Тринитророк-н-ролл

Ветер должен был шуметь в проводах и грохотать ржавым железом в подворотнях и здесь, наверху. Его не было. - … Ты думаешь, это может помочь? - Ты когда-нибудь слышала о Зеба Фарго? - Нет. Что это? - Ощущение собственной ничтожности вследствие неисполнения небом своих обязанностей. - Звучит… мрачно. Откуда это? - Дарк эйдж. Эзотерическое направление для эстетов и меланхоликов. Fuck the Kastaneda and Бах и Вербера с Коэльо туда же, если ты понимаешь, о чём я. - Почти. Не очень люблю Коэльо. Но… как это поможет нам остановить тьму? - Никак. Но я надеюсь, что осознание этого позволит нам вернуть ветер. Свет горел везде. Люди выкручивали на максимум яркость мониторов, включали фонари и фонарики; носили фонари налобные и фонарики на телефонах, ставили более мощные лампы в фонари уличные и жгли фонарики китайские. Эод начал понимать значение слова «истерия», и, чем больше вокруг становилось источников света, тем глубже в людях укоренялась паника: поначалу тлевшая, теперь она уже жгла их нестерпимо, и безумцы и безумицы сгорали – изнутри и заживо: некоторые ослепляли себя или близких, утверждая, что не хотят медленно сходить с ума и лишь сами выбирают окончательную темноту - часто не для себя. - Так что думаешь, Эод? - Ничего. - Мне кажется разумной версия с антифотонами. В самом деле, если есть частицы и античастицы, материя и антиматерия, то почему бы не существовать частицам Тьмы? А корпускулярно-волновая теория света… ну, была неполной. Такое уже случалось. - Я и не подозревал, что ты что-то знаешь о корпускулярно-волновой теории света, - серьезно заметил Эод и посмотрел на Офелию. Его карие глаза встретились с её зелёными, и, как бывало в таких случаях всегда, он почти сразу медленно отвёл взгляд. - Ты телевизор вообще включал? Там сейчас «корпускулярно-волновая теория» звучит чаще, чем «Мы вернёмся после коротко паузы». - Серьёзно взялись за дело, - Эод не удержался от улыбки. - Так что ты думаешь? – повторила свой вопрос Офелия, словно не уловив интонации коллеги. - Думаю, нам нужно погулять, выпить и заняться сексом. Впрочем, первые два пункта можно пропустить, - Эод улыбнулся шире, но смотрел он не на девушку, а вперёд, на горизонт центральной аллеи парка, который был куда ближе, чем вчера. Офелия покраснела, ткнула Эода локтем в бок и опустила голову: на её аристократически светлой коже краска проступала так ярко, что это заставляло её смущаться ещё сильнее. Офелия не стыдилось того, о чём говорил Эод – она стыдилась того, что от слов Эода ей совершенно не было стыдно. В первый раз он поцеловал её ещё в самолёте, и на протяжении всей командировки Эод ловил и целовал её совершенно неожиданно, и Офелия вспыхивала, потому что ей это нравилось, и сгорала от стыда, - потому, что не могла этого признать. Утренний звонок заставил Эода цитировать Блока, а Офелию – читать «Космо». - Все сотрудники компании отправлены в бессрочный отпуск. Наслаждайтесь вашей командировкой, - секретарша Любочка мерзко хихикнула в трубку. – Вечно. То есть неделю, - снова смешок. – На ваши счета переведены какие-то деньги… на виски должно хватить. - Благодарю, Люба, - ответил Эод и выключил громкую связь. – Выпью за твоё здоровье. Отбой. - Здоровье Любочки? – Офелия спросила потому, что чувствовала: чтобы не сломаться, нужно что-то говорить. - Грудь, - пояснил темноволосый и поправил очки. – Но у тебя тоже очень даже. Пойдём прогуляемся? - Тени переругивались между собой, И небо хмурилось, глядя