О чем поет вереск

Чем ближе Мидир подъезжал к столице, тем больше народу встречалось ему на дороге. Вересковые пустоши без прекрасной травницы потеряли все свое очарование, и волчий король, скучая, разглядывал рыжеволосых галаток… Однако тех ярких, медно-золотистых прядей так и не увидел. Смертные уже начинали праздновать Лугнасад. Мидир, проезжая через очередное поселение, старался не прислушиваться: звуки человеческих песен немногим отличались от скрипа несмазанной телеги. Ремесленники и пастухи, купцы и земледельцы — все желали разделить пир с богами. Сверкали под солнцем боевые наручи всадников — даже воины из высшего сословия, не чинясь, сидели рядом с простолюдинами за широкими столами под тенью дубов и вязов. Только серо-белых балахонов не видно: друиды праздновали сбор урожая в своих капищах, прочно закрытых от посторонних. Устремлялись в темно-васильковое небо крики «Здравие Лугу!», взметывались кубки, выплескивая щедрую дань богам. Похвально. Но все же это пиво, хоть и неплохое — Мидир ощутил на языке горчинку хмеля. Лучше бы угостили вином! Хороший букет, подаренный лозой, куда приятнее старейшему богу, чем терпкость пива. Но это же люди, они небогаты, да и вкусы их довольно грубы. Вскоре начнут собирать пшеницу, а последние пять колосьев сплетут в косичку и примутся издалека метать серпы, чтобы отпугнуть гостей из Нижнего мира. Какая глупость! На самом деле ни его, ни его подданных никакие колосья не интересовали, а попасть в Верхний можно в любое время, было бы желание и магическая сила. Волчий король похлопал Грома по холке, чтобы не тянулся за куском каравая: шустрый голубоглазый подлеток предложил коню угощение. Галаты отличались как храбростью, так и радушием, однако селянка ухватила сына за руку и прижала к себе, торопливо и испуганно выговаривая слова оберега. За три тысячелетия ни один гном не оставил без молока кормящую мать, ни одна фея не унесла земного ребенка, ни один ши не увел без согласия деву, однако Мидир все чаще слышал не только: «Приветствуем вас! Славно вам будет у нас, пусть и нам хорошо будет с вами!», но и мольбы не забирать малых деток и юных дев. Малые детки Мидиру не требовались, от юных дев же впору было отмахиваться. К полудню стали видны широкий мост через реку и городская стена, идеальной петлей замыкающая столицу. Мидир поморщился: принесенные ветром запахи остатков пищи и человеческого мусора раздражали чувствительное волчье обоняние. Городские ворота, тяжелые дубовые, окованные металлом, в честь праздника были распахнуты, однако два копья грозно сомкнулись перед самой мордой Грома. Двое копьеносцев подошли ближе, уставились на Мидира. Конь попятился от неожиданности, дернул поводья. Еще четверо латников валялись под лещиной… И не было ни одного знакомца, кто вспомнил бы того ши, что стоял бок о бок с их королем в былых битвах. — Пускать не велено! — прохрипел один из двух стражников на входе и опустил забрало. Герб своего Дома — волка, воющего на полную луну — Мидир не скрывал, да и незачем. Ни одеждой, ни обликом он не походил на галата. То ли отношение к ши изменилось, то ли все уже забыли о древнем договоре. Определенно, надо бы расспросить Эохайда, с чего такие строгости и все ли в порядке в его вотчине. — С каких это пор двери Манчинга закрыты для мирного путника? — волчий король смерил стражников с головы до пят. — Путника? — прищурился рыжий. — Ты же фейри! — Да гони ты его в шею, этого прохиндея! — нацелил копье вояка в шлеме. — Сказано же, нельзя! — гаркнул рыжий напарник, держа шлем в руках и утирая пот со лба. — Следуй себе дальше! Пахнуло кислым элем и немытым телом. Гром всхрапнул, покосился недобро и ударил копытом, взметнув облачко рыжей пыли. Ладные горожанки в разноцветных хангероках поверх нарядных лейне, привлеченные громкими голосами, подошли ближе к воротам, зашептались, испуганно и восторженно глазея на приезжего. Пока Мидир размышлял, не вырвать ли по старому обычаю