О чем поет вереск

      — Мой король, — позвал Джаред.       Мидир с трудом отвел взгляд от улыбавшейся ему Этайн.       — Только если война, советник.       — Почти. Мэллин пропал. Я не вижу его, однако чую: из Нижнего он не исчезал. Может быть, вы…       — Я поищу его. Да, и Джаред… Эйк приходил, намусорил. Приберись тут потом.       — Будет исполнено, мой король. Очень кстати. Наш казначей уже весь испереживался. Думаю, весь Лугнасад проведет в подсчетах.       — Добро.       — Что-то случилось? — забеспокоилась Этайн.       — Ничего, моя королева. Ничего, что стоило бы вашей тревоги. Однако мне придется ненадолго покинуть вас.       — Мидир… — вздохнула Этайн. — Мне жаль ваше время. Для вас я…       — Для вас я только друг! — перебил Мидир. — Как ярок сердца стук, как горек этот круг, как звонок серп луны, вы им озарены… Это вам вместо цветов.       — Вы поэт! — ахнула Этайн.       — Я король. Кроме всевозможных законов, владения оружием и магией, в меня вколачивали основы стихосложения и умение танцевать.       — Надеюсь, вколачивали в принца не палкой?       — Каленым железом, — усмехнулся Мидир.       Этайн не рассмеялась. Посерьезнела, даже погрустнела. Мидир щелкнул пальцами, и с неба посыпались розовые лепестки.       — Фрох[1] тянется к фроху.       Этайн протянула ладони. Смех ее рассыпался по пригорку.       Мидир, отступив в тень, установил купол и скользнул за грань пространства, уходя вверх. С земли найти свет души, если она не покинула тело, почти невозможно.       Ледяной ветер ласкал разгоряченную кожу и успокаивал дух. Волчий король замер на высоте птичьего полета и закрыл глаза.       Множество душ виднелось подле елового леса, где каждое дерево, каждый куст полыхали призрачным светом, возвращая в прошлое, напоминая: мы все суть одно, мы все — живые. Мидир с трудом отвел магический взор. В Черном замке, сложенном из багровых линий, горел серебристо-голубой огонек Джареда, приметный, ярко-алый — Алана. Танцующие пары в зале королей маячили движущимися огоньками, но вот желтой вредной капельки Мэллина и впрямь не было видно нигде.       Мидир, сделав круг, поднялся выше, чтобы разглядеть не только дом Волка, но и соседние земли. Напоследок кинул взгляд вниз, где светилась розовым нежная, открытая душа Этайн. И тут же охнул, припомнив фоморские бичи Балора и Глубинный Ужас неблагих, потому что…       …разглядел рядом волка. Мэллина! Брат подкрался в образе зверя, чтобы он, Мидир, не увидел света его души!       Времени не было даже на злость. По ярко-синему куполу пробегали оранжевые сполохи. Мэллин, пользуясь родством крови, умело проник сквозь его защиту и выставил свою. Он все время был рядом и только того и ждал!       Что задумал брат, неведомо и старым богам.       Волчий король не стал пробивать ход или искать пролом. Перевернулся и устремился вниз — куда быстрее, чем можно просто упасть.       Одна секунда, другая…       Женщина отступала, втаптывая в траву сверкающие камни, черный волк с длинной шерстью и желтыми глазами — приближался. Зарычал и вернулся в облик ши, когда Этайн прижалась спиной к дереву.       Мидир приблизил звуки с летящей навстречу земли.       — Ты попала к волкам, маленькая глупая человечка. И Мидира нет, чтобы защитить тебя. Что скажешь?       Глаза Этайн почернели, волосы зашевелились без ветра, рука поднялась вперед, уперлась пальцем в грудь Мэллина:       — Скажу: ты примешь смерть из-за женщины!       Мидир наконец рухнул на купол защиты, разлетевшийся на множество осколков. Они запылали ярко-синим огнем, рассыпались искрами и погасли.       — Мидир, мне страшно! — закричал Мэллин.       — Не надо было пугать ее! — рявкнул Мидир.       Отшвырнул брата не рукой — волчьей лапой. Когти разорвали рубашку и вспороли мышцы. Треснули кости.       Схватить бы зубами, потрясти, сломать так, чтобы больше никогда… Мидир, услышав шорох, обернулся к осевшей на землю, бледной как смерть Этайн — и багровая ярость схлынула.       — Это просто глупый волк, — выговорил медленно.       — Не подходите! Не надо! Не подходите ко мне! Вы не понимаете! — выставила женщина открытые ладони.       — Тшш, все хорошо, все хорошо, — Мидир шагнул к ней, подхватил, прижал к себе. Обернулся к Мэллину: — Спрячься так глубоко, чтобы я тебя не видел!       — Ты мне руку сломал!       — Жаль, что не шею. Во-о-он!       Этайн не вырывалась. Дрожала и всхлипывала в его плечо.       — Мой король, что у вас творится? Все живы?       — Джаред, не мешай. Мэллин решил пошалить. Опять.       — Ох-хо-хо. Был чудовищный выброс магии. И это не ваш брат. Очень похоже, что…       — Все потом, Джаред. Потом!       — Дорогая, что с вами? — спросил Мидир как можно мягче.       — Это происходит, когда страшно или больно, — бормотала она. — Я пыталась, пыталась бороться! Училась у друидов, но все… Все стало только хуже! Я не хочу нести зло! А оно вырывается само, и я… Я тогда…       Она, придя в себя, сразу попыталась отстраниться. Мидир, придерживая ее за талию, осторожно посадил на траву.       — Я не хотела, друиды… настаивали на посвящении… Я не знала, не знала! Ни мужа, ни ребенка, ничего. Одно орудие! Женщины рожают, но не детей! Детей у них быть не может! Я не хочу!..       Слова перешли в рыдания, и Мидир вновь прижал Этайн к себе. Гладил по шелку волос, по вздрагивающим плечам, все еще укрытым его плащом.       Испугана, очень испугана! Он лишь добавил ей страху: одна, в чужом мире. И не сказал, ни на столько исчезает, ни что ей делать, пока его нет. А если бы Этайн отошла на несколько шагов и наткнулась на защитный купол?       Впрочем, был вопрос важнее.       — Джаред, как проходит инициация у друидов?       — Вам, видимо, интересны девушки-адепты?       — Советник!       — Да-да. Как много всего стало вас интересовать из мира верхних!.. Я ведь уже говорил — вы не хотели слушать. Говорил, когда предостерегал от связей с высшими, Не-сущими-свет. То ли несут свет, то ли уже не существуют. Людского начала в них остается тем меньше, чем выше они поднимаются как друиды. Многое поменялось с тех пор, как был подписан договор между двумя мирами. Они уже не ши и не люди. А все, кого я посылал в их капища, погибли.       — Джаред, какого фомора! Я не просил тебя!       — Вы король Светлых земель, вам не следовало знать об этом. Ваше знание черным флагом оповестило бы наших хранителей равновесия, что это разведка короля. А пока это всего лишь потуги обиженного ими полукровки Джареда. Друиды опасны, мой король!       — Тебя послушать, так мне вовсе нельзя выходить из Черного замка. Что ты знаешь о новообращенных?       — Извольте. Друиды подбирают их заранее, всячески холят и берегут, но и запугивают страшными карами особо талантливых. Лет в пятнадцать лишают девственности на алтаре: сначала жрец, затем помощники. Но рождаются не дети, инициация останавливает женскую суть, а заклинания особой силы…       — Хватит, Джаред!       Мидир оборвал разговор. Да что о себе возомнили друиды?.. Вряд ли девушке из знатной семьи прочили подобную судьбу. Вряд ли, дожив до пятнадцати лет, Этайн — невероятно притягательная Этайн — не знала мужчины. При всей свободе галаток это казалось невозможным.        Мидир спросил негромко:       — Но разве Избранная не должна быть невинна?       — Меня готовили для выгодного брака, — всхлипнула Этайн. — Я редко переступала порог дома. А уж отец и бабушка находили, чем занять каждый мой вздох. Гости шутили, что не знают, кто работает больше — рабыни или дочь князя Грюнланда! Я должна была в совершенстве знать все, что нужно королеве, все, что должно уметь. В детстве решила сбежать в армию, казалось, там легче будет. Поймали. Но вот только… когда друиды нагадали, что, выйдя замуж, я нарушу равновесие миров, дорога у меня осталась одна. Бабушка словно обрадовалась, а я… Я не хотела идти этой дорогой!       — Я обещаю, никто больше не обидит вас, — вырвалось у Мидира.       — Эохайд сказал то же самое, — сквозь слезы улыбнулась Этайн.       — Так вы ушли к нему?       — Он меня не видел ни разу, не замечал, хотя часто приезжал к отцу. И почти всегда кто-то согревал его ночью. Я решила: пусть раз, но с тем, кого люблю.       Она вытерла слезы, улыбнулась, словно извиняясь за себя.       