ убить моего волка, однако помиловал, обошелся выкупом. Мне показалось правильным помочь ему.       — В резне при Меце вы ему тоже помогли? — тихо и напряженно произнесла Этайн.       Мидир молчал, зная, что иногда лучше ответить не сразу. Тишина зазвенела над лужайкой, стихли даже вездесущие кузнечики, шелест в кронах и песня речного прибоя. Этайн продолжила сама:       — Я про то, что случилось в начале его пути к трону. Смутное время, когда Камень королей признал Эохайда, а единогласной поддержки кланов еще не имелось. Одни приняли его сразу, другие — нет… После убийства его посланника было вырезано все поселение. Те люди поступили подло, но и мой муж не лучше. Да, правила равновесия нерушимы… —  она опустила взгляд на весело трещавший костер. — Если ударили тебя, ударь с не меньшей силой.       — Вам это кажется неверным?       — Да, Мидир, да! — с жаром ответила Этайн, вскинув голову. — И тот, кто слепо следует этому, неминуемо становится на путь зла!       — Смелые слова, моя королева. И очень милосердные. Друиды вряд ли согласятся с ними, да и это не в правилах волков... Дивная сказочка об Эохайде. Значит, вам рассказали так?       — Мне много рассказывала о нашем короле моя бабушка. А потом, — глубоко вздохнула Этайн, — когда поняла, что я влюбилась, запретила упоминать его имя. Сам Эохайд не подтверждает и не отрицает эту историю. Слухи же ходят самые жестокие.        Этайн провела пальцами по губам, словно не желала продолжать. Заметив пристальный взгляд Мидира, торопливо опустила руку.       — Они служат его интересам. Хотите правду? — внезапно решился Мидир, хотя доселе никому не рассказывал эту историю, даже любопытствующему без меры племяннику.       Этайн глянула испуганно, но кивнула.       — Это его пригласили в гости! Это на него напали — во время пира! Почти все воины Эохайда погибли, не успев достать оружие!..

***

      Копье летит в стоящего рядом конюшего, арбалетная стрела — в грудь Эохайда. Слева и справа падают воины — те немногие, кого взял с собой в гости молодой король. Эохайд падает медленно, роняя бокал. Дорогое темно-красное вино мешается с кровью.       Мидир отмахивается от стрелы — человеческое оружие не может, не посмеет причинить вред ши. Багровая ярость застит глаза: знал ведь! Позвали малым числом!       Он отбивает клинок, еще одну стрелу, проводит ладонью по бедру — но нет, оружия нет! Он тянет стихии, но король Благих земель слишком долго гулял по Верхнему. Магия поддается невыносимо медленно, а времени нет совсем. Однако сущность волка — иная.       Отодвигая сознание ши, Мидир выпускает зверя. Звуки, запахи обрушиваются на него, усиливаются стократ. Краски выцветают до серых теней. Он сам сейчас — тень!       «Ши не может убить человека», — доносится шепот. Ши — не может, да. Если в нем нет королевской крови.       Пламя сжигает вены, когти рвут пальцы, мышцы зверя бугрятся под кожей человека, обрастающей черной шерстью. Багровая ярость застит взгляд, ненависть течет по жилам вместо крови. Глаза огромного волка полыхают желтым огнем, и воины отшатываются. Но затем с криками бросаются вперед — их много, а волк один. Он щерится и прыгает навстречу. Бьет тяжелыми лапами, сминая доспехи, рвет шеи клыками. Кромсает, ярится, сходя с ума от острого запаха крови, пока все вокруг не стихает… Зверь встряхивает лапу, заляпанную маслянистой жидкостью. Потом подбирает Эохайда и спешит до ближайшего лекаря-филида. В облике зверя — быстрее, а магией он помочь не может. Под утро приносят тяжелораненого Гератта. Больше не выжил никто.