хребты и не повесить ли на ворота, хриплый грубиян махнул рукой, и четверо стражников подскочили, торопливо притворили заскрежетавшие створы. Владыка Светлых земель недобро прищурился. Фейри, значит, не пускают! А ведь в окна Эохайда, пусть издалека, но видны городские ворота. Чем так занят король галатов, что выглянуть не может? Сам пригласил и не ждет! Почему не предупредил стражу о собственном госте?! — Ступай, сказано же, — прохрипел неуемный галат. — А то сейчас друидов покличем, страху не оберешься. — А сами-то гнева богов не боитесь?! — выкрикнул Мидир — и поднял вороного на дыбы. Оглушительно заржав, конь грохнул копытами и разбил ворота настежь. Один стражник успел отскочить, другому треснуло по голове кованым створом. Галаты в ужасе замерли: вместо вершника перед ними предстал багрово-красный дракон. Царапнул по камню когтистыми лапами, встряхнулся, рассыпая алые искры, вздыбил гребень, расправил крылья — и с ревом выдохнул струю огня. Женщины завизжали и бросились врассыпную, мужчины присели, прикрываясь щитами. Да, за шесть лет мира галаты, кажется, всю смелость растеряли. Покрасовавшись в опаленных воротах, Мидир укорил себя за ребячество и вернул себе прежний облик, спрятав грозную мощь бога Нижнего мира. — Пропустите его, — образумился самый смелый страж, первым опасливо выглянувший из-за щита. — Это же Черный волк Эохайда! — И прибыл по его приглашению, невежи! — рыкнул Мидир. Он нащупал в кошеле веревку с узелками и кольцом короля галатов, намотал на кулак и сунул его в нос охранничкам. Бросил на дорогу подхваченные по случаю золотые дары с собственным изображением, которые тут же бросились подбирать. — Этого достаточно? Или еще что-нибудь показать?! — Нет, благодарим. Мы лучше сами что-нибудь вам покажем, не так ли? — стражник в доспехах низко склонился перед Мидиром и пихнул в бок того, что держался за шишку. Тот также переломился пополам и любезно предложил: — Мы проводим вас, куда скажете, милостивый государь. Просим простить за задержку. — Вы заставили ждать не меня, а своего короля. Пошевеливайтесь! Двое латников бросились вперед, поспешно разгоняя вездесущих зевак и назойливых торгашей. Манчинг оглушил привычным шумом и говором толпы, звоном кузен и скрипом гончарных кругов. Владыке Светлых земель, казалось, не было дела до мастерства смертных, но их успехи в строительстве и ремеслах удивляли, как и невероятный жар плавилен, который галаты вызывали безо всякой магии. Вскоре начались богатые и спокойные кварталы, где широкие улицы были вымощены терракотовыми плитами, а светлые дома ловили солнце островерхими черепичными крышами. Над столицей галатов разнеслись гулкие звуки отсчета времени — друиды каждый час ударяли в металлические щиты, словно напоминая городу, кто в нем главный. Особняк Эохайда скрывался за новыми воротами. Изящные цветы на кованых створах смело тянулись вверх, лишь по краям устало опуская головки. Стража осталась снаружи, а Мидир проехал вперед, под живую арку из переплетений алой и белой бугенвиллеи. Сад приветил благоуханием разноцветных куртин, сладостно-горьким хвойным духом, прохладной сенью буков и кленов в первых желто-алых пятнах осени. Широкий двор был чисто выметен, полотняный навес над входом спасал от солнца. Обитель короля галатов явно стала уютнее, словно ею занялся добрый управляющий или разумная женщина. Хоть волчьего короля не слишком интересовали чувства людей, он был рад, что не увидел Гератта ни подле стойл, где оставил Грома с наказом не волноваться, ни около королевских покоев на верхнем этаже. Конюший Эохайда, ставший его правой рукой, давно недолюбливал Мидира. Стража проводила на второй этаж, распахнула двери в покои короля галатов, и перед Мидиром возникла знакомая картина. Эохайд целовал девушку, сидящую на его колене. Волчий король прищурился — очень даже недурна. Он замер в проеме, подождал пару выдохов и рявкнул: — Будь здрав, король галатов! Эохайд вздрогнул