Открытость и честность Этайн поражали. Обычно очаровывал Мидир, когда — словами, когда — взглядом или улыбкой, в которой женщины тонули, забывая обо всем. Но он все больше чувствовал себя мухой, попавшей в мед. Вересковый мед, подсказало сознание.       — А потом? — подтолкнул он женщину. Теперь ему лучше знать все заранее. И кто из них добыча, еще поглядим.       — А потом, утром раздались крики: «Где Этайн?», и мы просто сбежали. Произнесли вересковую клятву на площади Манчинга — и на год я стала королевой галатов. Эохайда не смутило то, что наш брак что-то нарушит в небесной сфере.       —  Меня бы это тоже не остановило, — усмехнулся Мидир. — Впрочем, его влекла не только ваша красота.       — Да, я знаю, знаю! Ему было выгодно стать моим мужем. И он вовсе не любил меня, но защищал и берег. Это ничего не меняет. Я его люблю и буду любить всегда.       За что Эохайду досталась Этайн? Что она в нем разглядела? За что ему эта переменчивая, как вольный ветер, притягательная до зубовного скрежета женщина?       — Вы много рассказали мне о себе, моя королева, — решил Мидир уйти от обсуждения ее мужа. — Желаете ли что-то узнать обо мне?       Этайн помолчала, потом произнесла с болью:        — Зачем вам дети? Зачем вы крадете земных детей? Неужели для жертвоприношений?       — Очередная нелепая выдумка! — возмутился Мидир. — Даю слово, ни один мой подданный не украл земного ребенка!       — И правда, — она посмотрела прямо в глаза. — Вы не обманываете, — улыбнулась, перестала волноваться и спросила с наивным любопытством: — А ваши дети, они рождаются волчатами или детьми?       — О, вас интересуют наши брачные обычаи?       — Я не то… Ах, Мидир! — всплеснула Этайн руками.       — Детьми, как у людей. Обращаться мы начинаем лет с пяти.       Порыв ветра зашумел кронами, плеснул волной, зашелестел травой, и Этайн оглянулась с испугом. Мидир еле сдержав свой порыв обнять её и защитить. Произнес в надежде, что для Этайн это прозвучит не слишком откровенно:       — Я не должен был оставлять вас. Я больше не покину вас.       — Мне показалось, вы были очень далеко. Как вы смогли вернуться так быстро? Как он нашел меня?!       — Почуял.       — Волки чуют лучше людей?       Мидир кивнул, зная, что отсутствие ответа лишь распалит любопытство.       — Во сколько? В десять раз? В сто? Опять — нет?! Скажите уже! — взмолилась Этайн на его молчание.       — В тысячу раз.       — Да?! И как же я пахну? — она поднесла запястье к носу, задумчиво понюхала.       — Вам лучше не знать, — прищурился Мидир, и женщина торопливо спрятала руку за спину.       — Джаред…       — Мидир?       — Мне нравится говорить с ней. Я рад, что успокоил ее.       — Этайн — стихийный маг, недаром друиды за нее уцепились. Видимо, она пошла на столь рискованный шаг, как гейс, увидев Посвящение. Или что делают с младенцами после. Не нравится мне все это! Не вышло сразу заполучить Этайн, придумают что похуже, используя ее же силу и ее ошибку. Что там про расшатывание мира? Мощь мага под землей вырастает многократно. А если Этайн очнется и вспомнит, что была лишь забавой? Мой король, вы сами попадете в ловушку! Вы уже в ловушке. Вспомните, когда вы просто разговаривали с женщиной? Когда вы просто так разговаривали хоть с кем-то?       Волчий король молчал. Джаред, не дождавшись ответа, продолжил, и его тревога ощущалась даже на расстоянии:       — Мидир, послушай меня хоть раз! Не хочешь думать о мире, не хочешь думать о себе, подумай о ней! Она для тебя уже не безликая верхняя! Тебе хорошо с ней, ты вел себя как надежный друг, она доверяет тебе — не ломай то, что построил. Еще не поздно все…       — Когда это у меня женщина была просто другом, советник? — не выдержал Мидир.       — Простите, мой король, — отозвалось с привычным льдом. — Простите. Ваш советник забылся. Я помню свое место и свой долг. Я прослежу за нашим принцем, который слов не понимает, а развлечений жаждет… Не думал, что это в крови у всех сыновей старого короля Джаретта.       — Ты, если помнишь, его внук!       — Хотелось бы позабыть, но вы не даете. Я буду привычно молчать о важном.       — А я буду привычно помнить о твоем молчании.