вниз на меня. Я построил собор – кособокий, но свой, Он сбоит, но он собран лишь мной, И другие меня не манят, Да оно и понятно: эмбарго все сняты, И неясные блоки для ясных вещей попадают к нам в порт, Я пытался обнять терпкий бриз, только он необъятен, Да и лопасти мельниц, что вертятся вспять, никак не ослабят напор, И топорные методы нам не к лицу, протрубите отбой, Они взрезали высь, и, похоже, их надо менять; Тени переругиваются между собой, И хмурится небо, и смотрит всё вниз – на меня. Ветра не было. - Я… Эод, мне холодно. - Это ветер? – он спросил резко, даже грубовато, и схватил Офелию за плечо. - Нет. Мне кажется… мне кажется, это темнота. Тьма. Эод мрачно усмехнулся. - Хрена с два это антифотоны. Это зеба фарго. - Но… чьё? – Офелия поняла, что боится – до дрожи, дико и безотчётно, и страх этот безысходен, потому что он – сам по себе, без начала и конца, истоков и целей. - Наше, Офелия. Зеба фарго гасит свет, и, когда внутри его уже не остаётся, он начинает гаснуть снаружи. - А как же… ветер? - Он ничем не отличается от нас… он устал. Офелия посмотрела коллеге в глаза, и Эод почти выдержал взгляд. - Ты считаешь, я безумен? - Я считаю, тебе нужно отдохнуть. Пойдём отсюда, на крыше мне не по себе. Эод кивнул. Когда они вошли в квартиру, Офелия потянулась к выключателю, но её рука была поймана на полпути. Темноволосый привлёк её к себе и поцеловал. - Эод, что ты… - он провёл рукой по мягким светлым волосам и начал расстёгивать пуговицы на её блузке. – Эод… - Я, может, и безумен, - он не останавливался. – Наверное, я безумен. Скорее всего. Но мне не хочется растворяться в безумии одному. Вот это – страшно. Его голос был необычно нервным, чуть более глухим, чем обычно, и говорил Эод торопливо, как и боролся с пуговицами, - промахиваясь мимо слов и кусочков пластика, перебирая бестолково звуки и складки ткани. - Тебе страшно? - Страшно. Но не потому, что темно и штиль, а потому что я не могу ничего с этим сделать. - Но ты же веришь в свои стихи? - Не в стихах дело, но… да, верю. - А что тебе нужно ещё? – Офелия улыбнулась и поняла, что ей спокойно. Полумрак был мягок и уютен. Она скинула блузку, взяла Эода за руку и прошла в комнату. - Что ты видишь впереди? - Ничего. Темнота сгущается. - Там фонтан. Ещё позавчера его было видно. Там обнажённая наяда с кувшином, а вокруг какие-то рыбки. Она бронзовая или типа того, но это вряд ли, бронза же окисляется зелёным из-за того, что содержит медь. С другой стороны, почему бы не сделать памятник из бронзы существу родом из бронзового века? – Эод хохотнул. - Что с тобой? - Историю люблю. Представь себе, есть среди маркетологов и такие – правда, в меньшинстве… - Я не об этом. С тобой что-то не так. - Мне казалось, это с миром что-то не так, - улыбнулся Эод. – Пошли на крышу? - Зачем? – Офелия даже остановилась. - Уви… услышишь. Боюсь, мир уже не может нам ничего показать, но это не значит, что мне… нам нечего ему сказать. Им было тепло.. Одеяло было отброшено, потому что их укрывала темнота, и Офелия поняла вдруг, что ей никогда ещё не было так хорошо. - Что ты чувствуешь, Эод? - тебя и темноту. - А я… свободу? Это странно. Я не понимаю. - Это правильно. - Почему? - Потому что мы не хотим, чтобы Тьма приходила навсегда. Но… ты понимаешь теперь, почему бояться не нужно? - Нужно. Но не её. Эод улыбнулся и обнял Офелию крепче. - Я построила храм, - прошептала она. – Кособокий, но свой, он сбоит, но построен он мной, и другие меня не манят…