и, резко обернувшись, согнал девицу. Она скользнула мимо, обожгла взглядом агатовых глаз, задела упругим бедром. Король галатов поднялся он с низкого ложа, мягко ступая, подошел к Мидиру, протянул руку: — Рад тебя видеть! А я ждал тебя вчера. Время безжалостно к людям, и они торопятся вкусить наслаждения жизни, думал волчий король, пожимая широкую ладонь. Шесть лет в Нижнем пролетели незаметно, а вот в Верхнем… От ярких голубых глаз Эохайда разбегались лучики морщин, в густых соломенных волосах заблестели серебристые нити. Исчезла сухопарость, стали шире плечи, обтянутые льняной рубашкой с искусной вышивкой, но мозоли от меча не пропали. Нет, на обрюзгших всадников, что из воинских искусств всего и знают, как рабынь по двору гонять, король галатов не походил совершенно. — С востока? — кивнул Мидир в сторону ушедшей. — Что, понравилась? — Сегодня я предпочту вино. — Кого-то уже присмотрел, не иначе, — подмигнул Эохайд и жестом пригласил гостя к накрытому приземистому столику. — Вино совершенно чудное. Неразбавленное, как ты любишь. Хозяин разлил вино по бокалам, протянул Мидиру. Приятно удивленный, что его вкусы помнят, волчий король пригубил темно-рубиновый терпкий напиток. Эохайд легко разрезал лежащую на железном блюде баранью ногу и воткнул в столешницу нож. Мидир засмотрелся и на блестящий от жира клинок — по кованому лезвию змеился туманный узор. Эохайд перехватил взгляд, обтер лезвие о рушник и протянул Мидиру. — Что скажешь? — разулыбался король галатов. — Он изумителен. — Возьми себе! — Благодарю, — ответил Мидир и подумал, что Эохайд в душе так и остался мальчишкой, который безоглядно делится самым лучшим. — А вино? — Мята. Фиалки. — Всего-то? — Жаркое лето, — призадумался Мидир. — Вереск, определенно. Теплое вино! Яркое, своенравное, но и мягкое. Такое не забудешь! Пил бы и пил. Эохайд поморщился, словно Мидир говорил не о вине. — Первый урожай наших виноградников. Да, мы теперь растим лозу сами. Это был хороший год. Но все меняется! — Да, меняется… — Мидир исподлобья взглянул на собеседника. — И ты изменился. Эохайд зыркнул с недовольством, но без злобы. Почесал пшеничную бородку, расправил плечи. — У меня кость широкая, — примирительно проворчал он и указал на деревянный поднос: — Бери пирог. — Раздобрел ты на пирогах с черникой, — не удержался Мидир. — В воинский пояс влезаю. И девки не жалуются, — с улыбкой отозвался король галатов и сразу же посерьезнел: — Мы стареем, а ши прекрасны всегда. Но знаешь, люди смогут удивить тебя! Эохайд протянул стеклянный браслет. Мастерски закругленные края придавали ему глубину; мерцавшие внутри полупрозрачного стекла синь и золото обещали исполнение желаний во всех мирах. — Он не наборный. Литой! — поразился Мидир. — Да-а-а! Безо всяких ваших штучек! — Но… как?! Браслет, сотворенный без капли магии, не уступал лучшим изделиям подземных мастеров. — Потолкуй со стеклодувами, может, тебе-то они и откроют секрет? — Для кого припас диковину? — вздернув бровь, деланно-равнодушно осведомился Мидир. — Для жены. — Для жены? — положительно, так много волчий король не удивлялся давно. — Не той, что, выходя, прожгла мне дырку в груди? Дерзка, но больше похожа на рабыню. — Нет, это… Это никто, — Эохайд повел плечом, малость виновато и озорно улыбнулся. — Ты меня знаешь! Не смог удержаться. Какой-то доброхот прислал с утра подарочек, — и перевел разговор на другое: — Как там твои короли, фоморский и неблагой? — Балор убивает всех, кто зовет его Балором, и страдает от бездетности так, что океан штормит и берег ходит ходуном. — А тот? Добрый недруг? — Хитрый змей Лорканн? Все еще мечтает убить меня. Тут наши мечты друг о друге сходятся. Он все надеется, что Балор украдет его непутевого сына. Непутевая дочь пропала сама. — А ты… все еще одинокий волк? — У нас браки редки. Женись вы, как мы, по любви, вымерли бы. Где ее найти, эту любовь? Ты-то нашел? Эохайд промолчал, встал из-за стола, огладил