***

      — Мидир, — голос Этайн вернул его к излучине Айсэ Горм. — Вы где-то очень далеко отсюда. Я думала, есть Договор, и ши не могут убивать людей.       — Не могут, — выдавил из себя Мидир. Выдохнул и договорил спокойно: — Без причины. Тогда бы я сам убил виновного. Но повод был, друиды даже носа не показали!       — Тогда вас стали называть Черным волком?       — Прозвище я заработал куда раньше. И я не стал разбираться тогда, где мужчины, где женщины. Все виделись на пиру врагами, все держали оружие! Если вам нужно чудовище — оно перед вами!       — Мидир, послушайте меня, — прервала его Этайн. — Послушайте! Я благодарна вам за Эохайда.       Улыбка, полная нежности и нескрываемой любви, предназначалась не ему. Зеленые глаза Этайн засияли, и Мидир прикрыл свои веки. Радужка, полыхнув желтизной зверя, слишком явственно выдавала его желания.       — Не-сущие-свет, — потянулся Мидир мыслями за грань этого мира. — Мне нужна Корона!       — Не пытайся укротить стихию, неподвластную никому, — привычное шипение в ответ. — Ты имел дело с влюбленностями. И никогда не касался истинной любви.       — Хотите сказать, она не для меня? Я могу вызвать землетрясение, остановить смерч, свернуть горы, а вы!.. Вы!.. Как вы смеете указывать мне, что я могу, а что нет? Я хочу любовь Этайн!       — Волчьему королю понравилось быть садоводом? Не спорим. Не смеем. Но чтобы перенести чувство, не потревожив его, тебе придется заменить все воспоминания. Что-то подтереть, что-то нарисовать заново. Столь тонкая работа под силу немногим — даже с Короной. А для того, кто сам лишил себя силы, это невозможно.       — Нет ничего невозможного. Начинайте молиться за мой успех!       Мидир открыл глаза от вздоха Этайн. Она поежилась. Мидир скинул плащ и, не слушая возражений, укутал им плечи женщины.       — Здесь была иная вышивка! — изумилась Этайн.       Серебряный травяной узор изменился, потек обманчиво, и на бархате плаща проявился зверь, воющий на луну. Мидир засмотрелся на иное: рыжие кудри поверх символа его Дома разметались слишком вольно, слишком соблазнительно. Зарыться бы в тяжелый шелк волос, откинуть непокорную голову, вырвать стон желания! Сознание, потревоженное воспоминаниями прошлого и кружащей голову близостью прекрасной земной женщины, никак не желало успокаиваться…       Перламутровый утренний свет играет на омытом свежестью лице Этайн. Мидир наклоняется к ней, улыбается самой обольстительной из всех своих улыбок. Он медлит и, дождавшись томительного вздоха, целует красавицу в правую щечку, в левую — нежно-нежно, словно взмах крыльев феечки.       — Лугнасад, — жаркий шепот в ухо. Еще более жаркий выдох.       Его, ее? Не разобрать. Этайн улыбается ему, и только ему.       Вересковая лоза отгораживает от мира. Сладкий запах с ноткой горечи дурманит, сводит с ума. Это и привычно для волчьего короля, и каждый раз — невероятно ново.       Мидир смотрит, и в темно-зеленом бархате людских глаз отражается яростный блеск его волчьих. Кровь кипит, бьет в виски темное вожделение. Мидир притягивает к себе Этайн, толкается языком в приоткрытый рот и тут же отступает.       Женщина отстраняется, смущенно опускает к плечу порозовевшее лицо, но ладонь Мидира на затылке не дает отвернуться. Другая его ладонь нарочито медленно собирает в складки длинный подол.       Блио приподнимается, обнажая сильную, но изящную женскую ногу. Тонкая щиколотка оплетена ремешками сандалии. Не отводя взгляда от хризолитовых глаз, Мидир перехватывает складки платья двумя руками, опускается на колено, целует обнажившееся бедро. Правая рука удерживает расшитую ткань, левая устремляется под черный бархат с серебристыми звездами, укладывая Этайн на спину.       Почему на земной, предназначенной лишь для пожара Лугнасада, одежда цветов его Дома, Мидир не задумывается. Пальцы поднимаются от колена к бедру, затем гладкой кожи касается вся ладонь. Этайн трепещет, дышит прерывисто, но не отстраняется.       