переливающиеся на солнце янтарные руны, окаймляющие окно и хранящие от всех потерь. Мидир не торопясь допил вино, полюбовался пузатым бокалом из дутого стекла: — Тогда зачем женился? — Галатов много, но мы разрознены, моя власть не так уж прочна. И вот я узнаю, что дочь моего врага влюблена в меня! — Эохайд развернулся, глаза его горели. — Что это было за приключение! Год прошел, а как вчера все случилось. Я ее украл из-под самого носа родни. Стерегли ее как зеницу ока, но мы сбежали — и заключили вересковый брак на площади Манчинга. — Так-так, брак подошел к концу. Его нужно расторгнуть именно сегодня? — Или остаться в браке навечно, вот только родня жены против. Есть одна мысль… — Как обычно, «в атаку»? — Да не-е-ет! — Эохайд самодовольно улыбнулся. — Припасен у меня на черный день лепрекон в коробочке. Браслет в руках полыхнул лазурью, напомнив об утренней встрече, и волчий король дал себе обещание: разыскать прекрасную Этайн во что бы то ни стало. Не сегодня, так завтра, пока полнится хмельным весельем неделя Лугнасада. — И для чего твоей беглянке этот брак? Захотелось власти? — Она любит меня, Мидир, — почти сердито ответил Эохайд и вдруг широко улыбнулся: — А спорит со мной, как и ты. — Возражать мужчине плохо для галатки. Возражать королю — плохо вдвойне. Зачем тебе такая жена? Мало наложниц? — Мидир вернул браслет и кивнул в сторону двери. — Другие ничего не значат для меня, — отмахнулся Эохайд. — А жена… Она то нежна беспредельно, то пылает огнем. С ней я испытываю что-то еще… Помимо удовольствия тела. — Ты действительно изменился. — Нам бы этот день продержаться! Родня весь год попрекала ее своеволием. Что я только им не предлагал, когда решил оставить ее себе… Этайн никак не может стать законной королевой! Но она будет ею! — рубанул воздух Эохайд. — Этайн?! — ошеломленно спросил Мидир, а король галатов повернулся ко входу быстрее, чем распахнулись двери и донеслись слова: — Мое сердце! В покои влетела женщина, принеся с собой аромат вереска, и… Мидир вдохнул глубже. Всё так! Другой запах — её собственный. Сладкий, пряный, словно тепло самой земли, дарящей и созидающей, от которого согрелись камни и посветлело дерево этого дома. Вереск и правда поет. Шелест травы, перезвон ветра, стук сердца… «Я никак не могу быть королевой». Разум согласен, а душа бунтует. Эохайд прав: настоящая королева! Хризолитовым огнем пылают глаза, короткая туника не скрывает крепкие бедра и налитую грудь, рыжие пряди укрывают плечи, медовый янтарь ластится к высокой шее, сильные ноги обвиты золочеными ремешками сандалий. Мидиру до боли в паху захотелось стянуть их зубами, коснуться хрупкой косточки на точеной щиколотке, обхватить губами, обласкать каждый пальчик, согреть кожу… Или что-нибудь сломать. Ломать было нечего, да и нельзя в чужом доме. Волчий король с трудом перевел дыхание. Сейчас Этайн показалась ему еще более прекрасной. Тяжелые серьги и дорогие браслеты украшали ее, не затеняя пламенной красоты. А она смотрела только на мужа. — Мое сердце! Эохайд подтянулся и словно бы враз помолодел. Обернулся к Мидиру: — Вот моя супруга! Не скрывая радости и не стесняясь, она подбежала к мужу, поднялась на носочки, коснулась губами щеки, лишь потом обернулась к гостю. Прижалась к Эохайду спиной, а его ладони скрестила на своей талии жестом столь естественным и милым, что Мидир сжал челюсти. Этайн несомненно любила мужа, а тот лишь снисходил до ее любви. — Разреши представить тебе Мидира, — негромко сказал Эохайд, — короля Дома Волка и всего Благого Двора, правителя подземного мира. Этайн коротко кивнула, ничем не давая понять, что уже встречала сегодняшнего гостя ее мужа. — Лишь одной его трети, — развел руками Мидир, словно печалясь о недостатке мощи. — Неблагие и фоморы — не в моей власти. Он склонился к руке Этайн, приникая губами к нежной коже. Но королева освободила руку сразу же, как только он чуть дольше положенного попытался удержать трепетные