Правая рука отпускает ткань и поднимает себе на плечо другую ножку. Мидир, повернув голову, касается губами щиколотки, скользит языком меж ремешков сандалии. Рука оглаживает округлость ягодиц, другая гладит с нажимом живот, Этайн ахает.       Рывок вперед, Мидир еще ближе к Этайн, еще тяжелее сдерживаться, но тем слаще будет победа. Теперь на плечах его не щиколотки — женские колени. Мидир, прижимая Этайн ближе, мнет губы, и… как же сладок этот взаимный поцелуй!       — И здесь мне не нужно таиться, — медленно ответил Мидир, с трудом отводя взгляд от Этайн.       Щелкнул пальцами, раздувая огонь в костре и гася — в крови.       Он все еще чувствовал вкус губ Этайн, ощущал тепло ее тела, слышал слова ее любви! Видение оказалось слишком явственным, слишком реальным — а значит, могло стать правдой.       Сноп рыжих искр улетел в небо.       С другой стороны костра, скрываясь от волчьего короля, мелькнуло розовое пятно: к Этайн подлетела феечка. Замерла перед самым лицом, залепетала встревоженно:       — Беги, беги, Этайн! Беги! Это же волки!       — О чем она? — изумилась женщина.       Протянула открытую ладонь, и несносная мелюзга уселась, скрестив ножки. Трепетала перламутровыми крыльями, то прижимая ручки к сердцу, то возводя к небесам.       Мидир нахмурился. Даже его подданные не ожидают ничего хорошего для этой женщины! Хорошо, что болтает мелкий народец через раз на древнем. А то, несмотря на Лугнасад, одной феечкой стало бы меньше.       — Что она говорит? — переспросила Этайн, гладя невесомые радужные крылья.       — Желает хорошего вечера, моя королева, — ухмыльнулся Мидир.       Вздернул губу и показал вытянувшиеся клыки строптивой нахалке.       Феечка горестно взмахнула ручками, вспорхнула, осыпав женскую ладонь золотой пыльцой, мимоходом коснулась щеки Этайн и взмыла ввысь.       Женщина, разглядывая слабо мерцающую кисть, рассмеялась настолько удивленно, что Мидир улыбнулся:       — Одно волшебное создание вас уже приняло. Вернее, два.       Осторожно, боясь спугнуть, взял женскую руку в свои ладони. Прикоснулся губами раз, другой, грея озябшие пальцы. Порадовался ощутимой дрожи.       — Мидир… — выдохнула Этайн. — И это называется — друг?!       — У нас прохладно всегда, подле Черного замка — особенно. Волки любят зиму, можно сказать, болеют ею! А вы пока посмотрите вверх.       Первый раз Мидиру захотелось показать что-то действительно необычайное, что-то достойное гостьи. Удивить, порадовать. И за возможность еще чуть-чуть подержать ее руку в своей стоило постараться.       Спрятать солнечный лик непросто, как и ускорить вращение. Но не для высшего мага.       Крылья Луга ярко запылали в потемневшем небесном своде. Россыпь алмазов на угольно-черном. Великое множество солнц и планет.       Секунда, другая… Этайн вздохнула в восхищении — и все пропало. Небо вновь посветлело до привычной синевы.       — Вы видели, сколько падало звезд, моя королева? Загадайте желание.       Мидир принес цветок для совершенно иных целей, но сейчас не колеблясь положил на ладонь Этайн три алых пылающих лепестка с золотыми тычинками.       — Вы в браке год. Мандрагора, подарок источнику… Мечтаете о ребенке?       — Вы слишком внимательны ко мне, — недовольно ответила Этайн, однако руки не отняла, — и не знаете, о чем говорите. У меня не может быть детей.       Мидир провел своей ладонью, и цветок исчез бесследно.       — У вас будут дети, обещаю.       — Спасибо, — слезы в глазах Этайн горели ярче звезд на небе и самоцветов на земле.       — Не-сущие-свет…       — Волчий король разнежился и передумал? Может, ты просто не готов познать любовь? Любовь истинную?.. Корона прибудет к полуночи. Не забудь поцеловать ту, которой она предназначена.