пальцы. Теплые глаза ее захолодели, напомнив волчьему королю о пронизывающем северном ветре. — Рада встрече, король Мидир. Для меня честь быть представленной верному другу моего мужа. Волчий король заставил себя улыбнуться. «Верному другу», надо же. Этайн произносила фразы отточенно, подобно искушенным придворным. — Я много слышала о вас, — холодно продолжила она. — Не все россказни — правда, — мягко заметил Эохайд. — Он прав. Я еще хуже, чем страшные сказки в мою честь! — не сдержался Мидир. — А не сами ли ши их и сочиняют? Вы — мастера обмана, — заметила Этайн. — Ши не лгут! — Но любят играть словами и прятать обман за истиной… Я слышала про вашего волка, того, что устроил бойню в городе. Это ложь или правда? — Что с тобой, дорогая? Волк он, а кусаешься ты, — провел ладонями по плечам жены Эохайд, и та опустила глаза. — Это правда, насчет моего волка. Кровь будит в нас природное начало, а ее было много, — сухо ответил Мидир. — Эохайд не дал забить его до смерти… — А ты взял на себя его вину и немалый выкуп за мертвых. Да еще помог мне с троном, — перебил король галатов. — А ты запретил ши пересекать границу города. Кстати, я тебе там ворота немного закоптил. Так уж вышло, меня — и пускать не хотели. Что за нелепица! Эохайд пожал плечами и опять повернулся к окну, за которым вновь прогудел гонг друидов: — Дело не в ши. После поговорим… Надо же, ровно к урочному часу! Мидир встал из-за стола, решив посмотреть, что так обеспокоило Эохайда. За стенами Манчинга над наезженным трактом поднимались клубы желто-серой пыли, с порывом ветра донесся гул приближающейся конницы. — Ты где умудрился столько врагов нажить? — Если бы врагов! Родственнички на обед нагрянули, — сжал кулаки Эохайд. — Мой отец и бабушка, — поспешила объяснить смущенная Этайн. — А с ними пара тысяч головорезов, — договорил Эохайд. — Благодарю, что приехал. И что успел. — Если бы я знал, что меня здесь ждет, то примчался бы куда раньше, — равнодушно сказал волчий король, окинув Этайн взглядом. Она улыбнулась ему как другу, решив принять ровность его речей вместо пламени его глаз. Затем обернулась к Эохайду: — Мое сердце, что ты задумал? — Забери ее, Мидир, — произнес он поверх головы жены, словно та не стояла рядом. — Всего до полуночи. — Я и есть твой лепрекон в коробочке? — ухмыльнулся волчий король. — А если бы я опоздал? — Тогда пришлось бы упрятать мою жену в самый дальний погреб. Но, зная ее бабку… Она отыщет Этайн в любом уголке нашего мира. — Нашего… — побледнев, повторила Этайн. — Этайн, чтобы быть со мной, ты должна уйти с ним. Верь мне. Мидир отвел взгляд. Доверять жену демону Нижнего? Глупо! Отказаться? Еще глупее. Ни одну женщину он не желал так сильно. Растворить вожделение можно лишь в бешенстве схватки. Пусть Эохайд сам остановит его! — Подожди! Есть идея получше. Я в полной силе и могу преподать урок этим заносчивым у… — Нет! — воскликнула Этайн. — Это же моя родня! Неужели нельзя решить дело миром? Или волк не может заснуть, не порвав чье-то горло?! — Моя королева против, — нарочито глубоко поклонился Эохайд. — Как я могу противиться? — Мне нужно разрешение, и не только на мой уход, — по чести произнес Мидир, скинув с пальцев черную змейку. Та скользнула через тень от руки, проползла до угла, свернулась кольцом и притихла, неприметная для смертных. Эохайд приложил широкую ладонь к груди. — Я, король галатов, разрешаю покинуть пределы Манчинга ши Мидиру и увести в Нижний мир мою королеву. Этого достаточно? — Более чем, — улыбнулся волчий король. — И по-королевски щедро. Мы уйдем прямо отсюда. Да, и прикажи выпустить Грома, он сам найдет дорогу домой. — Мое сердце, хорошо ли ты подумал… — осторожно начала Этайн, но Эохайд, бросив взгляд в окно, накрыл ладонью ее губы: — Не время для споров! Конница уже у ворот. — Слово сказано, моя королева. Закройте глаза! — Мидир обрисовал рукой спираль, разводя огонь перехода. Подхватил женщину на руки и шагнул в черное пламя.